Самоучитель танцев для лунатиков - Мира Джейкоб

– Пора идти, – сказал он, – меня пациент ждет.

– Что? – вздрогнула Амина. – Но, папа…

– Сэр, – вставая, произнес доктор Джордж, – я хотел бы записать вас на биопсию в ближайшее…

– Конечно. Пожалуйста, договоритесь обо всем с Моникой. Она разберется с моим расписанием.

– Подожди! – почти закричала Амина, но взгляд отца точно окаменел. – Нам же нужно поговорить обо всем, правда?

– Я и так уже опаздываю, – отозвался Томас, берясь за дверную ручку. – Пожалуйста, проследи, чтобы мама добралась до дому.

Он старался не смотреть на Камалу. Впрочем, она даже не повернулась в его сторону и уставилась на собственные колени, точно пытаясь понять, чьи они на самом деле.

Книга 9

Отец-изобретатель

Глава 1

Утром перед похоронами Акила Ипены сидели в машине и смотрели на стеклянные двери придорожного кафе под названием «Любовь». За окном, словно океанский лайнер, проплыла фура, и машина слегка закачалась, как будто на волнах.

– Ну ладно, – непонятно кому успокаивающе сказал Томас, – ладно.

Отец вылез из машины и слегка потряс ногами, чтобы разгладить смявшиеся брюки, а потом достал кошелек. Амина отвела взгляд. Конечно, она не ожидала, что жизнь замрет на время похорон, но все-таки некоторые вещи, например громко игравшее в соседней машине кантри, необходимость заправиться перед тем, как ехать в церковь, или сам факт того, что в кафе надо было кому-то за что-то заплатить, казались ей неуместными и циничными.

Сидевшая на переднем сиденье Камала уже в который раз поправила складки белого сари, разгладив их легким движением руки. В зеркало заднего вида Амина внимательно смотрела, как мать устало кладет голову на подголовник. На ее лице красовался живописный синяк – огромное фиолетовое пятно расплылось вокруг подернутого красной сеткой полопавшихся сосудов глаза и на скуле.

Как ни удивительно, но синяк скорее подчеркивал красоту Камалы, чем наоборот: ее нос выглядел исключительно благородным, губы стали более пухлыми, а здоровый глаз почему-то казался еще красивее, чем раньше, поэтому в целом она производила впечатление потасканной старлетки, гламурной дамы, которой трагизм лишь придает шику.

– Самые большие, какие у них нашлись, – произнес Томас, открывая дверь и садясь за руль, и протянул жене солнечные очки.

В машину ворвалось облако дизеля и пыли, и он быстро захлопнул дверь. Амина смотрела, как мать открыла футляр и на мгновение замерла. Оправа оказалась фиолетовой с блестками, стекла были размером с чайные блюдца. Камала осторожно надела очки.

– Ну-ка, покажись, – попросил Томас, и она повернулась к нему.

Он аккуратно взял ее за подбородок, покрутил голову туда-сюда и удовлетворенно кивнул.

– Отлично, – констатировал он и завел двигатель.

Плакать Амина не намеревалась. На похоронах она крепко зажмурилась, боясь, что увиденное останется в глубине ее души навсегда и ей все-таки придется поверить в это. Она провела кончиками пальцев по краю карточек, которые держала в руках, и впилась ногтями в уголок одной из них. Амина и так уже видела слишком много: школьное фото Акила на белом фоне похоронного буклета и цифры «1965–1983» под ним. От одного этого она начала задыхаться, как будто легкие онемели и на месте воздуха осталось лишь едва ощутимое покалывание. Она знала, что зал полон индусов, докторов, медсестер, пациентов, учителей и хулиганов из школы «Меса», которые выглядели до неузнаваемости по-взрослому в черных костюмах и траурных платьях. Скоро бал, подумала Амина, увидев их. Такое впечатление, что они просто репетируют. Сказать честно, они уже сейчас держались торжественно, почти празднично, их лица купались в ужасающей смеси страха, воодушевления и жажды неизвестного, словно в солнечных лучах.

– Вторая книга Самуила, глава двенадцать, стихи двадцать два – двадцать три, – провозгласил священник.

Раздался шелест страниц, как будто в церковь впорхнула стая птиц. Камала, прятавшаяся за огромными солнечными очками, даже не шелохнулась.

– «…доколе дитя было живо, я постился и плакал, ибо думал: кто знает, не помилует ли меня Господь, и дитя останется живо? А теперь оно умерло; зачем же мне поститься? Разве я могу возвратить его? Я пойду к нему, а оно не возвратится ко мне». – Пастор Келли глубоко вздохнул и обвел взглядом собравшихся. – Сегодня у всех вас тяжелое утро. Утро, наполненное вопросами и отчаянием, ведь юношу, которого вы считали своим другом, забрала длань Господня. Вы пришли сюда в поисках утешения, и все, что я могу сказать вам…

Закрыв глаза, Амина слушала проповедь пастора Келли об избранниках Божиих – судя по всему, он считал Акила одним из них. Она не видела, как на амвон по просьбе Камалы взошла миссис Маклин и произнесла странную речь об отваге Акила, с какой он преодолевал трудности изучения французского языка. Амина не замечала ничего вокруг. Тем временем Минди Луян смотрела на гроб, с трудом сдерживая рыдания, поражаясь и ужасаясь собственному горю. Группа «матлетов» растерянно уставилась на свои начищенные парадные ботинки, думая о том, каково это – лететь вниз с обрыва и быстро ли Акил погиб после удара. Все оглядывались по сторонам в поисках Пейдж, которая так и не явилась на похороны, будто она должна была стать путеводной звездой всеобщего горевания.

Амину отделяла от происходящего темнота за сомкнутыми веками, но она все же видела лицо матери с такой ясностью, что на минуту ей показалось, будто время смилостивилось над ней и повернуло вспять. Вот оранжевые отсветы кухонной лампы играют на щеках матери, пар поднимается от кастрюлек с идли и тушеными овощами, линия рта Камалы смягчается, она смотрит, как Акил ест, и в этот момент все внешнее перестает существовать. Два рта – один жует, другой пытается скрыть улыбку. Амина открыла глаза и увидела, что брат сидит на скамье на хорах.

Она подмигнула ему, и он моргнул ей в ответ. Амина пыталась прийти в себя, пошевелить губами или хотя бы какой-то частью тела. Акил помахал ей. У нее перехватило дыхание. Она хотела заорать, закричать, завопить или просто что-то сказать, но брат снова подмигнул ей и прижал палец к губам, хитро улыбаясь. Амина покачала головой. Стоявшая за кафедрой миссис Маклин наклонилась вперед и прошептала по-французски: «Дети вечно пребудут в Духе Святом», а Акил показал ей фак, предварительно поцеловав средний палец.

– Прекрати! – не выдержала Амина, и миссис Маклин ошарашенно замолчала. – Он здесь, – заявила девочка, но вдруг обнаружила, что не может поднять руку, тем более что никто даже не взглянул в ее сторону, только Димпл схватила ее за запястье прохладными пальцами. – Он там, – сказала Амина большим солнечным очкам мамы, и губы Камалы стали поджиматься, пока не исчезли совсем. Отец посмотрел на нее безжизненным взглядом.

– В туалет, – прошептала ей на ухо Димпл.

Амина встала и позволила кузине провести себя по центральному проходу мимо индусов, мимо Джейми Андерсона. Он сидел в середине ряда и не смог подойти к ней, когда она уходила прочь, молчаливая и удрученная. Когда она наконец догадалась обернуться, то увидела, что Акил стоит рядом с кафедрой и потягивается. Он лениво помахал ей и прогулочным шагом направился к открытому окну, вылез в него, и никто даже не подумал его остановить.

– Ами? – донесся из-за двери кабинки голос Димпл, и Амина посмотрела на носки черных туфель сестры.

Димпл уже не в первый раз требовала впустить ее. Наверняка будет просить еще. Через щель Амина видела висящее на стене зеркало, в котором отражалась голова Димпл, прижатая к металлической двери. Там, в зале, скорбящие затянули какой-то дурацкий, омерзительный гимн, их голоса то ли звучали по-детски, то ли были похожи на гудение насекомых.

– Ну пожалуйста! – повторила Димпл, переминаясь с ноги на ногу.

Амина наклонилась вперед и открыла дверь. Сестра вошла в кабинку, заперла за собой задвижку, и Амина забралась на сливной бачок. Димпл присоединилась к ней, нервно поглядывая на воду в унитазе. Она прислонилась спиной к стене, и Амина глубоко вздохнула. С Димпл ей было лучше. Они сидели рядом, слегка касаясь друг друга плечами, и между ними постепенно возникало тепло. Ноги девочек стояли на стульчаке.

– Я не сумасшедшая, – произнесла Амина через несколько минут.

– Я такого и не говорила, – отозвалась Димпл, снимая катышек с юбки.

Амина растопырила пальцы и принялась про себя пересчитывать их.

– Что ты видела?

Амина пожала плечами. В туалете пахло отвратительным ядовито-розовым мылом и тальком, от этих запахов у нее запершило в горле. Десять. Пальцы были сосчитаны. Димпл протянула к ней руки, накрыла ладони Амины своими и крепко сжала кулаки. Амина низко опустила голову, чтобы не разрыдаться.

– Все в порядке, – сказала Димпл, – здесь тебя никто не увидит.