Преступления в психиатрии - Татьяна Фадеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однажды на улице меня окликнул совершенно незнакомый мне мужчина:
— Эй, — сказал он, — постойте. Вы Ури Геллер?
Я предположил, что он узнал меня после того, как увидел на одном их телепатических сеансов либо телевизионной передаче.
На вид незнакомцу можно было дать лет пятьдесят. Выглядел он вполне безобидно, и я ответил ему:
— Да, я Ури Геллер.
— Знаете, я хотел бы поговорить с вами об одном деле, которое могло бы вас заинтересовать. Я знаю о вашей работе в Станфордском институте.
Он создавал впечатление дружелюбного и простого человека, и ни в малейшей степени не пытался оказывать на меня давление. Ко всему прочему незнакомец поразил меня своими знаниями и неподдельным интересом к парапсихологии.
Я поинтересовался, откуда ему известно о моей работе в институте, на что он загадочно ответил:
— Ну, нам многое о вас известно.
Мне по вполне понятным причинам захотелось узнать, что означает это «мы», и чем вызван такой интерес к моей персоне. Я ждал, когда он ответит на мои вопросы, и вскоре мое любопытство было удовлетворено вполне. Мне, конечно, следовало догадаться самому, что незнакомец имел отношение к разведывательному ведомству. Сейчас я уже не помню, как он выразился в точности, но слово «разведка» определенно прозвучало. Он даже хотел показать мне свое удостоверение, но я отказался, считая, что в этом нет необходимости.
Он снова завел разговор о моем традиционном репертуаре — начиная со сгибания ложек и заканчивая стиранием компьютерной памяти. Уже в этом, на первый взгляд, отвлеченном разговоре он сделал несколько намеков, удостоверяющих его гораздо лучше любого документа. Он упомянул видеокассету, записанную во время моей работы в Станфордском институте и зафиксировавшую момент, когда часы внезапно появились перед нами, словно из воздуха. Результаты некоторых экспериментов, проведенных в то время, не были внесены в книгу, и они моги быть известны только немногим людям. Затем он, как бы мимоходом, заметил, что «они» осведомлены о некоторых подробностях моей предшествующей деятельности, о которой никогда не было и не будет публичных упоминаний. (В 1985 году я случайно узнал, что руководство Станфордского института получило на меня досье о работе в израильской разведке. Информация такого рода могла быть получена исключительно при условии оказания нажима со стороны весьма влиятельных структур. Возможно, она была предоставлена в обмен на соответствующую любезность с другой стороны. Хотя могло случиться и так, что израильская разведка просто пожелала быть в курсе моих последних исследований.)
Наша беседа продолжалась около часа. Майк — так он просил называть себя — записал мой домашний телефон и сказал, что хотел бы встретиться со мной еще раз. Ничего особенного сказано не было, но я почувствовал, что он старательно пытается внушить мне мысль о том, что в дальнейшем мы могли бы оказаться полезными друг другу. Меня это заинтриговало.
Он позвонил через десять дней и попросил о встрече в какой-нибудь закусочной неподалеку от моего дома. У меня уже была намечена одна встреча на вечер, и я предупредил Майка, что не смогу уделить ему много времени.
— Ури, нам нужна твоя помощь, — сказал он, как только мы встретились. — Есть некоторые области, являющиеся для нас предметом особого интереса, но в них мы постоянно натыкаемся на кирпичные стены. Вот мы и подумали, что ты, используя свои способности, вполне мог бы помочь нам довести до конца некоторые вещи, с которыми сами мы не можем справиться.
С собой Майк принес большую книгу в голубой обложке и теперь открыл ее передо мной.
— Скажи-ка, какое впечатление производит на тебя этот человек? — поинтересовался он.
Это была черно-белая фотография Юрия Андропова, о котором я в то время еще ничего не слышал. Первая мысль, которая меня посетила, была о том, что человек на фото имеет какое-то отношение к родине моего отца — Венгрии. И Майк поспешил объяснить, что человек, изображенный на снимке, был там послом во время советского военного вторжения в 1956 году. Вскоре после этого он стал руководителем КГБ.
— С виду — славный малый, — начал я. — Спокойный, уравновешенный, достаточно приятен в общении, но по натуре жесткий и безжалостный. Доктринер, в разрешении некоторых вопросов не способен к гибкости.
Сегодня все это, конечно же, известно всем, но я уверен, что Майк уже тогда знал об этом.
Он мне немного рассказал о новом интересном методе, который был разработан психологами ЦРУ. Этот метод позволял узнать характер человека и даже в определенной мере его судьбу по фотографии.
Затем Майк вдруг принялся задавать мне довольно странные вопросы:
— Можешь ли ты читать мысли людей, думающих на другом языке? Необходимо ли для этого находиться рядом с ними? Не страдает ли этот человек каким-либо серьезным заболеванием? Не можешь ли ты сказать, когда он умрет?
Я слушал его, не перебивая, и едва только пытался что-то сказать, Майк тут же продолжал серию вопросов, один из которых заставил меня содрогнуться.
— Мы знаем, что ты, Ури, можешь влиять на компьютеры. Нам известно также и то, что ты владеешь телепатией. — Он склонился надо мной и, понизив голос, как шпион в фильме, спросил: — Как ты думаешь, вызвать смертельную болезнь в человеческом теле в твоих силах? К примеру, остановить сердце?
Я не ответил, чувствуя, как начинаю покрываться гусиной кожей. Майк же тем временем, как ни в чем не бывало, заговорил о колдовстве, черной магии, но потом, очевидно, все-таки догадался, что я теряю нить разговора, и переменил тему. На сей раз это была еще одна доверительная беседа, которая, как я понял, исходила уже лично от него и не была связана напрямую с полученным заданием.
— Видишь ли, Ури, американский конгресс и военные не хотят оценить по достоинству возможность психологического воздействия. Это происходит отчасти по той причине, что мы не можем похвастаться особыми результатами в этой области. Но здесь существует и обратная связь: как можно изучить предмет досконально и добиться каких-то успехов, если ты не готов вложить в это деньги? Советы вкладывают — это видно даже из открытой литературы. Если читать ее с должным вниманием, то станет ясно, что они занимаются этим вопросом белее пятидесяти лет. И, надо признать, взяли мощный старт, потому что не жалеют на это денег. А мы еще даже не начали. Хотя, если б даже и начали, пресса тотчас ополчилась бы против этого, стала бы требовать урезать расходы на исследования. Именно скептики, сидящие на руководящих постах в редакциях газет, открыто смеются над нами. И, как следствие, влияют на ученых, а те, в свою очередь, на правительство. Этот порочный круг может быть разорван только сверху. Правда, сегодня у нас есть и хорошая новость: наш новый президент Джимми Картер — верующий. По крайней мере, он религиозный человек. А его сестра Рут испытывает фанатичное доверие ко всякого рода целителям. Кроме того, президент сам был свидетелем появления НЛО и публично заявил об этом. Не стоит забывать и тот факт, что он достаточно серьезный ученый. Словом, он вполне мог бы пойти нам навстречу и поддержать идею необходимости крупных исследований психологических феноменов. Остается только заинтересовать его в этом.
К слову будет сказано, я когда-то уже сделал кое-что в этом направлении. Это случилось, когда Розалин Картер, жена еще не вступившего на пост президента Джимми Картера, приезжала в Мексику вместе с Генри Киссинджером.
Меня попросили показать им что-нибудь из своего обычного арсенала: сгибание ложек — для госпожи Картер и чтение мыслей — для Киссинджера. Во время банкета я вел с ними обычный вежливый разговор в ожидании подходящего момента. Розалин Картер была мила и непосредственна. Казалось, она открыта любой идее, связанной с телепатией и психокинезом, также как, впрочем, и Киссинджер, хотя тот был значительно более осторожен в оценках.
— Не слишком мудро поступают те люди, которые отвергают тот или иной феномен только потому, что ему пока не найдено объяснения, — заметил он в беседе со мной.
Вполне допустимо, что он так выразился только из вежливости — ведь со мной говорил один из самых опытных дипломатов США.
Когда подали кофе, атмосфера наконец перестала быть столь официальной, и я почувствовал, что пришло мое время действовать. Взяв массивную десертную ложку, я передал ее Розалин Картер и попросил крепко держать за выемку.
— А теперь позвольте мне положить свою руку на вашу, — сказал я. — Не бойтесь, я всего лишь слегка прикоснусь пальцем.
Мне очень хотелось, чтобы она почувствовала, как ложка деформируется прямо у нее в руке — так и произошло.
Госпожа Картер выглядела удивленной и обрадованной. Она рассмеялась, и я убрал свою руку.
— А теперь держите сами.