Клеопатра - Фаина Гримберг

[...] Он пополнил сенат, к старым патрициям прибавил новых, увеличил число преторов, эдилов, квесторов и даже младших должностных лиц. Тех, кто был лишён звания цензорами или осуждён по суду за подкуп, он восстановил в правах. Выборы он поделил с народом: за исключением соискателей консульства, половина кандидатов избиралась по желанию народа, половина — по назначению Цезаря. Назначал он их в коротких записках, рассылаемых по трибам: «Диктатор Цезарь — такой-то трибе. Предлагаю вашему вниманию такого-то, дабы он по вашему выбору получил искомое им звание». Он допустил к должностям и сыновей тех, кто был казнён во время проскрипций. В суде он оставил только две судейские декурии: сенаторскую и всадническую; третью, декурию эрарных трибунов, он упразднил.

Перепись граждан он произвёл не в обычном месте и не обычным порядком, а по кварталам и через домовладельцев, и число получавших хлеб из казны сократил с трёхсот двадцати тысяч до ста пятидесяти тысяч. А чтобы при обновлении списков не могли возникнуть новые беспорядки, он постановил, чтобы каждый год претор по жребию замещал умерших получателей новыми из числа не попавших в списки. Кроме того, восемьдесят тысяч граждан он расселил по заморским колониям. Желая пополнить поредевшее население города, он издал закон, чтобы никакой гражданин старше двадцати и моложе сорока лет, не находящийся на военной службе, не покидал бы Италию дольше чем на три года; чтобы никто из сенаторских детей не уезжал из страны иначе, как в составе военной или гражданской свиты при должностном лице; и чтобы скотовладельцы не менее трети своих пастухов набирали из взрослых свободнорождённых людей. Всем, кто в Риме занимался медициной, и всем преподавателям благородных искусств он даровал римское гражданство, чтобы они и сами охотнее селились в городе и привлекали других.

Он не оправдал не раз возникавших надежд на отмену долговых обязательств, но постановил, наконец, чтобы платежи должников заимодавцам определялись той стоимостью, какую имели их имения до гражданской войны, и чтобы с общей суммы долга были списаны все выплаты или перечисления по процентам; а это сокращало долг почти на четверть. Он распустил все коллегии, за исключением самых древних. Он усилил наказания преступникам; а так как богатые люди оттого легче шли на беззакония, что всё их состояние и в изгнании оставалось при них, он, по словам Цицерона, стал наказывать за убийство гражданина лишением всего имущества, а за иные преступления — половины.

Суд он правил необычайно тщательно и строго. Тех, кто был осуждён за вымогательство, он даже изгонял из сенаторского сословия. Брак одного бывшего претора с женщиной, которая только накануне развелась с мужем, он объявил недействительным, хотя подозрений в измене и не было. На иноземные товары он наложил пошлину. Носилки, а также пурпурные платья и жемчужные украшения он оставил в употреблении только для определённых лиц, определённых возрастов и в определённые дни. Особенно строго соблюдал он законы против роскоши: вокруг рынка он расставил сторожей, чтобы они отбирали и приносили к нему запрещённые яства, а если что ускользало от сторожей, он иногда посылал ликторов с солдатами, чтобы забирать уже поданные блюда прямо со столов.

День ото дня он задумывал всё более великие и многочисленные планы устроения и украшения столицы, укрепления и расширения державы: прежде всего, воздвигнуть храм Марса, какого никогда не бывало, засыпав для него и сровняв с землёю то озеро, где устраивал он морской бой, а на склоне Тарпейской скалы устроить величайший театр; гражданское право привести в надлежащий порядок, отобрав в нескольких книгах всё самое лучшее и самое нужное из огромного множества разрозненных законов; открыть как можно более богатые библиотеки, греческие и латинские, поручив их составление и устройство Марку Варрону; осушить Помптинские болота; пустить Фуцинское озеро; проложить дорогу от Верхнего моря через Апеннинский хребет до самого Тибра; перекопать каналом Истм; усмирить вторгшихся во Фракию и Понт дакийцев; а затем пойти войной на парфян через Малую Армению, но не вступать в решительный бой, не познакомившись предварительно с неприятелем».

Итак, Цезарь произвёл множество преобразований, которые отчасти представляются весьма популистскими; отчасти же — просто-напросто справедливыми и даже и гуманными; и — ещё от одной части! — просто-напросто несправедливыми и негуманными! Также возможно эти преобразования называть ещё и противоречивыми... Наверное, он доверял народу, что называется. Если бы не доверял, его бы очень сильно охраняли, и — в итоге! — не убили бы!.. То есть какой вывод? Наверное, очень простой! Когда правителя убивают, это происходит вовсе не потому, что общество, или какая-то часть общества, настроено (или настроена) против него, а потому, что его плохо, мало охраняют! Но дальше возникает, конечно, следующий вопрос: а почему его так плохо и мало охраняют? Потому что он слишком доверяет народу? Или ещё почему-то?.. Последний вопрос — гамлетовский вопрос, и потому будет задан через много веков после смерти Цезаря!..

Но Клеопатра ещё не знала, что он погибнет. Она заметила, разумеется, что и она и все прибывшие с нею лица находятся фактически под арестом. Поместье в Трастевере охранялось хорошо и тщательно. Тем не менее она оставалась спокойна. Она никак не могла избавиться от своего доверия Цезарю! Она понимала, что, в сущности, верит ему, как маленькая девочка может верить отцу или деду, или старшему брату. Она ещё, то есть также, понимала, что её в Риме не убьют. Цезарь уехал из Трастевере, пообедав с ней и Созигеном. Она невольно раскрыла глаза широко, смотрела на него, когда он уходил; было очень стыдно, потому что он ясно видел, как ей хочется, страшно хочется поговорить с ним наедине! И он даже сказал ей, прощаясь:

   — Мы ещё поговорим... — как-то так недоговорённо сказал... Да ещё и при Созигене!.. Но не в первый раз унижали её...

Но экскурсию по Риму, официальную экскурсию, ей устроили. Она отчего-то боялась, что сопровождать её будет консул Марк Антоний, но её никто не сопровождал, кроме римской охраны. Марк Варрон, тот самый, которому Цезарь доверил устройство библиотек, вежливый римлянин, прекрасно говоривший с ней по-гречески, привёз в Трастевере план города с описанием наиболее интересных мест. Он также передал ей настоятельную просьбу Цезаря, чтобы она, осматривая римские достопримечательности, воспользовалась бы римскими носилками и римской же одеждой. Она отвечала кратким «да». Спрашивать, собственно, было не о чем. Ей снова фактически приказывали продемонстрировать подчинение Риму, причём продемонстрировать именно в той сфере, где человек ещё хоть как-то имеет возможность быть более или менее свободным, в сфере такого более или менее частного дела, как выбор того или иного одеяния! Но она сказала «да», и она села в эти римские носилки, в лектику, с этим занавесом из пурпурного виссона, потому что среди богатых римлянок уже давно распространилась мода на всё восточное — кушанья, ткани, благовония, манера причёсываться; и она накинула поверх туники паллу — верхний плащ римских женщин, напоминавший мужскую тогу... Форум вымощен был каменными плитами, храмовые постройки показались ей жалкой копией греческих, да хотя бы даже и александрийских оригиналов! Она осмотрела храм Согласия, храм Яна и храм Сатурна. В храме Весты, хранительницы домашних очагов, египетскую правительницу встретили с приветствиями жрицы в скромных покрывалах, представительницы видных римских семейств. Клеопатра пожертвовала в храм пять дорогих и филигранно исполненных золотых кубков... В торговых рядах ей поднесли подарки, она благодарила. Цезарь — через Марка Варрона — настоятельно рекомендовал ей не брать в эту прогулку по городу ни Хармиану, ни, тем более, Ирас. И вот с ней никого не было из александрийцев!.. Её несли в лектике то в одном, то в другом направлении... О её желании не спрашивали. Ей показали Священную дорогу, по которой обычно проходили триумфальные процессии. Она, царица, правительница суверенного государства, находилась в полной власти носильщиков и охраны. Носилки были закрытыми, она разглядывала окружающее, раздвинув немного занавески. На улицах, на главной площади было много мужчин. Молодые одеты были на греческий лад. Женщин она не видела, но несколько раз ей попались навстречу закрытые носилки. Вероятно, в Риме богатые женщины передвигались в закрытых носилках, а простолюдинки сидели дома! Она опускала глаза, чуть колыхавшаяся завеса носилок открывала смутное мелькание босых ног рабов и высоких кожаных ботинок свободных римлян. Это был город мужчин. Если бы она была просто женщиной, она вполне могла бы и командовать кем-нибудь из них, как многие женщины командуют своими мужьями и сыновьями! Но она вместо этого вышла на битву, на их мужское поле вышла, на поле борьбы за власть, где мужчины бьются друг с другом, а вступивших в эту битву женщин называют «чудовищами»!.. Царице Египта показали магазины и лавки Палатина, богатые виллы из белого мрамора... Впрочем, большая часть римских жилищ выглядела скромнее, черепичные красные крыши придавали городу праздничный вид. Попадались и большие трёхэтажные дома, но всё равно в Александрии такие дома были выстроены и обустроены лучше!..