Точка отсчета - Вадим Крабов

Чего ей стоило признаться в своем страхе! Пыталась выкинуть бывшего хозяина из головы и не могла. Но перешагнула через себя, не стала ничего выдумывать, сказала честно и… не смогла пересилить отвращение. Не к Чику, нет, а к… самой процедуре.

— Я все понимаю, Грация. Сейчас мы просто погреемся, и не переживай, я разберусь с твоим… — «хозяин» не сумел сказать, — бывшим Марком. Успокойся.

Как он его ненавидел! О мести Флорине позабыл вовсе. Теперь на первом месте стоял Марк.

— Правда? — спросила так многозначительно.

Что она имела в виду? Ох уж эти женские вопросы ни о чем и обо всем конкретно. Подразумевается: «Ты меня любишь?»

— Правда, правда.

Девушка доверчиво положила голову на грудь любимому и тихонько засопела. От нее веяло таким родным беззащитным теплом, что тело Чика успокоилось само собой. Сердце, как и предсказывала старая шарлатанка, собралось из разбитых кусков и забилось с новой силой. Ну, по крайней мере, так он сам оценил секундное замирание.

Их встреча, невозможное освобождение не стало для него открытием. Он, оказывается, всегда это знал, еще с момента знакомства по дороге к храму. Но вот чувство… не свойственны ему такие порывы. После полузабытой Джульетты — как отрезало. Только сам никакой чуждости не заметил. Как и в недавнем порыве вернуться домой вместе с горячим желанием немедленно убить Флорину.

Наутро Грация рассказала, как прожила этот год. Рассказ часто прерывался потоками слез и падениями на грудь любимого. Тогда ему приходилось ее успокаивать. Делал это неумело. Не привык к женским слезам, раньше просто уходил от истеричек, а тут совсем не истерика. Искреннее желание выговориться после долгого молчания. Внутри Чика холодело все больше и больше.

После расставания на пороге храма Лоос девушка еще долго вспоминала странного молчаливого варвара-раба. Мечтала в своих девичьих грезах о встрече, откидывая всякую мысль о невозможности, ждала, что вот-вот он появится и уведет в даль светлую.

Однажды хозяин вернулся из города в прекрасном расположении духа. Ввалился в комнату служанок и выгнал всех, за исключением Грации.

— Серпиния беременна! Пляши, Грация! Только что разговаривал с ней по амулету. — Марк, хоть и был пьян, но стоял твердо, и речь не заплеталась.

— Ой, правда? — Девушка искренне обрадовалась за подругу. — Как я рада! — И действительно заплясала, прихлопывая себе ладонями. — У нее будет ребенок! Какая она счастливая! А кто: мальчик, девочка?

— Наследник! — гордо произнес Марк. — Совершенно здоров, Родящие проверили. А тебя, как свою лучшую подругу, велела поцеловать в щечку!

Грация подбежала к хозяину и подставила щеку. Тот, взяв ее за плечи, смачно поцеловал. Вдруг его взгляд неуловимо изменился. Девушка ничего не заметила и хотела уже отойти, как хозяин снова притянул ее к себе и поцеловал в другую щеку.

— Ты чего, господин Марк? — удивилась она.

— Какая ты сладкая, — пробормотал он и впился в губы.

Грация ничего не поняла. Ее глаза расширились от удивления, но даже сейчас, во время совсем не отцовского поцелуя, и мысли не возникло о возможном насилии. Этот человек был в первую очередь отцом подруги и лишь потом хозяином, о чем часто забывала.

Изо рта несло перегаром, губы неприятно обслюнявились, и она наконец, с нарастающей паникой, начала отбиваться. Как могла. Отпихивала здорового мужика, пыталась крутить головой, но все бесполезно. «Не может быть, — зазвенело в голове, — этого просто не может быть, это не со мной, это не он…» Марк с силой, возбужденно дыша, толкнул девушку на кушетку.

— Я что, зря за ошейник платил! — прошипел он сквозь зубы. Его словно подменили. Взгляд стал плотоядным, с похотливой поволокой. — Раздевайся, шлюха, и не вздумай сопротивляться, я этого не люблю. Это приказ!

Ошейник, показалось, прожег всю шею насквозь. Боль была невыносимой, и она четко понимала, что избавиться от нее может, только в точности выполнив приказание. Как слетели верхняя и нижняя туники, рабыня не заметила, она осознала себя уже лежащей на кушетке, когда нестерпимое жжение бронзового кольца пропало.

Дальнейшее помнилось плохо. Точнее, это хотелось забыть. Боль впервые пронзенного тела не шла ни в какое сравнение с душевным опустошением, омерзением, грязью. От кого-либо другого, от разбойника это еще можно было ожидать, но от отца подруги? В детстве он сажал их вдвоем на колени и рассказывал занимательные истории. Крайне редко, но это было.

— Томила… — прохрипел Марк, кончая, и грузно навалился на Грацию.

Девушка с трудом дышала, боясь пошевелиться.

Встал хозяин мрачным. Обмотал нижнюю тунику и, выходя из комнаты, бросил:

— Никому не рассказывай. — Подумал и добавил: — И не вздумай повеситься или отравиться, это приказ. — За все время сборов ни разу не посмотрел на голую девушку.

Грация долго отмывалась и никак не могла отмыться. Грязь, казалось, въелась во всю ее суть. Служанки ни о чем не спрашивали. Все, кроме Хионы, которая все же язвительно проговорила:

— Ну как тебе хозяин? Расскажи, как он в постели. Я всю жизнь мечтала, — закончила уже злобно-завистливо.

Грация выбежала из комнаты.

Она, разумеется, молчала, но слухи разнеслись по вилле со скоростью молнии. Узнала и жена Марка. Та ничего не сказала, лишь презрительно кривила губы при случайной встрече, и это стегало больнее любых батогов.

Хозяин забыл о рабыне примерно на месяц, до очередного сильного подпития. Снова изнасиловал, а далее перестал стесняться и стал возить ее с собой. В поездки, на деловые встречи и не очень деловые. Неизвестно, что он к ней чувствовал, но друзьям, хвала богам, не подсовывал и каждый раз хрипел «Томила». Приодел, надарил украшений, поселил в отдельной шикарной комнате. Служанки, рабы и рабыни боялись сказать ей плохое слово, даже Хиона заткнулась — предел мечтаний любой наложницы. Не забыл сводить к целителю, дабы не случилось приплода. Любая рабыня была бы довольна, но Грации становилось все хуже и хуже.

Она замкнулась. На все вопросы отвечала односложно. От былой жизнерадостности не осталось и следа. Спасалась только тем, что отделила свое тело от души: это она и не она. Происходящее воспринимала, как с кем-то другим, не с ней и, что самое страшное, забыла варвара-раба по прозвищу Чик.

— Я вам за что деньги плачу! — бушевал Марк, мускулистый моложавый мужчина под пятьдесят. — Ищите! Найти живой или мертвой!

Он в сопровождении охраны и мага Пылающего, того самого, с ворот виллы, мок под затянувшимся дождем на высоком берегу Эры. Смеркалось, а он и не думал уезжать.