Последний день империи - Мария Морозова

– Почти одиннадцать. Мы как раз собирались завтракать.

– Придется есть холодное, – проворчал господин Сэдли. – Костер не разведешь, дров нет.

– Ну почему? – хмыкнул Крыс, улыбнувшись. – Дров нет, зато у меня есть спирт, который можно было бы поджечь. Только тепла от него мало, а пироги госпожи Кримт обалденные и холодными.

– Это точно, – кивнул Нейт и полез в бумажный сверток. – Тут с мясом, а еще с капустой. Объедение.

Конечно, спорить никто не стал. Мы быстро разобрали свертки и принялись за еду. А после вкуснейших пирогов, запитых прохладным ягодным морсом, господин Сэдли вздохнул:

– Что ж, мне кажется, пришло время подвести некие итоги.

– Пришло, – согласился Кас.

На нем сразу скрестились три пары любопытных глаз.

– Я не знаю, в чем мы правы, а в чем – нет, – маг прикрыл глаза. – Но судя по тому, что мы успели узнать, картина вырисовывается такая…

Мы замерли, почти не дыша.

– Всегда считалось, что магическая энергия равномерно рассеяна в пространстве и маги просто черпают ее оттуда, чтобы использовать по своему усмотрению. Но, видимо, все совсем не так очевидно. Магия образует поле, которое подчиняется своим законам. У него есть силовые линии, есть полюса, куда течет энергия. И каждый маг – частица этого поля, неразрывно связанная с ним и обеспечивающая его целостность.

Силовые линии и полюса… Я стала всерьез бояться, что объяснения Каса будут слишком заумными и у меня ничего не получиться понять. Крыс тоже сидел с немного глупым видом, и только Нейт понимающе хмурился.

– Рождение и смерть мага – естественный процесс, на поле никак не влияющий, – продолжил Кас. – Но есть вещи, способные нарушить его стабильность. Например, массовая смерть одаренных. Или принудительное изъятие их силы. Все это создает лишнее напряжение в поле, поле прорывается, и тогда энергия просто начнет уходить, лишая мир магии, а потом и жизни.

Маг немного помолчал и продолжил:

– Так случилось и сейчас. Архиприор Амальфеус был одержим идеей силы, идеей вечной жизни. Он решил, что, отбирая чужую магию, сможет возвыситься над всеми остальными. И начал действовать. Не знаю, откуда, но ему в руки попала одна из древних книг, написанных на ар-раэне. Именно из нее архиприор черпал свои безумные идеи.

– Я сомневаюсь, что он смог хоть что-то правильно перевести, – подал голос господин Сэдли, державший в руках ту самую книгу, которую я стащила из храма. – Книга подлинная, это факт. Но ар-раэн очень сложен. Ученые тратили десятки лет на то, чтобы разгадать тексты Изначальных, и мало кому это удавалось. Скорее всего, Амальфеус просто сделал перевод в угоду себе, выдав желаемое за действительное.

– Согласен, – кивнул Кас. – Думаю, все началось лет тридцать или тридцать пять назад, после его прихода к власти. Сначала пропадали маги. Амальфеус выбирал одиноких, ничем не примечательных людей, иногда иностранцев, у которых в Равероне никого не было. Выкачивал из них силу и каким-то образом, скорее всего через артефакт, вливал себе. Сначала никто ничего не подозревал. А когда исчезновений стало слишком много и Магический Совет забеспокоился, пришла новая напасть.

– Маги начали терять силу, – кивнул господин Сэдли. – И нам стало уже не до исчезновений.

– Архиприор повлиял на магическое поле? – спросила я хмуро.

– Да, – ответил Кас. – То, что он делал, было противоестественным, жестоким и неправильном. Это было насилие над Нортаном, над естественной сутью вещей. И оно не могло закончиться хорошо.

– Мы полагаем, что в зоне полюса возник пробой, – Сэдли продолжил. – И именно через него выходит энергия.

– Получается, это все из-за одного человека? – неверяще прошептала я. – Ему захотелось долгой жизни, и он вот так случайно взял и устроил конец света?

– Даже одинокая песчинка бывает способна вызвать грандиозный обвал, – вздохнул мой бывший начальник.

– Да и не был Амальфеус один, – сказал Кас тихо. – Он не смог бы начать, если бы не нашел тех, кто поддержал его идею долгой жизни и пошел за ним. Возможно, и старый император знал об этом, ведь именно Дариан Второй так легко подписал все предложенные архиприором законы и декреты.

– Но все равно… В голове не укладывается.

Перекроенный мир, тысячи сломанных судеб, уничтоженные знания… И только потому, что у одного человека, наделенного слишком большой властью, что-то помутилось в мозгах. Немыслимо. От такой несправедливости хотелось плакать.

– Полюс в Мертвых горах? – поинтересовался Нейт, успокаивающе сжав мое плечо.

– Да.

– Значит, мы должны пойти туда и закрыть этот ваш пробой, – решительно заявил Крыс.

– Знать бы еще, как это сделать, – пробормотала я себе под нос.

– По пути разберемся. – Казалось, алхимика ничто не способно смутить.

– Куда нам дальше? – спросила тихо.

– Я почти дочитал, – оживился Нейт. – Знаете, в книге и правда описан поход. Только так… э-э-э… иносказательно. То есть, понятно, что они идут на север, но куда конкретно… Вот, например, – он стал листать страницы. – Из «Сердца империи, похожего на огромный живой организм, пронизанный венами улиц и дорог», – ну это понятно, из столицы. Зато дальше сложнее. «Город, омываемый горькими водами, по вкусу похожими на слезы». Но они ведь идут на север, а не на юг, к морю, где соленая вода. Или «выходи в Золотой день и следуй за Драконом, кусающим свой хвост, пока не дойдешь до Белых Башен»

Друг расстроенно вздохнул:

– Понятия не имею, что это такое.

– По пути разберемся, – хмыкнул Кас, повторяя слова Крыса. – Тем более, пока что нам совершенно нечем заняться.

– Ну, что такое Золотой день я, допустим, знаю, – неожиданно сказал бывший историк. – Так в древности называли день летнего солнцестояния.

– Во-о-от, – протянул Крыс довольно. – Уже что-то есть.

– А представляете, что самое интересное, – странно улыбнулся Нейт. – Я только сейчас обратил на это внимание, хотя когда-то читал всю серию… В общем, у Великолепной Пятерки не было имен, только прозвища.

– И что в этом интересного? – усмехнулся господин Сэдли.

– Просто послушайте, как их называли! – Друг выдержал драматическую паузу. – Провидица, Книжник, Алхимик, Механик и Маг!

В вагоне повисла изумленная тишина, разбавляемая лишь скрипом и стуком колес. Все явно пытались осмыслить то, что