Покуда я тебя не обрету - Джон Ирвинг

– Я его не тер.

– Конфетка моя, не вешай мне на уши лапшу. Ты совсем задрочил своего малыша, так нельзя, это же садизм какой-то!

– Что значит «задрочил»?

– Джек, не ерунди, ты отлично знаешь, что это такое. Ты же мастурбировал дни и ночи!

– Что я делал?

– Брал пенис в руку и доставлял себе удовольствие!

– Я этого не делал! То есть это делал не я.

– Джек, ты это делал сам, во сне!

Тут Джек зарыдал. Он очень хотел, чтобы Эмма ему поверила, но не знал, как ей сказать.

– Не плачь, конфетка моя, мы все исправим.

– Как?

– Ну, мазью смажем или еще что-нибудь придумаем. Не бойся, Джек. Мальчики всегда дрочат, это неизбежно. Я просто думала, ты мал еще этим заниматься, ну что же, я ошибалась.

– Я ничего такого не дрочил! – настаивал Джек; ему пришлось кричать, так как Эмма ушла в спальню Алисы за мазью.

– Щипать будет?

– Нет, эта не щиплет; только разные штуки с дрянью внутри щиплют.

– С какой дрянью?

– С химией всякой, – сказала Эмма, – с искусственными запахами и всяким другим говном.

Она принялась втирать мазь в пенис Джека, больно не было, но мальчик все плакал.

– Милый, возьми же себя в руки. Тоже мне, великое дело, онанизм.

– Какой еще онанизм, я даже слова такого не знаю! Это все миссис Машаду!

Эмма в ужасе выпустила пенис из рук.

– Миссис Машаду прикасается к тебе, Джек?

– Она много чего делает, засовывает мистера Пениса внутрь себя.

– Мистера Пениса?

– Она его так называет.

– Куда внутрь, милый? В рот?

– И в рот тоже.

– Джек, как ты не понимаешь! Миссис Машаду совершает преступление!

– Что-что?

– То, что она делает, – неправильно! Ты тут ни при чем, ты-то ничего плохого не сделал. А вот она – да.

– Только не говори маме.

Эмма обняла Джека.

– Конфетка моя, нам нужно остановить миссис Машаду. Это не может дальше продолжаться.

– Ты сможешь ее остановить, я уверен.

– Еще бы, конечно смогу! Дай только срок, – мрачно сказала Эмма.

– Не уходи! – взмолился он и вцепился в нее изо всех сил; он знал, что Эмма может обнять его и сильнее, но она не стала. Она погладила его плечи, спину, поцеловала веки, красные от слез, и уши.

– Конфетка моя, не бойся, я с тобой. А ты просто спи. Я никуда не ухожу.

Он заснул так глубоко, что мог бы и не проснуться от криков.

– Черт, да ему же приснился кошмар! – услышал Джек Эммин голос. – Я обняла его, чтобы он заснул снова. А потом заснула сама. Чего вы тут себе навоображали? Я с ним тут что, по-вашему, трахалась? А почему на мне одежда?

– Тебе нечего делать в постели у Джека, Эмма, – сказала миссис Оустлер. – Особенно под одеялом.

– Лесли, мне кажется, все в порядке. Джек чувствует себя отлично, – сказала Алиса.

– Твою мать, я просто счастлива это слышать! Какое, твою мать, облегчение, что ты так думаешь! – заорала Эмма.

– Эмма, не смей разговаривать с Алисой в таком тоне, – сказала Лесли.

– Джек, ты проснулся? – спросила Эмма.

– Ага, – ответил он.

– Значит, если тебе приснится кошмар, скажи мне, – сказала Эмма. – Ты знаешь, где меня найти.

– Спасибо! – крикнул ей вслед Джек.

– Эмма… – начала было миссис Оустлер.

– Лесли, оставь ее в покое, – сказала Алиса, – я вижу, что ничего не случилось.

– Джек, ты уверен, что с тобой все в порядке? – спросила Лесли.

– Еще бы, все отлично, – сказал он ей, а затем посмотрел на маму таким взглядом, словно она его единственный зритель (Джек просто притворялся, он-то знал, что это неправда). – Ничего не было, я просто спал, и мне приснился кошмар.

Услышь его сейчас мисс Вурц, она наградила бы его аплодисментами за тон и дикцию. Джек удивился – солгать маме оказалось так просто и легко; впервые ему это удалось.

Мальчик услышал, как вдоль по коридору удаляется миссис Оустлер, затем – грохот (это Эмма захлопнула дверь к себе прежде, чем Лесли успела до нее дойти). Он знал, что мама и миссис Оустлер сидят у Эммы в печенках – она злее его самого, а уж он так зол, как никогда в жизни.

Джек улыбнулся, когда мама поцеловала его на ночь. Он знал, какую его улыбку мама любит больше всего, и изобразил именно такую. Он очень устал, был жутко на всех обижен и раздосадован, но почему-то знал, что сегодня очень хорошо выспится. Миссис Машаду предстоит сразиться с Эммой Оустлер, и Джек ни секунды не сомневался, кто выйдет победителем.

На следующее утро Эмма разбудила Джека раньше, чем проснулась Лесли (Алиса по утрам никогда не вставала, в зал мальчика отвозила миссис Оустлер). Джек обычно вставал сам и сам же делал себе завтрак (тарелку хлопьев с молоком или тост и стакан апельсинового сока), когда он заканчивал, как раз спускалась мама Эммы приготовить себе кофе.

По утрам миссис Оустлер вела себя с Джеком дружелюбно, правда, больше молчала. Она приглаживала мальчику волосы или трепала по загривку, делала ему сэндвич на ланч (еще ему полагались яблоко и немного печенья – Лесли прятала его от Эммы).

На этот раз Джек, проснувшись, увидел, что над ним на полных оборотах крутится вентилятор, а Эмма запихивает в его борцовскую сумку свои шорты, носки и футболку.

– Сегодня мы отправляемся в зал пораньше, конфетка моя, и я – твой новый спарринг-партнер, отныне и до второго пришествия. Однако прежде я хочу, чтобы Волкоголовый показал мне пару-другую приемов.

– Ченко?

– Ну да, Волкоголовый.

– А почему нам надо в зал пораньше?

– Потому что я – большая девочка, а большим девочкам требуется длинная разминка.

– Вот оно что.

Они на цыпочках спустились вниз, Джек заметил, что на кухонном столе уже лежит записка, наверное, Эмма написала ее еще вчера вечером («Пошла с Джеком в спортзал. Эмма» или что-нибудь в этом роде). Покинув дом, они отправились в Форест-Хилл-Виллидж и позавтракали в кафе на Спадайне. Джек съел кекс с изюмом, запив его обычным стаканом апельсинового сока и стаканом молока, а Эмма взяла только кофе (ну и хорошенько откусила от Джекова кекса). Поев, они пошли на Сент-Клер, там Джек показал Эмме грязно-коричневый дом миссис Машаду. Ему было немного не по себе – слишком уж целеустремленно Эмма шагала вперед; на ее лице пылала такая ярость, что Джек подумал, не рассказать ли ей что-нибудь хорошее про миссис Машаду, чтобы как-то разжалобить. Хуже того, ему было стыдно – ведь в целом португалка ему нравилась (он лишь позднее сообразил, что в этом и заключалась значительная часть проблемы).

– Миссис Машаду приходится регулярно менять замки в своей квартире, потому что ее бывший муж все время пытается туда проникнуть, – сообщил Джек Эмме.

– Ты сам-то видел новые замки? – спросила она.

Тут Джек подумал и понял, что на самом деле ни разу новых замков в двери не видел.

– Ты знаешь, я не помню, кажется, нет.

– Конфетка моя, ответ простой – на самом деле никакие замки она, скорее всего, не меняет.

Похоже, попытка разжалобить не удалась, подумал Джек.

Они так рано попали в зал, что опередили Крунга; двое довольно опытных кикбоксеров мутузили друг друга, а Ченко сидел на свернутых матах и пил кофе.

– Джеки, малыш! – сказал он, затем заметил Эмму. – Не иначе, привел свою подружку?

– Я его новый спарринг, – объявила Эмма. – А для подружки Джек еще мал.

Ченко встал, поклонился Эмме и пожал ей руку. Ему недавно перевалило за шестьдесят, появился легкий жирок, однако из-под него проступали совершенно железные рельефные мускулы. Он прыгал как на пружинках – неплохо для мужчины весом восемьдесят с лишним килограммов и ростом метр семьдесят восемь.

– Знакомьтесь, это Эмма, – сказал Джек. Эмма с таким видом разглядывала волка на лысом черепе Ченко, словно это был пушистый котенок (Джек ей все уши про татуировку прожужжал).

– Эмма, да в тебе целых метр восемьдесят.

– Метр восемьдесят два, и я все еще расту! – гордо сказала она.

Эмма с Джеком помогли Ченко раскатать маты и отправились переодеваться. Борцовских тапочек у Эммы не было, только носки.

– Я поищу для тебя что-нибудь, – сказал Ченко. – В этих носках будешь скользить.

– Я не очень-то скользливая, скажем так, – ответила она.

– Сколько она весит, не знаешь? – шепотом спросил Ченко у Джека, пока искал Эмме обувь, та услышала.

– В хороший день семьдесят пять кило.

– В хороший день, говоришь… – Ченко копался в ящике для обуви.

– Ну, сегодня, наверное, кил восемьдесят, – сказала Эмма.

– Боюсь тебя огорчить, но ты не вписываешься в Джекову весовую категорию.

– Ну тогда я для начала позанимаюсь с тобой, – сказала Эмма, – ты побольше моего мальца будешь.

– Да ведь я… – начал было Ченко, но Эмма уже стала на мат и принялась ходить вокруг него.

– Для начала расскажи мне правила, – потребовала она. – Если они у вас вообще есть, я хотела бы их знать.

– Ну, кое-какие имеются, – усмехнулся Ченко. – Например, нельзя тыкать пальцем сопернику в глаз.

– Черт, какая досада!