Смертельный удар - Ричард Цвирлей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Столик опустел, но в этот момент дверь бара открылась и внутрь вошел Ричард Грубинский.
Гельза при виде важного гостя улыбнулся и выкрикнул:
– Мое почтение, пан Ричи. Столик для вас зарезервирован, то есть предлагаю занять служебный. Сейчас вам принесут пиво.
Владелец бара огляделся по сторонам и замахал рукой своему помощнику. Когда тот появился, шеф наклонился и достал из-под стойки красивую литровую кружку. Несколько таких кружек ему недавно привез друг из ФРГ. Они были слишком ценными, чтобы подавать в них пиво рядовым посетителям, поэтому он берег их для почетных гостей. А Ричи, которого хорошо знали все бизнесмены в окрестностях Старого города, принадлежал к категории почетных гостей.
Спустя мгновение на столе перед Ричи стояла большая кружка. Многие посетители из-за соседних столиков смотрели на нее с завистью, но ни у кого из них не было ни малейшего шанса на такое угощение.
– Разве что наступит капитализм, тогда литровые кружки станут обычным делом, как в Германии, а в барах можно будет выбирать из нескольких сортов пива, – фантазировал пан Чесь, когда клиенты расспрашивали его об этих кружках. – Думаете, я не хотел бы целый день продавать пиво, да еще подавать в красивой таре? Конечно, хотел бы, но что поделать, если больших кружек всего шесть, а пива хватает только на два часа в день. Когда проклятый коммунизм загнется, пиво разных сортов будет литься рекой, – говорил владелец бара, мечтая о светлом будущем. Но кто мог поверить в такие сказки. Все знали, что социализм в Польше держится изо всех сил, и ничто не указывало на то, что в этой стране что-то может измениться.
Едва Ричи успел пригубить пиво, как в баре появился Мирек Бродяк. Он похлопал Грубинского по плечу и указал на улыбающегося Олькевича, который захотел его сопровождать.
– Теося ты, кажется, хорошо знаешь, – улыбнулся Мирек, усевшись напротив.
– Конечно, знаю, – проворчал Ричи, не слишком довольный присутствием Олькевича. Они познакомились два года назад, при неблагоприятных для Грубинского обстоятельствах. Теофиль тогда арестовал его в ресторане «Смакош» по обвинению в убийстве. Только благодаря вмешательству Мирека ему удалось выпутаться из неприятностей. Если бы дело об отрезанных руках пошло по тому пути, на который его пытался вывести Олькевич, Ричи загремел бы в тюрьму на двадцать пять лет.
– Здравствуй, Ричи. Я должен был прийти сюда с Миреком, потому что этот труп идеально подходит к нашему делу, которое мы с ним сейчас ведем, – объяснил свое присутствие Олькевич.
– У нас действительно похожее дело. Расскажи, что тебе известно, может, нам это чем-то поможет.
– Шеф сказал вам это принести, – объяснил помощник, поставив перед милиционерами литровые кружки.
– Мое почтение, – обрадовался Теофиль и сразу обмакнул губы в пене. – Рассказывай, Ричи.
– Дело вот в чем, – начал свой рассказ Грубинский. – В субботу парочка отморозков напала на улице на моего человека, который вез наличные. Они отобрали у него деньги и исчезли.
– Много было денег? – поинтересовался Бродяк.
– Дневная выручка. Несколько тысяч баксов.
– Неплохо вас ощипали, – рассмеялся Теофиль. Ни ему, ни тем более Бродяку не нужно было объяснять, о какой выручке идет речь. Они хорошо знали, каким родом деятельности занимается их собеседник.
– Они знали, что ничем не рискуют, когда напали на мужика с левыми деньгами. Для Гражданской милиции дела нет, если деньги нелегальные, ты не можешь пожаловаться. Единственное, чего им стоит опасаться, это твоя месть, – резюмировал Мирек.
– Вот именно, я ведь не могу заявить, что у меня украли деньги. Мне пришлось начать поиски, и поэтому я отправил в город своего человека – Чеся. Ты его знаешь, Мирек, это тот боксер со сломанным носом.
– Я его видел у тебя несколько раз. Он их нашел?
– В том-то и проблема, что я не знаю. Он отправился в город в субботу и до сих пор не подает признаков жизни.
– Он мог загулять. Выпил и где-то отлеживается, – предположил Теофиль.
– Какое там, – отмахнулся Ричи. – Если бы загулял, отгреб бы по полной. Мои люди хорошо это знают. Сначала работа, потом развлечения. Тем более Чесь выпивал только дома. Так мы с ним договорились. Есть работа, неплохой заработок, конец похождениям. Раньше он любил выпить и пошуметь. Он уже давно отправился бы на кладбище. Но я вовремя им занялся и вернул его к жизни. Поэтому я не могу понять, почему он не возвращается. Я взял дело в свои руки и достаточно быстро узнал фамилию и адрес одного из тех отморозков, что меня обокрали.
– Это кто-то, кого мы можем знать? – спросил Бродяк.
– Если ты интересуешься местными наркоманами, то да. Его зовут Домагала, и он живет на Рыбаках. Я сегодня туда поехал и наткнулся на производство наркотиков. Домагалу там не нашел, но встретил его младшего брата, который ничего не знал. Он мне сказал, где я могу найти его брата. Я уже хотел поехать на Глоговскую, в один притон, где он мог затихариться, но не доехал. Мне пришлось позвонить тебе.
– Хочешь, чтобы мы поехали с тобой? – Миреку не слишком хотелось вмешиваться в личное расследование друга-валютчика.
– Нет, Мирек, не в этом дело. Я позвонил тебе, потому что на той улице стоит машина Чеся. Когда я увидел ее, меня вдруг осенило. Как будто в голове зажглась лампочка. Он не появлялся два дня, его машина стоит неподалеку от дома, где живет Домагала, а в соседнем дворе в субботу нашли труп с пробитым черепом. Все это сложилось в единое целое. Может, мой человек нашел того, кто украл деньги, и нарвался. Его могли убить и выбросить на помойку. Разве нет?
– Все сходится, – пришел к выводу Олькевич. – В точь как было в Хвалишево, когда я был участковым. Эта пьянь Качмарек убила своего ребенка. Как будто случайно. Потом рассказывала, что хотела только наказать, потому что он капризничал. Но она была пьяная и не соображала, что делает, схватила первое, что попалось под руку, и ударила по голове. Это была кочерга, а ребенку было всего пять лет. Она ему череп пробила. Но она этого не знала, когда в доме стало тихо,
