Все случилось летом - Эвалд Вилкс

И вдруг Тенис все понял. Правда в своей нагой простоте была так ужасна, что он застонал и прислонился к забору, чтобы не упасть.

— Я бы любил тебя, любил, как никто, всю жизнь, до гроба, зачем же ты так. Ведь он тебя бросит, зачем… Зачем?

Но некому было ответить да все эти вопросы. И тогда, нащупав под забором увесистый камень, Тенис поднял его, примеряясь к вашу Анныни. Он без труда бы добросил… А потом? Что потом? И уши опять заложило от громогласных раскатов смеха — будто в порожний кузов самосвала падали тяжелые булыжники. Расправив плечи, Тенис направился к Даугаве. Узкую улочку с обеих сторон теснили палисадники. Дома казались опустевшими, нежилыми. Он шагал по тротуару, но ветви жасмина и сирени хлестали его по лицу, пока он не догадался перейти на середину улицы, и зашагал по ней уверенно, как хозяин.

Начинался асфальт. Тенис Типлок прибавил шагу. Временами он смеялся. Смеялся, утирая слезы. И смеялся громко, чтобы громко не заплакать.

Уже подойдя к Даугаве, Тенис заметил, что он все еще держит в руке камень. Он швырнул его в воду, над водою взлетели брызги.

У самого берега было грязно, смутно мерцая, плавали масляные пятна. Тенис разделся, вошел в воду. Она была теплая, теплее воздуха. Он мылся долго, старательно, а потом еще поплавал. Выйдя на берег, захваченный утренней свежестью, он огляделся вокруг. Над головой простиралось небо, и ни один край его не был похож на другой. А город уже просыпался, гул его зарождался где-то внизу, постепенно поднимаясь к чердакам и крышам.

Выпустив несметное множество стрел, из воды вставало солнце. Тенис Типлок с удивлением заметил, что начинается новый день.

1962

В БЕДЕ НЕ ОСТАВЛЮ

Абелиту страшно хотелось спать. Голова клонилась все ниже и ниже, а сам он, казалось, вот-вот сползет с сиденья, но в последний момент он вздрагивал всем телом, выпрямлялся, а немного погодя все начиналось сначала. Да что ж это за мученье такое!

Видно, ему надоело клевать носом, и он улегся грудью на руль своего автобуса, подложив под голову ладони. Боковые стекла в кабине были приспущены, сквозил приятный ветерок. Абелит слышал, как за переборкой рассаживались пассажиры, как на улице переговаривались прохожие, как подъезжали, отъезжали с автостанции автобусы. Но он старался ничего не замечать, в его распоряжении еще было целых полчаса, а уж там самому отправляться в рейс. То, что ему виделось сквозь дремоту, было не сном, а скорее воспоминанием о вчерашнем дне…

Солнце поднялось над пригорком, припекает спину. По дорожке идет он с женой и маленькой Витой. Идут гуськом: сначала Вита, потом жена, а он замыкает шествие. Вита ступает мелкими шажками, она совсем еще крошка. В одной ручонке игрушечные грабли, в другой — лейка. Они идут в свой пригородный садик. Девочка выряжена, точно кукла, все на ней новое, даже голубая лента в светлых волосах только что в магазине куплена. Мимоходом Вита обивает граблями росистые былинки, а мама время от времени на нее покрикивает:

— Перестань, платьице испачкаешь!

Папе это не нравится.

— Оставь ее в покое, — говорит он жене, — она не игрушка. Пускай порезвится.

— Много ты понимаешь! — вскипает жена.

Вот так они идут по дорожке: Абелит, жена и Вита. Идут и молчат. Ему кажется, что жена не права, но сразу не придумаешь, как ей втолковать, что ребенок не кукла и незачем его так расфуфыривать. Не на витрину же выставлять.

Тропка вьется по крутому берегу с ветвистыми липами. Их кроны такие густые, что за ними не слышно, не видно порожистой реки. Вита помахивает игрушечной лейкой. На ней нарисованы большие желтые цветы, каких не бывает в природе. В лучах солнца девочка кажется бабочкой, — порхает от цветка к цветку. У Абелита понемногу теплеет на душе и пропадает охота спорить с женой…

Его видения вдруг исчезли, будто их одним взмахом стерли с большой черной доски. Абелит поднял голову, открыл глаза. За стеклом кабины стоял парень, глядя на него в упор. Заметив, что шофер проснулся, он отошел и принялся изучать висевшее на столбе расписание. Потоптавшись еще для приличия, повернулся и не спеша удалился. Походка у него была человека праздного — тем и привлек внимание. Он один, этот парень, слонялся без дела по площади. Другие стояли в очереди за билетом, разговаривали в ожидании автобуса, что-то увязывали, перекладывали. А этот слонялся.

Вот остановился у газетного киоска. Молодой, лет двадцати пяти, не больше. Худой, шея тонкая, на ней птичья головка. Волосы черные, короткие, ежиком топорщатся. Одежонка самая что ни на есть дешевая. И такая мятая, брюки на коленках мешком висят — сразу видно, после дальней дороги. В руках сверток, обернутый в кусок зеленого брезента и небрежно перевязанный бечевкой. Поглазел на витрину, поплелся обратно к автобусу. Этого человека Абелит видел впервые, но в его одежде, в походке, в манере держаться было что-то удивительно знакомое. Такое трудно объяснить словами, скорее почувствуешь. И чувство это было до того навязчивым, даже мучительным, что Абелит весь насторожился. Он не сводил с парня глаз.

И вдруг, он разгадал причину своей тревоги. Этот парень пришел  о т т у д а. Сомнений быть не могло. Он вернулся оттуда, куда никто не уходит по доброй воле, куда увозят силой и где человек, считая дни, говорит себе: я пробыл здесь уже столько-то, а потом: мне осталось еще столько-то… И теперь, когда все стало ясно, шофер наблюдал за ним с благодушным спокойствием, даже любопытством — так оглядывают старого знакомца, встреченного после длительного перерыва. Когда парень подошел поближе, Абелит распахнул дверцу кабины.

— Эй, приятель! — крикнул он. — Далеко ли ехать?

Парень покосился на него и отвернулся. Абелит успел заметить, что расстегнутый ворот рубахи у него потемнел от грязи, да и шея почернела, хотя лицо вроде чистое, — наверное, утром потер на вокзале под краном.

— А тебе какое дело! — наконец отозвался тот, не оборачиваясь.

— Давно выскочил? Видать, только утром прикатил, — осторожно, словно удочку закидывая, начал Абелит. — И ведь, наверное, тебе ехать куда-то надо, иначе бы здесь не околачивался.

Парень резко обернулся. Придирчиво оглядел шофера. Плечистый, лицо круглое, добродушное, заспанное. Рукава ковбойки закатаны выше локтя. Такому, пожалуй, можно довериться…

— А ты откуда знаешь, что я утром приехал? И все остальное?

— Тебя как стеклышко насквозь видать! — усмехнулся Абелит. — Куда теперь?

— Да мне в Лачкаяс, — неуверенно ответил парень.

— Как раз мой маршрут, конечная остановка. Садись!

Парень все еще колебался.

— Понимаешь, дело