Напарница - Наталья Авербух

Я поперхнулась во второй раз.

— Сосватать?! — в ужасе переспросила я.

— Да, моя дорогая, а почему бы и нет? — удивилась госпожа Дентье. — Вы молоды, красивы, богаты, к тому же ваш почтенный дядюшка наверняка даст за вами хорошее приданное из своих собственных средств. Хозяин Перте у нас — самый завидный жених — из хорошей семьи, богатый, образованный, прекрасно воспитанный и, что важно для молодёжи, удивительно хорош собой. Почему бы вам ни приглядеться друг к другу поближе?

Я покраснела и пробормотала что-то несуразное насчёт своего опекуна, у которого может быть своё мнение на этот счёт, и госпожа Дентье удовлетворённо кивнула, заметив, что, если дело пойдёт на лад, я могу написать дядюшке в столицу, а она, со своей стороны, не поленится приписать несколько строк, чтобы способствовать счастливой развязке. У меня осталось тягостное чувство, будто почтенная Агнесса Дентье пытается меня, грубо говоря, обмишурить. Должность синдика гильдии городских стрелков могла считаться почётной, человек, занимающий её, вполне мог быть знатен, но вряд ли особенно богат. И, к тому же, так дела не делаются ни в Дейстрии, ни в Острихе: чтобы молодого человека представляли самой девушке как возможного жениха, собираясь добиться благословения родных задним числом… Я достаточно долго вращалась в высшем обществе вместе со своей бывшей нанимательницей Амандой Рофан, да и в более скромной среде держала ушки на макушке. У нас молодой человек мог понравиться девушке до знакомства с её родителями, но о серьёзных намерениях он заговаривает только с ними, а уж «устрицы» скорее умрут, чем поверят в способность юной особы самостоятельно решить свою судьбу.

Пока я мысленно возмущалась насчёт хитрых увёрток, с которыми мне — точнее, знатной девушке Ивоне Рудшанг, — подсовывают жениха второго сорта, в комнату снова вошёл слуга, объявляя о приходе гостей, мы с хозяйкой поднялись на ноги, приветствуя их, и на пороге появилась дородная фигура госпожи Перте в сопровождении светловолосого молодого человека.

К счастью, я стояла чуть позади квартирной хозяйки, заслоняемая её фигурой, и ни она, ни наши гости не увидели, как я вздрогнула при виде Дрона Перте — хорошо одетого молодого дворянина, который двигался так, словно его всё ещё беспокоили недавние ранения. Плащ и шляпу он оставил в прихожей, и теперь я могла, наконец, рассмотреть при свете дня человека, которому столь опрометчиво спасла жизнь позапрошлой ночью. Сегодня на нём был светло-серый камзол, такого же цвета короткие, до колен, штаны, белые чулки и чёрные с серебряными пряжками туфли. Этот наряд резко контрастировал с тем, в котором он сражался на площади Трёх свечей, и придавал молодому дворянину вид крайне добропорядочный и безобидный.

Впечатление слегка портило лицо — хоть Дрон Перте и был весьма хорош собой, как и обещала госпожа Дентье, но волевой подбородок и хищные очертания рта, выдававшие в юноше убийцу, он изменить не мог — в отличие от выражения серо-голубых глаз, которое могло бы принадлежать самому мирному священнику у меня на родине. Я, пусть и не сразу, сумела совладать с собой и, когда ко мне подвели молодого человека, поприветствовала его настолько безмятежно, насколько вообще умела разговаривать. Увы, я была лишена возможности изменить голос, не вызвав недоуменных вопросов госпожи Дентье, а потому не слишком надеялась остаться неузнанной. Дрон Перте владел собой ещё лучше меня — он не вздрогнул и никак не выказал удивления при звуках моего голоса, но пристальный взгляд, которым он меня наградил, поднося к губам мою руку, был достаточно красноречив.

— Счастлив быть представленным вам, хозяюшка, — произнёс он каким-то особенным тоном, который сразу придавал двусмысленность сказанному.

— Взаимно, — несколько неуверенным голосом поддержала беседу я, чувствуя предательскую слабость в ногах. Заметив это, Дрон Перте самым вопиющим образом нарушил приличия, подведя меня к стулу и помогая усесться. Если представительниц старшего поколения это и задело, то они удивительно хорошо сумели скрыть своё неодобрение. Вскоре мы все вчетвером сидели за столом, причём молодой человек, поощряемый одобрительными взглядами своей матери, оказывал мне такое внимание, какого не видела и Аманда от своего богатого жениха острийского банкира Шерена. Впрочем, надо быть справедливой, моя бывшая нанимательница не хотела ни видеть жениха, ни быть объектом его внимания.

С сожалением должна признаться, что мне оказалась не по зубам роль богатой невесты, три раза на дню отклоняющей предложения руки и сердца от охотников за приданным, которую я собиралась играть согласно легенде. Как, увы, не сумела я выдержать и роль искушённого знатока человеческих характеров, которая подходила бы сотруднице дейстрийского бюро безопасности. К моему крайнему изумлению и, я бы даже сказала, разочарованию в собственном характере, я вела себя как наивная дурочка, в первый раз в жизни столкнувшаяся с мужским вниманием. Говоря по совести, такой или почти такой я и была. Будучи продавщицей в шляпной лавке, я сталкивалась только с неуклюжими любезностями покупателей, которые подчас принимали меня за представительницу совсем другой профессии, и с трогательно-неловким ухаживанием молодого человека из цветочного магазина, который только и мог, что ходить за мной следом, время от времени строя воздушные замки о будущем нашем совместном благополучии. Служанкой же я и вовсе была обречена на невидимость для мужских взглядов, ибо моё приближённое к госпоже положение выводило меня за рамки внимания простых лакеев, но всё же его было недостаточно для того, чтобы меня замечали знатные господа. Тирса Банг прожила так мало, что о ней и говорить нечего, а за время службы в бюро ни один мужчина не набрался достаточно смелости, чтобы взглянуть на меня с интересом: даже в глазах самых неосведомлённых сотрудников я была окружена неким мрачным ореолом. Что же касается напарника, то его поведение можно было бы назвать как угодно, но только не ухаживанием.

Печальное подведение итогов моей короткой и пронизанной одиночеством жизни прервал заботливый голос Дрона Перте, который, конечно же, заметил, что я бледна, задумчива и ничего не ем. А госпожа Дентье ещё и поспешила поведать гостью о моём нездоровье, уже вторую ночь лишавшем меня сна и о своих намерениях сводить меня к морю, которые были, как вы помните, прерваны неурочным визитом.

— Зачем же вам, милостивая хозяйка, утруждаться? — вежливо проговорил Дрон Перте, поднимаясь на ноги. — Если матушка позволит, я могу сопроводить хозяюшку на прогулку — если, конечно, она будет не против.

Столь наглое предложение привело меня в ужас. Слыханное ли дело — в первый же день знакомства молодой человек поведёт девушку гулять, да добро бы по улицам до ближайшей лавки, а то ведь за город, и, возможно, надолго! И он просит об этом позволения матери! Господи всемилостивейший, неужели, пусть даже в Острихе, на свете может дворянин, предложивший подобное, которого не осудило бы тот час же всё светское общество?!

— Я думаю, Ивона, вам полезно будет прогуляться с молодым человеком, — поддержала наглеца госпожа Дентье. — Длительные прогулки и морской воздух — лучшее средство против бессонницы, уж поверьте старухе.

Дрон рассыпался в вежливых комплиментах о возрасте и красоте хозяйки дома, а мне ничего не оставалось как, извинившись, уйти к себе переодеваться. Признаться честно, больше всего мне хотелось, выскочив в окно, убраться подальше от неожиданно нагрянувшего ухаживания, и Дрон Перте, судя по его пристальному взгляду, это прекрасно понимал. Во всяком случае, вид у молодого человека был такой, словно он категорически не советовал мне делать глупости и привлекать к себе внимание столь нелепым образом. Что уж теперь поделать? Оставалось только надеяться, что, уведя меня с собой на глазах двух свидетельниц, он позаботится о том, чтобы вернуть домой в целости и сохранности.

— Итак, сударыня, — тихо произнёс Дрон Перте по-дейстрийки, когда мы отошли на достаточное расстояние от дома, — маски сброшены. Потрудитесь объяснить, что всё это значит.

— Сударь, — начала было я, — я не понимаю, о чём вы…

— Сударыня, я вас предупреждаю первый и последний раз, — перебил меня юноша. — Или вы рассказываете мне обо всём, или вашим друзьям придётся искать другой способ потратить свои деньги. Я достаточно ясно выражаюсь?

— Но ведь не здесь же! — невольно вырвалось у меня. Дрон покачал головой.

— Вы, как я погляжу, неискушенны в нашем деле и крайне неопытны. Запомните, пожалуйста, нет большего одиночества, чем одиночество в толпе, а наша с вами прогулка не привлечёт ничьего внимания. Так что говорить вы будете здесь и теперь.

— Но нас могут подслушать! — воскликнула я, не забывая, впрочем, понижать голос.