Дефолт, которого могло не быть - Мартин Гилман

Объявление тревоги и «Большой пакет»

Итак, в начале июня на рынке существовала уверенность в том, что идет подготовка крупного пакета финансовой помощи. С просьбой рассмотреть такую возможность Кириенко обратился к МВФ еще во время визита Одлинга-Сми в конце мая. 6 июня Одлинг-Сми направил письмо на имя Христенко и обозначил в нем дополнительные меры, после принятия которых МВФ мог бы организовать крупномасштабную финансовую помощь России. Затем 11 – 12 июня в Вашингтоне порядок действий обсуждался с Вьюгиным и советником премьер-министра по экономическим вопросам Ольгой Алилуевой. Вьюгин говорил, что власти готовы на жесткие меры, необходимые для восстановления доверия на рынках, но одновременно подчеркнул, что большинство предлагаемых мер требовало предварительного согласия Думы, и поэтому в существовавшем политическом климате их осуществление представлялось проблематичным.

Во избежание нежелательных реакций на рынках переговоры о дополнительной помощи было решено держать в секрете [175] . Стремясь умерить ожидания рынков, Камдессю на пресс-конференции в Казахстане сказал: «Вопреки тому, что думают рынки и комментаторы, это (то есть события в России. – Авт.) не кризис. Это не какое-то поворотное событие» [176] . 22 июня в Москву прилетели Фишер и Маркес-Руарте в сопровождении небольшой команды. Через два дня, по окончании визита, Фишер предупредил премьер-министра, что, судя по всему, это последнй шанс избежать экономического катаклизма.

29 июня Камдессю направил Кириенко письмо, изложив в нем главные принципы возможной договоренности об усилении программы и увеличении финансирования со стороны МВФ. Во-первых, необходимы были достаточно решительные фискальные меры, благодаря которым Россия смогла бы в короткие сроки сократить свои заимствования, а во-вторых, требовалось решительно осуществлять структурные реформы, которые в сочетании с уже достигнутым смогли бы обеспечить устойчивый и ощутимый экономический рост.

К концу июня ситуация ухудшилась. Специалист по глобальной стратегии на валютных рынках лондонского отделения JPMorgan Авинаш Персод выразил типичное на тот момент мнение рынка: «Утверждать наверняка, что девальвация (рубля. – Авт .) произойдет, нельзя ни в коем случае, но мы считаем необходимым предупредить, что риск присутствует существенный». Он отметил, что и время предоставления, и размеры внешней финансовой помощи имели критическое значение: «Выделение займа в недостаточных размерах и с задержкой сильно разочарует рынки» [177] .

После того как 26 июня доходность ГКО приблизилась к 75%, ЦБ повысил ставку рефинансирования с 60 до 80%. Но инвесторы все равно уходили с рынка, и доходность продолжала расти: 29 июня годовые облигации торговались на уровне 82%. Не прекратился спад и на фондовом рынке.

Наконец, о возможной девальвации рубля впервые публично высказался руководитель высшего уровня. Выступая 29 июня в думском комитете по бюджету, Михаил Задорнов сказал: «Если в ближайшие месяцы собираемость налогов не увеличится на треть, нельзя исключать девальвации рубля. Мы либо собираем налоги посредством законодательных изменений, либо нас ждут совсем другие сценарии». Пресс-служба правительства поспешила опровергнуть его слова, заявив, что они были «неверно истолкованы». Но было поздно. Рынок уже получил тревожный сигнал.

Председатель ЦБ Дубинин снова заверил общественность, что возможность девальвации не рассматривается. Он сказал, что у правительства и у Центрального банка достаточно сил и средств для того, чтобы избежать девальвации рубля. Но в то же время он не скрывал, что налицо реальный кризис. В интервью телеканалу ОРТ он сказал, что разделяет мнение Задорнова, что положение серьезное.

В МВФ на конец июня ситуацию оценивали следующим образом. С одной стороны, продолжение помощи российским властям с целью поддержания их усилий, направленных на защиту макроэкономической стабилизации (низкой инфляции и стабильного рубля), было связано со значительным риском. С другой стороны, прекращение помощи могло иметь для России, региона и международных рынков последствия не менее серьезные. Так что если российская сторона была готова действовать, невзирая ни на что, то и МВФ должен был сыграть свою роль в предотвращении краха. На тот момент считалось, что при самом благоприятном стечении обстоятельств политику в отношении обменного курса следовало оставить без изменений. А для этого властям необходимо было принять целый пакет дополнительных фискальных мер, призванных убедить рынки, что политика в налогово-бюджетной области реалистична и осуществима и позволяет поддерживать существующий обменный курс.

По подсчетам МВФ, даже после исполнения экономической программы на 1998 год в полном объеме и при снижении доходности ГКО в 1999 году в среднем до 25% требовалось формировать бюджет исходя из сокращения дефицита на 3 – 4 процентных пункта ВВП, почти до бездефицитного уровня. Другими словами, поскольку все возможные сокращения расходов уже были использованы, в бюджет на 1999 год следовало закладывать существенное увеличение доходов. Меры, которые могли бы обеспечить такой прирост, активно обсуждались с правительством в период с 27 июня по 12 июля. Последние два дня в переговорах участвовал также Одлинг-Сми, прилетевший в Москву, чтобы согласовать с Кириенко нерешенные вопросы.

При обсуждении дополнительного пакета помощи (получившего название «Большой») команда МВФ понимала, что даже при безупречном исполнении новой программы неуверенность на финансовом рынке все равно могла вызвать такое давление, что защищать текущий обменный курс рубля и далее стало бы невозможно. На этот случай предусматривались разовая девальвация [178] . Однако, поскольку сама по себе девальвация только усугубила бы дисбаланс в налогово-бюджетной сфере, требовалось дополнить ее крупномасштабной операцией по конвертации долгов [179] .

«Большой пакет» должен был в первую очередь убедить рынки, что процессы в налогово-бюджетной сфере находятся под эффективным контролем. Сотрудники МВФ были согласны с правительством, что все меры, способные серьезно повлиять на результаты 1998 года, и так уже приняты. Поэтому для завоевания доверия рынков акцент делался на планах на 1999 год и последующую перспективу. Убедившись, что правительство серьезно намерено удержаться в 1999 году в консервативных финансовых рамках, инвесторы согласились бы сохранить свои позиции по рублевым активам.

Следует отметить, что внутри МВФ к такому подходу относились с большим скептицизмом, поскольку в предыдущие годы Россия уже не раз демонстрировала свою неспособность исполнять согласованные планы. Даже внутри команды, ведшей переговоры, задавались вопросом, почему после столь долгого и безуспешного обсуждения всех этих похвальных мер они именно теперь вдруг стали приемлемы и осуществимы? Многие считали, что серьезность намерений российских властей ничем как следует не подтверждена и что в лучшем случае все кончится частичными улучшениями, не более того.