Не отрекайся от любви - Мередит Дьюран

Шторы, годами преграждавшие дорогу свету, выцвели и из бронзовых превратились в уныло-желтые. Когда Эмма раздвинула их, движение на улице привлекло ее внимание. Уж кого она не ожидала увидеть, так это Маркуса Линяли, вышедшего из кареты.

Он поднял глаза. Она отступила, но слишком поздно. Он уже заметил ее и приветственно поднял руку. Нахмурившись, Эмма вышла в коридор. Внизу лакей открывал Маркусу дверь.

– В чем дело? – спросила Эмма, спускаясь по лестнице. – Что ты здесь делаешь? И как ты меня нашел?

– Мне нужно поговорить с тобой. – Он казался подавленным. Сиреневый жилет обтягивает намечавшийся живот, на носу красные прожилки, рука на перевязи. – У меня есть к тебе предложение. – Что-то в собственных словах, казалось, позабавило Маркуса, и он как-то странно усмехнулся. – С твоего позволения я хотел бы обсудить это.

– Ты можешь навестить меня у лорда Чада. Здесь я тебя не могу принять.

– Ах да. Я хорошо помню эту твою черту, Эммалайн. Ты вспоминаешь о приличиях только тогда, когда тебе это выгодно.

Эмма переглянулась с лакеем. Тот чуть поднял брови, предлагая свою поддержку.

– Уходи, или я велю выставить тебя, – сказала она.

– Даже если я пришел в память о некоем солдате из Курнаула?

В ушах у Эммы вдруг зашумело. Потом сквозь шум донесся голос лакея:

– Мисс? Мисс?! – Он шагнул вперед, чтобы подхватить ее, если понадобится.

– Нет, – выговорила Эмма онемевшими губами. – Все в полном порядке. Прошу вас следовать за мной, виконт.

Эта была самая длинная дорога в ее жизни. В Джемсон-Парке много мебели, а здесь нечему поглотить звук ее шагов и резкий стук сапог Маркуса по мрамору. Когда в яркое солнечное утро Маркус умчался из резиденции, Эмма думала, что он уходит из ее жизни навсегда. Как он мог узнать?

Воздух в салоне был затхлым. Эмма раздвигала шторы, стараясь выиграть время и собраться с мыслями, но когда повернулась, в голове ее отдавался только бешеный стук сердца и звучал панический протест.

Линдли прислонился к двери. Эмма втянула воздух.

– Хорошо, Маркус. Объяснись.

Он наклонил голову.

– Ты, должно быть, меня с кем-то путаешь, Эммалайн. Я никогда не слушался твоих приказов. – Он сделал паузу. – У тебя краска на рукаве.

– Я утром рисовала. Ты же знаешь, что я рисую. Что здесь странного?

Он покачал головой. Светлая прядь упала ему на глаза, и Маркус нетерпеливо отбросил ее назад. Эмма вдруг заметила, что он далеко не так спокоен, как ему хотелось бы казаться. Его взгляд блуждал по комнате, ни на чем не останавливаясь. Когда-то он заезжал сюда к ее родителям. Возможно, память о них призовет его к благопристойности.

Потом он повернулся к ней с отвратительной улыбкой:

– Твой скромный талант стал вульгарнее, чем я мог бы представить. Эти картины! Они чудовищны и годятся только для того, чтобы их сжечь, мисс Ащдаун!

Эмма чувствовала приближение развязки. И надеялась, что лицо не выдаст ее.

– И что же из этого, следует?

– Я тебе скажу. На всех своих картинах ты написала строки из военного донесения. Это донесение я отдал человеку, который был найден мертвым в моей палатке в Курнауле. Любопытно, что бумаг на его трупе не оказалось. Поэтому мне остается заключить, что их забрала ты и что ты убила этого человека.

Эмма смотрела мимо него. Листья дуба задевали оконное стекло. Какие они зеленые. Цвет глаз Джулиана, подумала она.

– Понятия не имею, о чем ты говоришь.

– Этот номер не пройдет. Видишь ли, я навел справки. Ты помнишь свой портрет? Тот, что твои родители послали моей матери? Один лейтенант тебя узнал и вспомнил, что видел тебя в лагере. Он говорит, ты искала мою палатку. Есть и другие очевидцы того, что ты входила в лагерь. И выходила от туда! Незадолго до того, как обнаружили тело моего адъютанта.

С каждым его словом ее мысли становились все яснее, а пульс – спокойнее.

– Он напал на меня. Я защищалась.

– В это трудно поверить. Ты знала, что я был там, но не пришла ко мне. Вместо того чтобы обратиться ко мне за помощью, ты предпочла бежать. Невиновная женщина так не поступит. Думаю, суд с этим согласится.

Почему тогда она была столь глупа и сбежала? Теперь все это казалось таким далеким.

– Я не знала, что делать, – сказала Эмма. Ее удивило, как равнодушно звучит ее голос. Она не могла найти в себе эмоций.

– Ладно, я пришел с предложением. Я в финансовом затруднении. И все из-за конъюнктуры рынка искусства.

– Ты купил мои картины?

– Да, чтобы защитить тебя, – нетерпеливо сказал Маркус. – Если ты предпочитаешь болтаться на виселице, пожалуйста. Убийство солдата в военное время – серьезное преступление. Но если ты выбираешь жизнь, мне это на пользу. Я мог бы воспользоваться твоим состоянием. Ты же знаешь, что твои родители предназначали его мне.

Эмма взглянула на него:

– Ты не можешь предлагать…

– Мы поженимся. Я получу твои деньги. И никто никогда не узнает, что ты убила человека. Иначе петля. Выбор за тобой, Эммалайн.

– Ты с ума сошел. Ты не можешь доказать, что я убила его.

– Ты так думаешь? А как ты докажешь свою невиновность? Свидетелей, видевших тебя в Курнауле, достаточно. И я совершенно уверен, что многие, от Алвара до Калькутты, помнят тебя под именем Энн Мэри. Я сказал тебе, что наводил справки. Клуб «Ост-Индия» – кладезь информации. Ты себе представить не можешь, сколько людей узнали тебя на портрете.

Эмма опустила взгляд на свои руки. Ее пальцы сплелись, костяшки их побелели.

– Если не думаешь о себе, так подумай о своих родственниках, Эммалайн. Карьера лорда Чада после твоей казни явно не пойдет в гору. Жизнь твоей кузины будет загублена. Твои владения конфискуют. Последствия будут ужасны.

Тишина. Долгая. Жуткая. Часы, сообразила Эмма, часы стоят. Она никогда не задумывалась, как много значит их тиканье.

– Нет. – Она не могла повернуть назад. Теперь нет. – Я этого не сделаю.

Линдли двинулся к ней, пыльный ковер заглушал его шаги.

– Возможно, тебя убедит другое. Надписи на твоих картинах изобличают не только тебя. Там есть доказательство сговора Оберна с мятежниками.

Эмма рассмеялась. Это слишком абсурдно.

– Ты мне не веришь? Значит, он не рассказывал тебе о своем кузене? Мальчишка был одним из главарей восстания в Дели. Мой адъютант записывал, когда Оберн посещал дома парня, давал ему деньги, рекомендации. Ты процитировала и это.

– Нет. Он лишь пытался помочь своей…

– Меня не интересует, что он пытался сделать. Выглядит все скверно. Я не хотел предавать это огласке ради семьи. Ведь если Оберна обвинят в измене, это наложит пятно на несколько поколений нашей родни. Но я готов на такую жертву.