Девятое правило волшебника, или Огненная цепь - Терри Гудкайнд

Никки удовлетворенно кивнула.

— Кара, могу я задать личный вопрос?

— Но я не обещаю, что отвечу на него.

— У тебя есть возлюбленный по имени Бенджамин Мейфферт?

Даже в ночной темноте Никки увидела, что лицо Кары стало таким же алым, как ее кожаная одежда.

— Кто рассказал тебе об этом?

— Ты хочешь сказать, это тайна? Об этом никто не знает?

— Ну… не совсем так… — Кара замялась. — Я хочу сказать… Ты же заставляешь меня говорить то, чего я не собиралась.

— Я не прошу тебя говорить того, что ты не желаешь. Я всего лишь спросила о Бенджамине Мейфферте.

Кара сдвинула брови.

— Кто сказал тебе об этом?

— Ричард, — выгнула бровь Никки. — Так это правда?

Кара напряженно сжала губы. Отведя глаза от Никки, она вглядывалась в слепую темноту.

— Да.

— И ты рассказывала Ричарду, что влюблена в этого солдата?

— С ума сошла? Я никогда бы не стала рассказывать об этом Лорду Ралу. Откуда он мог узнать?

Никки с минуту слушала пение цикад, разглядывая Морд-Сит.

— Ричард сказал, что ему об этом говорила Кэлен.

Рот Кары удивленно раскрылся. Потом она коснулась пальцами лба, чтобы собраться с мыслями.

— С ума сойти… Должно быть я случайно проговорилась. Возможно… не помню… Трудно помнить все, что я могла рассказать ему. Думаю, я действительно упомянула что-то однажды, когда мы болтали о подобных вещах. Тогда я и могла сказать ему о Бенджамине. Странно, я-то думала, что задвинула личные чувства на задний план… Нужно учиться держать рот на замке.

— Ты можешь говорить Ричарду обо всем на свете. В мире у тебя нет лучшего друга, чем он. И тебе не надо бояться, что я тоже что-то знаю о тебе. Он рассказал мне об этом, когда чувствовал невыносимое горе. Он хотел, чтобы я поняла, что ты не просто Морд-Сит, что у тебя есть своя особенная жизнь. Он хотел, чтобы я видела в тебе хорошего человека. Он говорил об этом с большим уважением. Я не стану ни с кем обсуждать твои чувства, Кара. У мены твои секреты в полной безопасности.

Кара в раздумье потеребила конец косы.

— Кажется, я никогда не смотрела на это с такой точки зрения, я имею в виду, что он выказал уважение, рассказав это тебе. Это так… мило.

— Любовь — это когда всю свою жизнь разделяешь с другим человеком. Когда любишь кого-то, всегда считаешь, что именно он — самый замечательный человек на свете. Это есть твое глубочайшее признание ценности этого человека, а этот человек есть отражение того, что ты наиболее ценишь в жизни. Истинная любовь — это величайшая ценность, которую только может дать жизнь. Тебе не нужно стыдиться этого чувства, если ты действительно любишь этого своего Бенджамина.

С минуту Кара обдумывала ее слова.

— Я не стыжусь этого; я — Морд-Сит. — Ее плечи немного расслабились. — Но я не уверена, любовь ли это. Я не знаю, что думать обо всем этом. Возможно, это — всего лишь первые шаги на пути к любви. Мне сложно говорить о таких вещах. Я не привыкла, что кого-то интересует то, что я думаю или чувствую.

Никки кивнула и медленно пошла через ночной мрак.

— Большую часть жизни я тоже не понимала, что такое любовь. Иногда Джеганю нравилось думать, что он любит меня.

— Серьезно? Джегань? Любит тебя?

— На самом деле нет, он только думает, что это так. Уже тогда я знала, что это не было любовью, даже когда не могла понять, почему я так считаю. Он выражал свое отношение всеми способами — от ненависти до вожделения. Он презирает и объявляет порочным все, что в жизни есть хорошего, поэтому никогда не сможет испытать настоящую любовь. Возможно, он в состоянии различить это — как слабый аромат чего-то загадочного и недостижимого, но никогда не сможет этого получить. Он вообразил, что может испытать любовь, когда брал меня силой, удерживая за волосы. Возможно, свое скотское удовольствие он и считал любовью. Он считал, что я должна быть настолько благодарна ему за такие сильные чувства, обращенные на меня, что забуду все остальное. Он полагал, что раз насилие является выражением его любви, я должна принимать его как великую честь.

— Ему бы понравился Даркен Рал, — пробормотала Кара. — Они бы великолепно поладили. — Она взглянула, озадаченная внезапной мыслью. — Но ведь ты — колдунья. Почему не использовала свою силу, чтобы уничтожить ублюдка?

Никки глубоко вздохнула. Как можно несколькими словами объяснить целую жизнь, отравленную идеологией?

— Не думаю, что придет день, когда у меня не будет желания уничтожить этого мерзавца. Но поскольку я воспитывалась, как и он по законам Братства Ордена, то привыкла думать, что добродетели можно достигнуть только путем самопожертвования. Основа их учения в том, что все обязаны удовлетворять их потребности, правда, прикрытые громкими лозунгами об общественном благе, пользе человечества или покорности Создателю. По законам Ордена, каждый должен посвятить себя не тому, что считает лучшим для себя, а служению тем, кому хуже, чем другим. И вовсе не потому, что они этого заслуживали, а лишь потому, что не хотели ничего делать. А раз этого требует Орден, значит это — единственный способ заслужить пребывание в свете Создателя и вечное блаженство в загробной жизни. Таким образом, добродетель попадала в рабство к мерзости. Но вся красивая болтовня прикрывает страшную правду — это ни что иное, как неприкрытая жадность к незаслуженному. Мирские потребности Джеганя сосредоточились у него между ног. Я давала ему то, в чем он нуждался — была той жертвой, которая удовлетворяла его потребности. Тем более что он — вождь, несущий языческому миру свет учения Ордена. Когда Джегань избивал меня так, что я почти теряла сознание, а затем бросал на кровать, чтобы овладеть мной, я делала то, чему меня учили всю мою жизнь. Это было не только правильно, это был мой моральный долг. Я начала считать, что стала злой только для того, чтобы ненавидеть все это. А раз уж я считала, что стала злой по такой личной причине, то решила, что заслуживаю всю эту боль, что эти страдания — наказание за мой эгоизм. Я не могла убить человека, который преподавал мне учение Братства Ордена, и который на этом основании выше меня. Как могла я нанести вред тому, кому обязана была служить? Как могла я возражать против того, что со мной делали, если заслуживала гораздо большего наказания. Я сама привела себя в бесконечную западню лживого учения об общественном благе.

Некоторое время они шли молча, страшные воспоминания проносились в голове Никки.

— Что изменилось? — наконец спросила Кара.

— Ричард, — мягко произнесла Никки. Она была рада, что вокруг темно. Она держалась прямо, несмотря на слезы. — Учение Ордена можно принять только отказавшись от человечности. Ричард показал мне, что никто не может предъявлять права на мою жизнь, ни полностью, ни частично. Он доказал, что моя жизнь принадлежит только мне.