Всегда есть подвох! - Каверелла

— Погоди, погоди, — удивилась блондинка. — Ты хочешь ее выкрасть? Я не ослышалась?

— Мне тоже показалось, что он это произнес, — согласился книгочей.

На лице Нэльса не дрогнуло ни одного мускула. Он был серьезно настроен.

— А, как иначе мы сможем помочь первому хранителю? Если совет вынесет решение не в нашу пользу…

— Тогда быть может дождаться совета? — Перебила фонарщика Ольга. — Вдруг повезет.

Нэльс глубоко вздохнул.

— А если нет. Нужны обходные пути.

Книгочей засмеялся. — Нет, Нэльс. Как мы, блондинка, книгочей и фонарщик, сможем выкрасть, охраняемого Святой Инквизицией, Первого Хранителя, да ещё прямиком с Великого Совета? Это не просто безумство. Это абсурд! Ты головой не ударялся?

— Сколько у нас дней до совета? — Вместо того чтобы ответить, спросил фонарщик.

— Кажется один, — вспомнил Марк.

— Приходите завтра, я постараюсь все обдумать.

— Ну, надо хотя бы кого поопытней привлечь, — предложила Ольга. — Машиного деда и тех двоих. Они явно больше нас смогут.

Нэльс преисполненный благодарностью посмотрел на парочку растерянных друзей. — Лично я, никому кроме вас не доверяю.

— И зря, — отозвался вошедший в палату Улимор Харвенкус. — Доверяй, но проверяй.

Длинноносый плут улыбнулся и помаячил перед фонарщиком, баночкой с подозрительным содержимым.

— Это что?

— Это стальные осьминоги.

— Для чего?

Улимор присел рядом с фонарщиком.

— Это для твоих сломанных ребер. С помощью этих осьминогов, во время войны Кроноса со своими родственниками, здесь восстанавливали воинов. Пару дней и все переломанные кости срастались. Позволишь?

Нэльс переглянулся с книгочеем. Тот лишь пожал плечами.

— Пару дней говорите? — переспросил фонарщик.

— Всего пару, — подтвердил длинноносый лекарь.

— Пожалуй, и это слишком долго. Но… Мне что нужно их съесть?

Господин Харвенкус осторожно повернул крышку склизкой баночки и предупредил. — Да. Правда будет немного больно, живой организм все-таки проглотишь.

Нэльс кивнул.

Улимор открыл баночку и достал липкого серенького маленького осьминога.

— Только не жуй.

Фонарщик смело проглотил предложенное ему существо и в ожидании результата огляделся по сторонам.

— Проглотил? — С хитрой улыбкой поинтересовался Харвенкус. Как только длинноносый лекарь получил положительный ответ в виде уверенного кивка головой, то в буквальном смысле сразу набросился на Нэльса. Схватив бедолагу за запястья, Улимор с силой прижал фонарщика к кровати.

— Что все это значит? — Удивился Нэльс.

— Потерпи, — предупредил Улимор Харвенкус. — Сейчас будет очень больно.

Фонарщик и книгочей переглянулись.

Через несколько секунд, острая боль сковала грудь Нэльса. Настолько сильная, что юноше показалось, будто его ребра выламывают изнутри. На самом же деле, сантиметр за сантиметром в его кости проникали холодные щупальца осьминога. Остывая, они превращались в метал, раздирая грудь Нэльса на мелкие кусочки. Фонарщик изогнулся и терпел инородное напряжение столько, сколько выдерживала его воля. Но уже через несколько секунд, палату озарил душераздирающий крик.

— Эй, вы что делаете? — Прокричала Ольга.

— Потерпи, потерпи, — заботливо прошептал Улимор, продолжая силой удерживать Нэльса в нужном ему положении. — Ещё немного.

В груди фонарщика что-то хрустнуло. На густых ресницах появились соленные капли. Истошный крик, постепенно превращался тихое рычание, затем в слабый писк.

— Что вы с ним сделали? — Отпихнув длинноносого лекаря, возмутился книгочей.

— Теперь у вашего друга стальной корсет, — объяснил Харвенкус и постучал кулаком по груди Нэльса. — Теперь он почти что дровосек. Минута боли и никакие секиры ему теперь не страшны.

Фонарщик громко вздохнул, словно вынырнул из бурной реки.

— Ого! А можно и мне такую осьминожку? — Протараторил Марк и потянулся к склизкой баночке. — Я потерплю.

Улимор Харвенкус закрыл крышку и поспешил спрятать содержимое в кармане пиджака.

— Когда сломаешь себе что-нибудь, тогда и получишь угощение. А пока руки прочь. Стальных осьминогов не так много осталось. Их больше не добывают. Поэтому они могут действительно кому-нибудь понадобиться.

В разговор вмешалась Ольга.

— Поэтому вы припрятали их в свой карман?

— В аптечке моей гостинице, как раз этих осьминогов и не хватает, — последовал ответ. — Ничего не случиться, если позаимствую парочку.

За дверью послышались шаги.

— Что там происходит? — Прогнусавила женщина спешно поднимавшаяся по лестнице.

— Это она, — Марк и Ольга узнали обладательницу неприятного голоса.

— Толстуха, что нас не пускала, — прошептал книгочей.

— Всё, все тогда уходим, — длинноносый лекарь, схватил Марка и Ольгу за руки и потащил к двери.

— Но Нэльс? — возмутилась Ольга.

— Ничего с ним не случится. Придем утром. Идемте, — заторопил Улимор Харвенкус и вытолкнул молодежь за дверь.

Нэльс нашел в себе силы и произнес:

— Я жду вас завтра…

Наступил день Великого Совета. Давно представители каждого созданного четырьмя братьями рода не собирались вместе. Два дня слишком маленький срок, чтобы смогли появиться все оговоренные в списках, но большая часть перечисленных все же прибыла к назначенному времени.

Черно-белая стража в меньшем составе, чем была изначально, сопроводила Марию до комнаты Ожидания. Которая напоминала посеребренную клетку, переплетенную массивными стальными прутьями. Девушка осталась внутри, а стража окружила комнату снаружи. Здесь стояла мягкая тахта с полудюжиной белых подушек, маленький квадратный столик и пара удобных кресел напротив. На столе мерцал небольшой круглый аквариум с парочкой золотых рыб в чистой воде.

— Чего-нибудь желаете? — Осведомился кто-то из белой стражи.

— Провалиться, — огрызнулась Маша. — Спасибо, отвалите!

Сегодня решается ее судьба, а за последние день, к ней никто не соизволил явиться. Хотя, Маша понимала, что друзей, скорее всего к ней просто не пустили. Радовало лишь то, что когда она проснулась, на краю кровати лежали ее вещи: постиранные и отглаженные. Мария все же сомневалась, что обнаружит их после пробуждения. Старикашка, что снимал с нее мерки, был немного подозрительным, и девушка легко могла предположить, что тот подменит наряды. Но, слава Богу, обошлось. Хотя настроение у Первого Хранителя было паршивое…

— Паршиво, паршиво, паршивенько, — выдохнула девушка, медленно опускаясь на белоснежную тахту. — Эй! А кто-нибудь знает, когда начнется совет?