Магия на каждый день - Арина Холина

— Пошли. — Блондинка махнула рукой.

Они прошли несколько комнат, прежде чем блондинка остановилась перед высокими дверьми. Она обернулась, глаза у нее заблестели, и она довольно любезно произнесла:

— Прошу!

Двери распахнулись, и Настя ахнула — огромный зал от пола до потолка был заставлен шляпными коробками. Глянцевые черные, обернутые гофрированной бумагой, обклеенные кружевом, расшитые цветами…

— А как мы будем выбирать? — промямлила Настя.

— Ты хотела узнать, что такое быть ведьмой? — усмехнулась Аглая. — Учись!

— Это для тебя, — сообщила блондинка Анне, ткнула пальцем куда-то вверх, и на пол плюхнулась матовая белая коробка с черным бантом на крышке.

Анна вынула мягкую бархатную шляпу с аппликациями из глянцевой кожи, примерила и чуть не разрыдалась от умиления.

— Слушай, мы сами тут пороемся, — сказала Аглая блондинке. — А ты подбери лучше что-нибудь нашей девочке.

Блондинка смерила Настю презрительным взглядом, кивнула и повела за собой. Они обошли весь зал — перед каждым стеллажом, который тянулся метров на шесть вверх, блондинка замирала, кусала губы, хмурилась и… шла дальше. Наконец она хлопнула в ладоши, перехватила на лету коробку, пышно отделанную шифоном, и протянула Насте.

— Попробуй… — тихо произнесла она.

Настя сняла крышку и вынула на свет божий нечто, состоящее, казалось, из миллиона оттенков черного. Поля из матового шелка, нежнейший шифон, расшитый бисером, огромная черная роза с мелкими черными жемчужинами… Шляпа была безумно красивой, даже как-то чересчур.

— По-моему, она не в моем вкусе… — засомневалась Настя.

— Примерь, — не попросила, а приказала хозяйка.

Настя покорно надела шляпу, подошла к зеркалу и обомлела. Это была не она! Непонятно, что такого головной убор (пусть и красивый) сделал с лицом, но Насте показалось, что она уже никогда не сможет жить без него. Отделка уже не казалась чрезмерной — все было на своем месте — стильно, роскошно, удивительно. Глаза Насти заиграли. Но главное — в шляпе ей было на удивление легко и приятно.

— Сколько она стоит? — слабым голосом спросила Настя.

Блондинка вынула из коробки бумажку, и у девушки перехватило дыхание. Не может быть! Это обман зрения!

— Однако… — забормотала она.

— Берем! — послышался голос Анны, а через мгновение она вышла из-за угла. — О! Девочка моя, ты неотразима!

— Мама, но шляпа невозможно дорогая… — сопротивлялась Настя.

— Что делать? Это шедевр. — Анна развела руками.

Блондинка усмехнулась.

— Этой шляпе пятьдесят лет, — сообщила она. — Ее не успела купить твоя бабушка. Не Амалия. Как только женщина отказывается от самой себя, ей уже не до шляп. Она погибает.

— Н-да… — буркнула Настя. — Тогда я точно ее беру.

— Пройдемся? — предложила Анна. — Надо выгулять наши новые шляпы.

— А машина? — заволновалась Настя.

— Я вызвала водителя, — отмахнулась Анна, взяла дочь под ручку, и они переулками вышли на Пятницкую.

Сказать, что они произвели фурор, — значит ничего не сказать. Три женщины с ног до головы в черном, в убийственных шляпах, на высоченных каблуках… На них смотрели как на чудо. И Настя вдруг ощутила, что гордится собой, гордится тем, что она часть этого чуда, что она Лемм — не такая, как все!

— Какой же я была идиоткой… — простонала она. — Мама! Глаша! Я тупица! Зачем мне понадобилась эта дурацкая свобода? Если бы я вас слушалась, ничего бы не случилось…

— До всего надо дойти своей головой, — ответила Аглая. — Двадцать пять лет назад я тоже сказала Амалии, что хочу быть обычной девушкой.

— И что? — оживилась Настя.

— Потом как-нибудь расскажу, — пообещала Аглая. — Когда все устроится. Прелесть жизни в том, что история повторяется, но человек каждый раз переживает все, как в первый раз. И это не беда, а большое счастье.

Глава 26 Девять женщин

Он явился к обеду — около трех, на такси и без пальто.

— Что с тобой? — Саша уставилась на Матвея, который выглядел так, словно провел ночь в подвале, а на ужин ел объедки из «Макдоналдса», найденные в ближайшей помойке.

Тот ничего не сказал — лишь прошел к бару, достал бутылку виски и глотнул из горлышка.

Саша подошла поближе и уже на расстоянии полутора метров почувствовала, что от него исходит крепкий запах перегара.

— Вот это да! — нервно рассмеялась она. — Ты что, напился?

Матвей не ответил — сел, поставив между ног бутылку виски, и прикурил сигарету.

— Друг мой, ты ведь не куришь… — осторожно заметила Саша, подошла к нему, вынула из пальцев сигарету и затушила ее в пепельнице. — По-моему, тебе лучше поспать. Сейчас я тебе кое-что принесу…

Она развернулась было, чтобы пойти за средством от похмелья, но Матвей крепко схватил ее за запястье и дернул к себе.

— Фу! — Саша замахала под носом свободной рукой. — От тебя пахнет так, как будто ты спал на свалке…

— Здесь я главный, поняла? — рявкнул Матвей.

Саша внимательно посмотрела ему в глаза. Ничто не намекало на то, что Матвей соображает, что делает и говорит. Глаза были прозрачные и бессмысленные.

— Конечно, ты — главный, дорогой, — мягко согласилась Саша.

Матвей вскочил с кресла, отчего Саша съехала на пол.

— Ты меня не подкалывай! — слегка пошатываясь, воскликнул он. — Ты здесь вообще никто!

— А ты, случайно, к сестре своей, дорогой и любимой, не ездил? — Саша начала потихоньку заводиться.

— Не твое дело! — заорал он. — Будешь делать то, что я говорю, ясно?!

Саша, которой в голову ударила кровь, подошла к нему вплотную.

— И что же мне следует делать? — спросила она, сверля его взглядом.

— Обед мне приготовь, — велел Матвей.

— Это все, на что хватило вашей семейной фантазии?

— Заткнись! — заорал он, сжав кулаки.

— Сам заткнись, подкаблучник! — завопила Саша. — Ничтожество!

И тут он ее ударил так, что Саша почувствовала себя Джеки Чаном. Она пролетела полкомнаты, врезалась в кресло, оно упало, сбило столик, со столика полетели пепельница, ваза, кофейник… В кино герои сию же минуту вставали, но Саша, которую никто никогда не бил, просто распласталась на полу не в силах пошевелиться.

Матвей медленно подошел к ней, наклонился и… нанес точный и, на первый взгляд, несильный удар в грудь. Внутри у Саши все обожгло, сердце на мгновение остановилось, дышать стало больно… Она не могла ни встать, ни сесть, ни закричать. Понимала, что с ней сейчас можно делать все, что угодно, — и она не сможет ответить. А Матвей еще ниже склонился над ней, провел ладонью по груди, поцеловал в шею, отчего ее едва не стошнило, и прошептал: