Проблема Спинозы - Ирвин Ялом

— Вы предлагаете мне новые способы видения того, что случилось со мной. Невероятное облегчение — разговаривать с интеллигентным, равным себе человеком! Я окружен такой посредственностью!

— Похоже, будто сама обстановка, сама эта манера беседы дает вам некую отдушину в вашей изоляции. Верно?

Альфред кивнул.

— Да, — продолжал Фридрих, — и я рад, что могу вам это обеспечить. Но этого недостаточно. Я раздумываю о том, могу ли я каким-то образом предложить вам нечто более существенное, чем облегчение. Нечто более глубокое и продолжительное.

— Я всей душой за. Но как?

— Давайте я попробую. Начну с вопроса. Со стороны Гитлера и многих других в ваш адрес направлено множество негативных чувств. Мой вопрос таков: какую роль в этом играете вы сами?

— Я уже задавался таким вопросом. Меня снова и снова отвергают из-за превосходства моего интеллекта! У меня сложно организованный ум, и большинство не в состоянии следовать за хитросплетениями моей мысли. Это не моя вина, но я раздражаю людей. В результате неспособности полностью понять мои идеи многие ощущают себя глупцами, а потом набрасываются на меня, как будто в этом виноват я!

— Нет, я спрашивал не совсем об этом. На самом деле я пытаюсь добраться до вопроса: «Что вы хотите изменить в самом себе?», потому что именно это я и пытаюсь делать — помогать моим пациентам меняться. Ваш ответ — то, что ваши проблемы коренятся в превосходстве вашего разума — ведет нас в тупик, потому что, естественно, вы же не хотите принести в жертву свой превосходный разум. Никто бы этого не пожелал!

— Я теряюсь, Фридрих.

— Я имею в виду, что психотерапия состоит в переменах, и пытаюсь помочь вам разобраться с тем, что вы стремитесь изменить в себе. Если вы говорите, что причиной ваших проблем являются исключительно другие люди, тогда у меня нет никакого терапевтического рычага, мне остается просто утешать вас и помочь вам научиться терпеть оскорбления.

Фридрих передохнул и попробовал другой заход, который почти всегда оказывался плодотворным:

— Вот, позвольте мне выразить это так: какой процент проблем, с которыми вы сталкиваетесь, вызван другими людьми? Двадцать процентов, пятьдесят или, может быть, семьдесят? Или все девяносто?

— Да это же невозможно измерить!

— Конечно, но я не ожидаю точности; я просто хочу самой приблизительной оценки с вашей стороны. Сделайте одолжение, Альфред.

— Ладно, тогда, скажем, — девяносто процентов.

— Хорошо. И это означает, что за десять процентов раздражающих событий, которые вас так удручают, несете ответственность вы сами. Это может дать нам некоторое направление: вам и мне необходимо исследовать эти десять процентов и посмотреть, сможем ли мы сначала понять, а затем изменить их. Вы согласны, Альфред?

— У меня опять возникает то странное головокружительное чувство, которое появляется каждый раз, как я с вами разговариваю!

— Это не обязательно плохо. Процесс изменений часто ощущается как дестабилизирующий. Итак, вернемся к работе: давайте исследуем эти десять процентов. Я хочу знать, какую роль вы сами играете в том, что остальные обращаются с вами столь уничижительно.

— Да я уже рассказал об этом! Я сказал, что это зависть обычного человека к тому, кто обладает воображением и интеллектом, способными воспарить над повседневностью.

— Люди, которые плохо обращаются с вами из-за вашего превосходства, относятся к «девяностопроцентной» категории. Давайте не будем отвлекаться от десяти процентов — от вашей доли во всем этом. Вы говорите, что от вас отстраняются, вас не любят, что вы — жертва слухов. Что вы делаете такого, чтобы вызвать все это?

— Я изо всех сил пытался убедить Гитлера избавиться от мелких, узколобых людишек — всех этих Герингов, Штрайхеров, Гиммлеров, Ремов, но все без толку.

— Послушайте, Альфред, вы вот всё говорите о превосходстве арийской крови. Однако эти самые люди, если Гитлер победит, станут арийскими правителями! Почему же они «узколобые», если они — отпрыски арийской расы? Наверняка же у них должны быть какие-то сильные стороны, какие-то хорошие качества?

— Они нуждаются в образовании и просвещении. Книга, над которой я работаю, обеспечит то образование, которое понадобится нашим будущим арийским лидерам. Если только Гитлер меня поддержит, я смогу возвысить и очистить их мозги.

У Фридриха голова шла кругом. Как он мог настолько недооценить силу сопротивления Альфреда? Он сделал еще попытку.

— Когда мы встречались в прошлый раз, Альфред, вы говорили о том, что другие служащие в редакции отзывались о вас, как о «сфинксе», а еще — что критическое замечание Дитриха Эккарта убедило вас предпринять некоторые значительные перемены в себе. Помните?

— С этим все кончено. Эта история и влияние Дитриха Эккарта ушли в прошлое. Он умер несколько месяцев назад.

— Печально слышать это. Это большая потеря для вас?

— И да, и нет. Я многим ему обязан, но наши отношения разрушились, когда Гитлер решил, что он слишком болен и слишком слаб, чтобы продолжать быть главным редактором «Фелькишер беобахтер», и назначил меня на его место. Я тут был совершенно ни при чем, но Эккарт винил меня. Несмотря на все искренние старания, я так и не смог убедить его, что не вел против него никаких интриг. Только с приближением смерти его злость на меня уменьшилась. Когда я в последний раз был у него, он поманил меня поближе к своей кровати и прошептал на ухо: «Следуй за Гитлером. Он будет вести в танце. Но помни, что мелодию задал я». После его смерти Гитлер назвал Эккарта «Полярной звездой» национал-социалистического движения. Однако Гитлер никогда не признавал, что Эккарт научил его чему-то особенному — как не признавал этого и в случае со мной.

Энергия Фридриха почти иссякла, но он не оставлял попыток.

— Давайте вернемся к тому пункту, на который я стараюсь вас навести. Когда вы работали на Эккарта, вы говорили мне, что хотите перемен в себе, хотите в меньшей степени быть сфинксом, хотите дружеского общения…

— Ну, это было тогда. Теперь же я не имею намерений ослаблять себя, чтобы оказать любезность недоразвитым умам! На самом деле сама эта мысль теперь кажется мне отвратительной. Сама эта идея — микрокосм великой проблемы, с которой мы, как раса, вынуждены столкнуться: слабые не равны сильным. Если сильные ослабляют свою волю и мощь, если они отказываются от своего предназначения правителей или загрязняют свою родословную смешанными браками, они подрывают величие народа…

— Альфред, вы воспринимаете мир только в терминах силы или слабости. Наверняка есть и другие способы смотреть на…

— Вся история, — перебил Альфред, его голос окреп, — это сага о силе и слабости! Позвольте, я буду говорить откровенно. Задача сильных людей, таких как Гитлер, как я и как вы, Фридрих, — способствовать процветанию превосходящей прочих арийской расы. Вы предлагаете рассматривать историю «другими способами»? Вы намекаете, несомненно, на потуги церкви, пытающейся освободить нас от уз крови и создать суверенную индивидуальность, которая есть не что иное, как абстракция, которой недостает ни полярности, ни потенции? Всякие представления о равенстве — фантазии, противоречащие природе!

Сегодня Фридрих видел перед собой другого Альфреда: Альфреда Розенберга — нацистского идеолога, пропагандиста, оратора массовых нацистских митингов. Ему не нравилось то, что он видел, но он, словно рефлектор- но, не отклонялся от своей роли.

— Я помню, когда в самый первый раз я разговаривал с вами — уже не ребенком, а взрослым, — вы сказали, что получаете большое удовольствие от философских бесед. Вы говорили, что вам многие годы не представлялось возможности вести такие беседы.

— Да, это действительно так. И верно до сих пор.

— В таком случае могу ли я поставить несколько философских вопросов по поводу ваших замечаний?

— С удовольствием.

— Все, что вы отстаивали сегодня утром, опирается на основное допущение: что арийская раса превосходит другие и что следует предпринять великие и решительные усилия, чтобы повысить чистоту этой расы. Верно?

— Продолжайте.

— Мой вопрос довольно прост: каковы ваши доказательства? Я не сомневаюсь, что любая другая раса, если ее спросить, будет заявлять о собственной особости.

— Доказательства?! Оглянитесь вокруг, посмотрите на великих немцев. Воспользуйтесь своими глазами и ушами. Послушайте Бетховена, Баха, Брамса, Вагнера. Почитайте Гете, Шиллера, Шопенгауэра, Ницше. Взгляните на наши города, нашу архитектуру. Бросьте взгляд на великие цивилизации, которые основали наши арийские предшественники, которые в конечном счете рухнули после загрязнения их низшей семитской кровью!