По материкам и океанам - Георгий Кублицкий

И в том же счастливом 1909 году ему, русскому астроному, удались опыты, доказывающие, из чего именно состоят шапки Марса. Помог цвет. Как много значит он в астрономии!

Белые шапки, оказывается, имеют зеленоватый оттенок — и зеленый светофильтр подчеркнул это. Но ведь снег, обычный земной снег, не бывает зеленоватым. Зато лед… Да, именно лед и оледеневший снег при разглядывании и фотографировании через тот же зеленый светофильтр оказались удивительно похожими на вещество марсианских шапок.

Дав короткий отдых глазам, Тихов снова прильнул к телескопу. Сейчас, когда у берегов Балтики весна, в южном полушарии Марса середина лютой зимы. Там ледяная шапка расползлась далеко от полюса. В северном полушарии, где теперь середина лета, от шапки, напротив, осталось лишь бледнозеленое пятнышко с темными закраинами. Шапка, видимо, почти вся растаяла. Таяла она очень быстро; должно быть, слой ее льда не превышает нескольких сантиметров. А закраины — это, вероятно, потемневшая от воды почва.

Синий светофильтр, которым Тихов сменил зеленый, размыл резкие очертания на поверхности планеты. Но зато возле кромки морей выступили вдруг узкие полосы, почти такие же светлые, как полярные шапки. Они двигались, меняли очертания. Облака? Легкие марсианские облака, проносящиеся в разреженной атмосфере…

Остаток ночи астроном, по обыкновению, посвятил марсианским морям. Они занимали его больше всего. Да, теперь науке уже ясно, что с настоящими морями они имеют мало общего. Это моря без воды. Или ее там очень мало. Марс вообще беден влагой: после таяния его полярных шапок вешние потоки едва могли бы наполнить, скажем, Ладожское озеро.

Но если марсианские моря вовсе не моря, то что же они такое? Швед Аррениус говорит: глинистая жижа, вязкие болота, набухающие весной. Однако ведь с морями красноватой планеты происходят весьма странные вещи. Разве глинистая жижа может менять цвет в зависимости от времен года? А моря Марса не только темнеют с наступлением весны и лета, но и приобретают голубовато-зеленоватый оттенок.

Зеленый цвет — цвет жизни. С Марса наши земные леса тоже казались бы пятнами, меняющими окраску, зеленеющими к лету…

Тихов взглянул на светящиеся часовые стрелки: пора уходить. Глаза утомлены, точность наблюдения снижается.

Астроном вышел в парк. Какая тишина! Слышны далекие гудки. Это в Петрограде. Нет еще четырех часов, а уже совсем светло: начались белые ночи. Недурно бы теперь позавтракать. Хлеб он доел с вечера, но холодной пшенной каши как будто немного осталось. Говорят, скоро должны прибавить паек.

Вздохнув, астроном неторопливо побрел домой. Хорошо еще, что кончились бои. Сколько тревожных дней пережили обитатели Пулкова недавно, когда на Петроград шел Юденич! Пришлось вывинчивать и прятать объективы телескопов. Вон на главной башне до сих пор следы осколков — во дворе обсерватории стояли красные, противник бил по ним из пушек.

Да, трудные времена. И огороды астрономам пришлось сажать и пешком ходить за хлебом по глубокому снегу в Петроград. Изголодались, обносились товарищи звездочеты. Но сделали-то за этот тревожный, трудный год, право, не меньше, чем за любой дореволюционный…

Прошла четверть века.

Член-корреспондент Академии наук СССР Гавриил Адрианович Тихов готовился к публичной лекции о Марсе.

Он жил теперь в городе Алма-Ата. Приехав на время в Среднюю Азию, ученый полюбил ее небо и решил остаться в Казахстане. Здесь не надо было охотиться за Марсом, вылавливать его сквозь просветы в облаках и просветления в тумане, как это частенько приходилось делать в Пулкове: в небе над Алма-Атой звезды светят ярко и щедро.

Итак, Тихов готовился к лекции. Теперь он знал о Марсе гораздо больше, чем четверть века назад. В руках астрономов были уже тысячи снимков красноватой планеты. Правда, ее изображение на фотопластинке получалось не больше 2–3 миллиметров и рассматривали его потом в микроскоп, но все же эти снимки помогли уточнить карту Марса.

В марсианской атмосфере были обнаружены пары воды, углекислый газ, а самое главное — кислород; правда, может быть лишь тысячные доли того количества, которое содержится в земной атмосфере.

Наконец, Марсу смерили температуру. Чувствительные термоэлементы показали, что на его полярных шапках морозы достигают 70–80 градусов. Почти так же холодно зимой на большей части планеты. Зато в летний полдень лучи солнца, легко проходя через разреженную атмосферу, нагревают марсианские моря до 10, 15 и даже 30 градусов тепла.

Да, наука лучше стала знать Марс. Но над многими его загадками еще предстояло думать и думать.

Тихов и другие астрономы не раз наблюдали удивительную картину шествия марсианской весны. Как только начинала таять полярная шапка, каналы вблизи нее, до той поры едва заметные, темнели, вырисовывались всё отчетливее и отчетливее, как на фотографической пластинке, опущенной в проявитель. Постепенно это потемнение захватывало половину полушария, распространяясь до экватора.

Что же происходит весной на далекой планете? Уж не марсиане ли, неведомые нам разумные существа, построили гигантские каналы для орошения своих полей водой тающих полярных шапок?

Астронома Лоуэла, утверждавшего, что дело обстоит именно так, прозвали даже «отцом марсиан». Однако сам «отец марсиан» не мог представить достаточных научных доказательств существования своих «детей»…

Но каково бы ни было происхождение каналов, их потемнение, а также летнее потемнение морей являлись доказанным фактом, требующим объяснения. И Тихов дал такое объяснение: вдоль каналов и на морях летом появляется растительность. В самом деле, что может помешать ее развитию на Марсе? Холод? Но ведь в Верхоянске, на земном «полюсе холода», где растут не только мхи и травы, но даже леса, средняя годовая температура ниже, чем на некоторых марсианских морях.

Правда, у тех, кто не согласен с ним и утверждает, что на Марсе нет растительности, похожей на земную, имеются в запасе два весьма весомых довода.

Для того чтобы наши растения могли жить, их зеленое вещество — хлорофилл — должно поглощать часть солнечных лучей. Это может проверить каждый, воспользовавшись особым прибором — спектроскопом. Но сколько ни изучали астрономы с помощью этого прибора марсианские моря — никаких признаков так называемой главной полосы поглощения хлорофилла не нашли.

И второе «против». Земные растения рассеивают и отражают невидимые инфракрасные лучи. А моря Марса этим свойством не обладают.

Значит, утверждали противники Тихова, их зеленоватый или голубовато-лиловый цвет зависит не от растительности, а от каких-то других причин…

На лекции, собравшей сотни слушателей, Тихов привел все «за» и «против» своей гипотезы. После лекции ему задали много вопросов. И случилось так, что в одном из этих вопросов был скрыт ключ к решению загадки, которая занимала астронома больше четверти века!

А вопрос был такой:

— Гавриил Адрианович, ведь инфракрасные лучи несут почти половину солнечного тепла. Зачем же марсианским растениям, живущим в холодном климате, рассеивать эти лучи, зря отдавать тепло, которое им самим нужно? Может быть, они, в отличие от наших земных растений, наоборот поглощают инфракрасные тепловые лучи, приспосабливаясь к суровому климату?

Тихов глубоко задумался. А ведь и в самом деле! Просто удивительно, что эта интересная мысль раньше не пришла в голову астрономам. Вот так вопрос! На него сразу и не ответишь: нужно многое взвесить, проверить.

Придя после лекции домой, Тихов первым долгом разыскал записки своего друга и ученика Евгения Леонидовича Кринова. Этот молодой ученый, участник экспедиции за тунгусским метеоритом, несколько лет разъезжал с полевым спектрографом по стране и летал над ней на самолете. Путешествуя, Кринов узнавал, как отражают свет леса и степи, пустыни и льды, дороги и болота.

Результаты его наблюдений Тихов и стал просматривать теперь самым внимательным образом. Да, вот оно: северная ель, сберегая тепло, рассеивает втрое меньше инфракрасных лучей, чем цветущая береза. Растущий на вечной мерзлоте тундры можжевельник, говорили данные Кринова, поглощает втрое больше тех же несущих тепло лучей, чем зеленый овес, выращенный жарким летом в Подмосковье!

Но ведь если марсианские растения приспосабливаются к климату подобно земным, то тогда этим можно объяснить не только их «жадность» к теплу инфракрасных лучей, но и отсутствие у них полос поглощения хлорофилла. Почему бы не допустить, что им для жизни нужно поглощать значительную часть несущей тепло красной половины спектра солнечного света, а не узкие ее полоски, как земным?

Однако, где и как проверить эти выводы? На Марсе?

Нет, пока на Земле.

Обсерватория возле Алма-Аты снарядила несколько экспедиций. Сам Тихов надел походный рюкзак и отправился в предгорья Ала-Тау. Часть его помощников уехала в сибирскую тундру, где условия жизни растений приближаются к тем, какие должны быть на экваторе Марса.