Свобода - Джонатан Франзен

Родители Кейси жили в квартире с персональным лифтом — Джоуи решил, что, если он преуспеет в Нью-Йорке, заведет себе такой же. Он ужинал с ними и в сочельник и в Рождество, тем самым упрочивая ложь, которую он выдал родителям в ответ на вопрос о Рождестве. Наутро, однако, Кейси с родителями уехали кататься на лыжах, и Джоуи понял, что их гостеприимство заканчивается. Когда он вернулся в квартиру Эбигейл и обнаружил, что Пятачок и/или Тигра в отместку за столь долгое одиночество наблевали в нескольких местах, странное решение провести следующие две недели в одиночестве тут же было отвергнуто.

Вслед за этим Джоуи немедленно все испортил, позвонив матери и сообщив, что его планы «изменились» и «вместо этого» он присматривает за домом ее сестры.

— В квартире Эбигейл? — переспросила она. — Один? Не предупредив меня? В Нью-Йорке? Один?

— Да, — ответил Джоуи.

— Извини, ты должен немедленно сообщить ей, что не можешь. Скажи, чтобы она мне срочно позвонила. Сегодня. Немедленно. Отказ не принимается.

— Уже поздно. Она во Франции. Ничего страшного, здесь очень спокойно.

Но мать не слушала. Она что-то говорила отцу — Джоуи не мог разобрать слов, но слышал истерику в ее голосе. Затем трубку взял его отец:

— Джоуи? Ты меня слышишь?

— Слышу, конечно.

— Слушай внимательно. Если тебе недостает вежливости приехать и провести несколько дней с матерью в доме, который так много для нее значил и в который ты больше не попадешь, мне это безразлично. Это твое ужасное решение, раскаиваться будешь потом. Мы надеялись, что ты приедешь и разберешься с вещами из своей комнаты; ничего страшного, отдадим их на благотворительность или пусть бродяги унесут с помойки. Это твои проблемы, не наши. Но приехать одному в город, для которого ты еще слишком юн, в котором происходят теракты, и не на день-другой, а на две недели — значит свести твою мать с ума.

— Пап, здесь очень спокойный район. Это Гринвич-Виллидж.

— Ты испортил ей праздник. И собираешься испортить последние дни в этом доме. Не знаю, чего я от тебя еще жду, но ты ведешь себя бессердечно и эгоистично с человеком, который любит тебя куда больше, чем ты можешь понять.

— Почему она сама этого не скажет? Почему ты это говоришь? Откуда мне знать, что это правда?

— Была бы у тебя хоть капля воображения, ты бы сам понял.

— Она ни разу не говорила этого! Если у тебя ко мне претензии, выскажи их, почему ты вечно говоришь о ее проблемах?

— Потому что на самом деле я далеко не так беспокоюсь, как она, — сказал его отец. — Я не думаю, что ты такой умный, каким себя считаешь, не думаю, что ты в курсе всех жизненных опасностей, но полагаю, что ты достаточно умен, чтобы самому о себе позаботиться. Если ты попадешь в беду, надеюсь, мы будем первыми, кому ты позвонишь. В остальном ты свой выбор сделал, и я с этим ничего поделать не могу.

— Ну… спасибо, — сказал Джоуи с лишь частичным сарказмом.

— Не благодари. Я не уважаю твой выбор, просто признаю, что тебе восемнадцать и ты можешь делать что угодно. Но я глубоко разочарован, что наш сын не находит возможным быть чуть добрее к своей матери.

— Спроси ее, почему я не могу! — взорвался Джоуи. — Она прекрасно знает! Она все знает! Если тебя так заботит ее счастье, спроси ее и не приставай ко мне!

— Не говори со мной так.

— И ты со мной так не говори.

— Хорошо, не буду.

Отец, казалось, был рад смене темы. Рад был и Джоуи. Он наслаждался собственной крутостью и самостоятельностью, и ему неприятно было обнаружить существование внутри себя океана ярости, клубка семейных эмоций, которые могли внезапно взорваться и овладеть им. Слова, которые он разъяренно бросил отцу, были словно заранее сформулированы, как будто внутри него существовало обиженное второе «я», невидимое, но разумное и готовое в любую секунду проявить себя в виде фраз, не подконтрольных его воле.

— Если вдруг передумаешь, — сказал его отец, когда они истощили ограниченный запас тем для рождественской болтовни, — я с удовольствием куплю тебе билет на самолет, чтобы ты прилетел на несколько дней. Твоей матери это так важно. И мне тоже. Я бы тоже этого хотел.

— Спасибо, — сказал Джоуи, — но я не могу. У меня тут коты.

— Сдай их в гостиницу для животных, тетка ничего не узнает.

— Ну может быть. Наверное, нет, но может быть.

— Хорошо, тогда с Рождеством, — сказал его отец. — Мама тоже передает поздравления с Рождеством.

Джоуи услышал ее голос на заднем плане. Почему она не взяла трубку и не поздравила его лично? Свинство какое-то. Очередное бессмысленное признание своей вины.

Хотя квартира была довольно просторной, в ней не было ни одного дюйма, не занятого Эбигейл. Кошки расхаживали по ней как полномочные представители, роняя повсюду шерсть. Шкаф в спальне был нашпигован скомканными штанами и свитерами, мятыми пальто и платьями, а ящики были набиты так плотно, что не открывались. На стоящих в два ряда и рассованных повсюду дисках были записи исключительно отвратных певиц и какого-то ньюэйджевского бормотания. Даже в книгах была одна Эбигейл — в них говорилось о Потоке, творческой визуализации и победе над неуверенностью в себе. Кроме того, в квартире присутствовали все виды мистических аксессуаров — не только еврейские, но и восточные подставки под ароматические палочки и статуэтки со слоновьими головами. Единственное, чего недоставало в этом доме, — еда. Шагая по кухне, Джоуи вдруг понял, что если он не хочет три раза в неделю питаться пиццей, ему надо будет ходить в магазин и что-то себе готовить. Запасы Эбигейл состояли из рисовых хлебцев, сорока семи видов шоколада и какао и лапши быстрого приготовления, насыщающей на десять минут, а затем вызывающей приступ особенно мучительного голода.

Он подумал о просторном доме на Барьер-стрит, о восхитительной материнской готовке, подумал о том, чтобы сдаться и принять предложение отца. Но он решительно не хотел давать своему внутреннему «я» возможность проявить себя, и единственным способом отвлечься от мыслей о Сент-Поле оказалось устроится на латунной кровати Эбигейл и дрочить снова и снова, пока кошки не взвыли с упреком за дверью. Все еще не удовлетворенный, он включил компьютер тети — его ноутбук здесь не имел доступа к Сети — и принялся искать какую-нибудь порнушку. Как это обычно бывает в подобных случаях, каждый бесплатный сайт вел его на еще более непристойный и соблазнительный портал, и на весь экран стали открываться дополнительные окна, как в каком-нибудь кошмаре ученика чародея. Пришлось перезагрузить компьютер. Обиженный и клейкий член тем временем обмяк в его руках. Система оказалась захвачена какой-то чужеродной программой, полностью загрузившей жесткий диск и заблокировавшей клавиатуру. Итак, он заразил компьютер своей тети. В данную минуту он никак не мог получить желаемого — увидеть женское личико, искаженное экстазом, кончить в пятый раз и заснуть. Он закрыл глаза и заработал рукой, надеясь вызвать в памяти достаточное количество увиденных образов, чтобы довершить начатое, но его отвлекало кошачье мяуканье. Он отправился в кухню и открыл бутылку бренди, надеясь, что это не слишком дорогой сорт и он сможет потом купить такую же.

Проснувшись с похмелья, он учуял в воздухе запах, как хотелось надеяться, кошачьего дерьма. Заглянув в тесную, адски жаркую ванную, он обнаружил там гору нечистот. Пришлось вызвать управляющего, мистера Хименеса, который прибыл два часа спустя с тележкой, полной инструментов.

— Дом-то старый, оттого и проблем гора, — сказал мистер Хименес, трагически качая головой. Он наказал Джоуи плотно затыкать слив в ванне и раковинах после использования. На самом деле эти указания входили в список вместе со сложным распорядком кошачьего кормления, но Джоуи, стремясь накануне поскорее добраться до Кейси, совершенно про них забыл.

— Туча, тьма проблем, — бормотал мистер Хименес, орудуя вантузом и отправляя нечистоты обратно в несговорчивую канализацию.

Оставшись в одиночестве и заново обдумав перспективу двухнедельного одиночества, скрашиваемого бренди и/или мастурбацией, Джоуи позвонил Конни и сказал, что заплатит за автобусный билет, если она к нему приедет. Она тут же согласилась, отказавшись, впрочем, от оплаты билета, и его каникулы были спасены.

Он нанял какого-то чудика, чтобы тот починил тетин компьютер и провел интернет на его ноутбук, потратил 60 долларов на готовую еду в магазине «Дин-энд-Делука» и, встречая Конни на вокзале Порт-Оторити, был счастлив, как никогда, видеть ее. За предыдущие месяцы, мысленно сравнивая ее с несравнимой Дженной, он как-то забыл, как хороша она была на свой тонкий, лаконичный, страстный лад. На ней был незнакомый жакет, и она подошла к нему и прижалась лицом к его лицу, глядя ему прямо в глаза, как будто заглядывая в зеркало. Внутри него все растаяло. Впереди его ждал долгий и многократный трах, но дело было не в этом. Как будто автовокзал и небогатые пассажиры были оборудованы ручками регулировки яркости и насыщенности цвета и эти ручки были выкручены в ноль появлением девушки, которую он знал всю жизнь. Пока он вел ее через коридоры и залы, всего полчаса назад игравшие красками, все казалось блеклым и мутным.