Одержимость - Сьюзен Льюис

— Линда! Иди сюда, займись Колином, — велел Кристос секретарше. — Он хочет узнать, в какой руке держал носовой платок в последнем кадре.

— Черт его побери, да в кармане же, — проворчала Линда и тут же, мило улыбнувшись, пошла выполнять задание.

Казалось, прошла целая вечность, но снеговая машина наконец заработала, повалили нормальные хлопья, электрики все наладили, а Пейдж была в парике — можно снимать.

— Дубль пятый! — Первый помощник, дождавшись сигнала от Кристоса, застыл с мегафоном в руках.

Кристос кивнул, камера заработала, первый уже набрал воздуха, чтобы скомандовать, как вдруг…

— Подождите, подождите! — закричал Колин Уолкер.

Заскрежетав зубами, Кристос отвел глаза от монитора:

— Что такое?

— Я просто подумал, может, мне сперва коснуться головы, а потом поднести руки к сердцу? Как?

— Выключите камеру, — велел Кристос.

— Я извиняюсь, — хихикнул Колин, когда Кристос приблизился. — Я не хочу надоедать, но мы же стараемся как лучше, так ведь?

Через несколько минут камера снова заработала. На этот раз Кристос наблюдал за действием с другой стороны площадки.

Женни в карманах скрестила пальцы. Конечно, взрыв приближался, но пока снег падал, как надо, ветер исправно завывал, а машина с сухим льдом нагнетала туман, и вся группа затаила дыхание. Камеру потянули через снег, электрики сменили свет на зеленый, потом на желтый, голубой, и в кадре в своем рваном костюме времен короля Георга появился Уолкер. Его глаза были полны слез, накладные усы и борода в морозном инее. Кристос махнул рукой, и сцена началась. Уолкер обернулся, как положено, но, растерявшись, оказался не в том месте и не в то время — в кадр попали женщины в современных летних платьях. Уолкер заморгал, смутился, испугался, мимо него промчался ребенок, с любопытством глядя на дяденьку, потом Уолкер прижал руки к груди, застонал и в агонии, рыдая, упал на колени.

— Выключить! — взревел Кристос.

Женни закрыла лицо руками, Уолкер съежился и спрятался за человеком, пускавшим снег.

— Для чего ты это сделал? — завопил Кристос.

— Я думал… Мне показалось, так правильнее…

— Мы же пять минут назад все обговорили. Никаких рук, никаких коленей, никаких рыданий! Переснять! Переделать! — Потом угрожающе тихо добавил: — Сделай так, как договорились. Ну сделай для меня, хорошо? — Он протянул руку и помог Уолкеру подняться. — У тебя получается прекрасно, просто замечательно. Просто ничего не придумывай, понимаешь?

Через двадцать минут, с пятой попытки, сцену наконец сняли, и первый помощник запросил перерыв. Кристос кинулся к своему трейлеру, выгнал оттуда всех до единого и хлопнул дверью.

Злой как черт, он места себе не находил. Он ходил по трейлеру взад-вперед, ерошил волосы, бил кулаком по стенке. Никогда в жизни он не говорил в таком тоне с актером, и хотя Уолкер своей тупостью и театральными приемами, может, и заслужил подобное обращение, но дело вовсе не в этом. Дело в том, что он, Беннати, не мог взять себя в руки.

Он выглянул в окно и увидел слонявшуюся неподалеку Женни. Рывком открыв дверь, он уже собирался послать ее подальше, но, прочтя в ее глазах искреннее волнение, хлопнул дверью и промолчал.

Кристос плюхнулся в кресло и обхватил голову руками. Нет, никуда не деться. Чем больше он старался выкинуть ее из головы, тем больше думал о ней. Кори. Кори Браун. Три раза всего! — в ярости твердил он, стуча кулаком по столу. Мы виделись всего три раза, и она перевернула всю мою жизнь! Днем еще ничего, терпимо, но ночью… Он не мог спать, усталость и разочарование настигали его днем. Неужели это происходит с ним?! Он же разумный мужчина! Он знал все, что только можно знать о любви, да и должен был знать: он снимает любовь… В чем же дело? Почему эта женщина вытворяет с ним такое, чего еще никому не удавалось ни одной женщине? И что самое непонятное — он едва ли мог вспомнить ее лицо. Да дело совсем не во внешности и не в ее фигуре, хотя Бог знает, как безумно ему хочется к ней прикоснуться. Она сама! Наивность ее, что ли, смешные замечания. Как же ей хотелось казаться хладнокровной! Он улыбнулся, вспомнив, как она старалась его рассмешить, очень старалась. Черт побери! Непонятно как, но она забрала его не на шутку. И теперь, когда Фитцпатрик уволил ее с работы, которую она так страстно желала, мысль о том, что она останется одна, без поддержки, заставила Кристоса сломаться.

Спустя некоторое время он успокоился, встал — все уже ждали начала съемки, и, высунувшись из трейлера, позвал:

— Женни! Я знаю, ты где-то здесь, поблизости.

Женни возникла как из-под земли.

— Дай-ка мне номер Ти-ви-дабл-ю, — потребовал он, как только она вошла.

— Ты хочешь ей позвонить? — просияла Женни.

— Нет, я собираюсь позвонить Фитцпатрику и выяснить, где она.

В этот момент дверь трейлера открылась.

— Женни, золотко, я видела, как ты сюда зашла… — Это была Пейдж.

— А, Пейдж, — Кристос бросил взгляд на Женни и скинул ноги со стола. — Я хотел бы поговорить с тобой… ну, скажем, сегодня вечером. Ты планируешь…

Он умолк, поскольку, к его удивлению, Пейдж двинулась к двери.

— Как только мы закончим, — прошипела она, — у меня найдется много, что сказать тебе, Беннати. Но пока я работаю, не смей даже прикасаться ко мне! Ты понял? — Не ожидая ответа, она пулей выскочила на улицу.

Ошеломленный Кристос повернулся к Женни:

— Черт побери, в чем дело?

— Откуда мне знать, — пожала плечами Женни, стараясь не переигрывать, изображая неосведомленность. — Похоже, она больше не претендует на тебя. А теперь о Кори Браун.

— Всего-навсего номер телефона, Женни, и отправляйся по своим делам. Хорошо?

Кори собиралась на съемки. Но, по правде говоря, ей не очень-то и хотелось, и не только потому, что место страшное — там спасаются жены от избивающих их мужей, — но еще и потому, что Аннализа стала совершенно невыносимой. Все, что исходило от Кори, отвергалось и высмеивалось, и если бы не печать страданий на лице сестры, она бы не выдержала.

Отец после того памятного вечера в «Ритце» позвонил всего один раз. Сказал, что надо дать всем время успокоиться. Кори здорово разозлилась: Филипп снова прячет голову в песок! Но им все равно придется встретиться еще раз, ибо теперь, после вчерашнего объявления в «Таймс» о помолвке Аннализы с Люком, дело, похоже, совсем плохо. Глаза Аннализы сияли нездоровым блеском, она смеялась чересчур громко, победно поглядывая на Кори. Правда, из всего этого напрашивался только один вывод, что чувства Аннализы к Люку начали стихать, но гордость не позволит ей признаться, и уж Кори-то в первую очередь. Но может, она откроется отцу? Может, он отговорил бы ее от этой ошибки? Конечно, маловероятно, но кто-то же должен достучаться до Аннализы. Конечно, она сама попытается еще раз во время монтажа, но неплохо бы и Филиппу попробовать.

В офисе царил хаос, события на Ближнем Востоке требовали срочного вылета съемочной группы, вокруг стоял шум и гам: телефоны звонили, факсы работали, ксероксы выплевывали страницы, принтеры печатали, и Кори совершенно машинально сняла трубку.

— Алло, — раздался голос на другом конце. — Есть там где-нибудь Люк Фитцпатрик?

Сердце Кори оборвалось. Она осторожно опустилась на стул.

— Алло, — повторили в трубке. — Я хотел бы поговорить с Люком Фитцпатриком.

— Кристос, — прошептала Кори. — Это Кори Браун. Не знаю, помните ли вы меня…

— Кори!

— Да. — Сердце ее наполнилось радостью. — О, так вы помните!

— Черт побери, о чем ты! Конечно, помню. Что ты там делаешь?

— Я же здесь работаю, — засмеялась она, пытаясь вспомнить, что собиралась ему сказать, если он вдруг позвонит.

Он что-то говорил, но Кори ничего не слышала из-за шума.

— Как ты? — поинтересовалась она, закрыв рукой рот Перкину.

— Прекрасно, — откликнулся он. В его голосе зазвучали интимные нотки, она сразу обмякла.

— А ты? — спросил он.

— Замечательно! Как твой фильм? Двигается?

— Да, все о’кей — его берут на Каннский фестиваль.

— Здорово, — Кори понимала, что это звучит нелепо, но с ходу не могла придумать ничего другого. — А где ты? Слышно так, как будто ты рядом.

— Я в Лондоне.

Она, естественно, это и сама уже поняла, но сердце забилось сильнее.

— О-о, — только и выдохнула она.

Аннализа вдруг окликнула ее.

— Связать тебя с Люком? — спросила Кори.

— Нет. — Повисло тягостное молчание; первым заговорил Кристос: — Слушай, я ведь почему звоню Люку? Чтобы взять номер твоего телефона, я же с тобой хотел поговорить.

Кори закатила глаза от радости, распиравшей ее.

— Но ты же знаешь, что я здесь работаю, — удивилась она и засмеялась.

— А я думал, ты уже не работаешь. Во всяком случае, я подумывал пригласить тебя в Уилтшир на уик-энд.