Месть фортуны. Фартовая любовь - Эльмира Нетесова

— Когда вы с нею виделись в последний раз? — спросил Данил охрипшим голосом.

— Два года назад. Она сказала, что ты уже совсем большой стал. Закончил школу и собираешься пойти по пути отца — поступить в высшее мореходное училище, и отчим повезет тебя в Севастополь. Я попросил у нее твою фотографию. На память. Обещала прислать…

— Подлая тварь! Сука! — выдавил Данил, вспомнив, что не довелось ему ходить в школу после того, как попал в милицию.

— Бабка умерла год назад. Значит, три года уже прошло. Она — в Балтийске похоронена. А мать…

— Не называй ее так! Слышишь? Не смей, вонючая сука того не достойна!

— Прости! Мы оба ошиблись в ней. Ты — поневоле! Матерей не выбирают. А вот я!.. Я интересовался тобой! Жаль, что ни разу ее не проверил!

— Когда ты в последний раз дал ей деньги для меня?

— Она один раз отказалась от них. В последний приезд. До того — охотно брала, не гнушалась и не боялась мужа.

— А может, и он — «липа»?

— Паспорт ее видел. Действительно, фамилия другая и штамп ЗАГСа, данные о фраере. Все в ксиве имелось.

— Сколько башлей ты дал ей на меня?

— Прилично! На эти бабки обычные фраера всю жизнь дышат. И не одного, а пятерых выводят в люди без горя.

— Ты с нею по телефону говорил?

— Нет! Сам не звонил. Она — тоже. Может, не имеет телефона в квартире? А я не хотел нарваться на ее мужа. С тобою мечтал увидеться. А позвонить — не рискнул. Кем назвался бы? Да и сомневался, что захочешь разговаривать с незнакомым человеком. Мне казалось, что ты в нее характером будешь. Она — нелюдимая. Трудно шла на сближение с людьми. Жила замкнуто, как улитка. Вся в себе. Да и что мы все о ней говорим? Хватит! — оборвал сам себя Лангуст.

— Когда ты понял, что я твой сын? Сегодня?

— У Сивуча. Сразу. В первый же день, когда Задрыга вас привезла, — обнял Данилку за плечо, тот не отшатнулся, не отодвинулся. Прижался теснее к теплому боку.

— Дело не в имени! Хотя я его знал. Возраст, внешность, тоже случается, совпадают. Ты сказал адрес, где раньше жил. Я его хорошо помнил. О матери с бабкой поделился со мной. Тут и вовсе сомненья отпали. Но больше всего убедился по характеру, натуре, одни они у нас. Когда ты в бане разделся, я словно себя молодого в зеркале увидел. Стыдился признаться, сказать, опередив Задрыгу. Она, конечно, глазастая. Но и то не враз приметила и доперла. А я таился, молчал. За себя стыдно было. И за нее…

— Прав ты, отец, нельзя бабам верить… Недаром меня от них оберегал, чтоб ни одну не впустил в сердце. Теперь понял, почему ты боялся, чтоб не прикипел ни к какой, не влюбился.

— Сам я виноват! Кентов, вернее каких не бывает — проверял. А ее — ни разу! Хотя… Не должен был доверять ей тебя!

— Почему ты не забрал меня у нее еще тогда! Мне так плохо было с ними! Меня били соседи, милиция чуть не ожмурила. Меня ненавидели все и всюду! Я мстил им за это как мог. Других возможностей не было! Мал и слаб я был тогда, меня все гнали и презирали! В подземке почувствовал себя человеком. Когда выживать научился и другим помогал дышать.

— Забудь горькое, Данил. Теперь мы — вместе. Не просто кенты! Свои мы… Со временем сотрется из памяти горькое. Но если мне повезет увидеть ту падлу хоть раз, эта встреча для нее станет последней, — пообещал Лангуст.

— Пахан, ты кемаришь? — тихонько вошла Капка в комнату и тронула Шакала за плечо. Тот мигом проснулся.

— Чего тебе? — уставился на Задрыгу.

— Лангуст сына надыбал! Своего, родного!

— Ох, нашла чем удивить? Да если по пределу пошмонать, у него этих сыновей на тройку хороших малин наскребется.

— И вовсе не надо скрести никого! Его сын — в твоей малине!

— Чего? Ты что вякнула? — подскочил с постели, как ужаленный.

— А Данилка — сын Лангуста!

— Это тот колун, какого ты из подземки достала?

— Он самый!

— Ну и дела! Мне его одного мало не показалось, теперь второй на шею свалился. Слушай, Капка, увези его обратно к Сивучу! Он весь общак на шмар и на кабаки спустит! — взмолился пахан.

— Ты сам разрешил Лангусту привезти его из Брянска! Пусть канают вместе! Ты же меня терпишь? А я — тебя? Зачем же их отдирать друг от друга! Зато нынче, когда я доперла о том, лафово канать станем, знаем — не засветит, нигде не лажанет, не подставит. Потому что его Данилка в наших клешнях дышит. Им он не станет рисковать. Ни за что на свете!

— Верняк доперла, Капля!

— Он его на холяву для малины подготовит. Иначе, как «зелень» дышать будет? Сам и обкатает его и вместо себя — к тебе сунет. Кентом. Кажется, из него уже что-то лепит.

— Путевое?

— Самого себя заново растит из Данилы.

— Мать твою! Вот отмочит! Да он по молодости такое отрывал, что в фартовых легендах первейшим кобелем остался. Он один умел после буханья в кабаке всех шмар перетискать, а потом потаскух в пределе шмонать. Ни на его глотку, ни на его хрен никакого общака не хватит. Он жеребец, а не Лангуст!

— Сам себе бабки сделает, когда прижмет. У тебя не станет клянчить, — рассмеялась Задрыга.

— Посмотрим…

— Пахан, не ломай комедь! Гони магарыч за новость! Она того стоит! Ты мне не ботай, что не по кайфу услышанное. Теперь в надюге дышать станешь. И не только ты, а и малина!

— Зови их в хазу! — велел Шакал.

Капка открыла дверь в коридор. Услышала доносившийся со двора чужой, приглушенный голос. Задрыга тихо подкралась к двери, неслышно приоткрыла ее, прислушалась, вгляделась.

Какой-то пожилой человек сидел рядом с Лангустом, наклонившись к самому уху, бубнил:

— Я за ним год наблюдаю! Сам знаешь, впустую не молочу! Вступись ты за меня. На горло гад наступает. Ну, как я ему нынче

долг верну. Проценты сумму перекрыли. Озверел! Только ты его за душу взять сможешь! Выколоти пыль из барыги — ростовщика проклятого! Он меня и так по миру пустил, а говорит, что я его разорил! Вчера его баба отхватила манто из норки в комиссионном. Моим — жене и дочке не снилось такое. А он прикидывается. Так пусть и впрямь голым останется.

— Да нет у меня кентов! Менты давно уже всех замели. Да и я от дел отошел. Не фартую. На пенсию канаю нынче. По старости. Иль ты не видишь, что целыми днями в хазе морюсь! Никуда не суюсь. Дышу тихо. Никого не трясу. А твой гнус еще молодой. Мне не по клешням. Врежет в тыкву, я с катушек. Да еще ментов соберет. Охота мне из-за тебя на дальняке откинуться? Сами разборки устраивайте! — отмахивался Лангуст.

Задрыга поняла все. Лангуст, конечно, взял наколку в память и скажет о ней пахану, кентам. Но мужику заранее ничего обещать не хочет. Не верит ему, либо за накол долю не думает дать! А может, решил с него сорвать за услугу?

В городе Лангуст знал каждого. И того ростовщика и мужика, засветившего его. Капка не случайно внимательно прислушивалась и присматривалась к старику. Тот, едва чужой ушел, схватил Данилку, заторопился в хазу, к пахану вошел. Долго с ним что-то обсуждал.

Шакал не велел входить никому во время разговора. Даже Задрыге сказал не мешать. Слушал, спорил. Смеялся.

А потом позвал Чилима, Налима и Хайло. Впятером все обговорили. И в этот же день, когда за окном наступила ночь, отправились в дело — тряхнуть ростовщика.

— Почему свежаков одних пустил? — удивился Король, глянув на Шакала.

— Проверю кентов! Коль гавно, пусть сразу отмылятся. Не жаль. Заодно гляну, честные иль жмоты? Я знаю, сколько они сорвать должны. Все ли выложат? Иль для себя урвут? Вот тогда потрехаю с ними по душам! — рассмеялся Шакал и повернулся к Лангусту.

— Поздравляю тебя, старик! С сыном! Считай, у Фортуны из жевалок навар вырвал! Обломилось под старость кровного надыбать! Это радость! Канайте с нами! В кентах! Готовь сына в фарт. Ты ему нынче не только отец! — перевел взгляд на Данилу:

— Ты, кент, одно секи! Из паханов легко можно вылететь. Не пофарти маэстро, или лажанись с кентами, либо в ходке — и все! Вышибут! Все заклинит, что в прошлом было! Кого выручал, спасал от ожмуренья… А вот из отцов выбить — никому не дано! Это — от самого Господа Бога! Дорожи, что заимел родного человека! Береги его! Он тебе — один на всю жизнь! Мы Лангуста уважаем! Иные даже любят его! — глянул на Капку.

— Тебе его больше самого себя жалеть надо! И учиться всему! Я этим не брезгую, хоть и пахан! — повернулся к старику:

— Прибарахлитесь! Чтоб к адвокату с понтом возникнуть. Хочу глянуть, что за баба, какую ты всегда в памяти держишь?

— Заметано! Нынче с ней сведу! — отозвался Лангуст. Шакал позвал его в комнату, снабдил деньгами. Велел одеться с шиком.

— Пахан, можно я с Данилой в одной комнате приморюсь?

— Да это можно! Но если он шмару присмотрит на ночь? Здесь? Ты же обещал сучонок на хазу? Как тогда? Или ты себе затащишь бабочку, чтоб плесень стряхнуть? Не то получится! Так? Канайте врозь, дышите вместе! Усек, Лангуст?

— Эй, фартовые! — услышали голос со двора. Стремач доложил пахану, что возник участковый. Требует его и Лангуста.