Три любви Михаила Булгакова - Борис Соколов

Интересно, что ксенофобия с тех пор не претерпела существенных изменений. Термин «понаехали», оказывается, употреблялся в Москве и в СССР еще в середине 20-х годов прошлого века. Надежда Владимировна в другой дневниковой записи, от 3 декабря 1925 года, также пишет: «На службе в одном учреждении надоело сидеть, и молодежь придумала: «Давайте устраивать на улицах демонстрации против Китая, идем гулять. «Долой косоглазых». И пойдет потеха». Весело. Вот вам и создавшееся революционное настроение. Народ очень косится на «косоглазых», на их университет (открытый в 1921 году при Наркомпросе Коммунистический университет трудящихся Востока (КУТВ), готовивший кадры для восточных республик и областей СССР, а также, по линии Коминтерна, студентов из Китая и других стран Азии. – Б. С.), на их общежития на русские деньги в центре России.

«Ишь, понаехало. Хлеб наш жрут; их на нас навалило похуже жидов!» И это пишется не в Москве декабря 2010 года, пережившей беспорядки на Манежной, а на 85 лет раньше, в Москве декабря 1925 года. Тут стоит отметить, что после Первой мировой и Гражданской войны в Москве и других городах Европейской части России оказалось немало китайцев, привезенных для выполнения дорожных и строительных работ. Булгаков в пьесе «Зойкина квартира» тоже изобразил двух китайских бандитов, держащих опиумный притон под видом прачечной. А его дневник однозначно свидетельствует об антисемитских настроениях автора «Мастера и Маргариты», причем он, как и супруги Брусиловы, был убежден, что многие евреи, декларируя атеизм, в действительности продолжают тайно исповедовать иудейство. Однако во всемирный еврейский заговор, а тем более в то, что за этим заговором стоит сам сатана, не верил. Поэтому Воланд и его свита в романе даны в гротескном, ироническом ключе, как добро, творящее зло. Здесь можно увидеть и иронию над мифом «еврейского заговора». Антисемитизм, к сожалению, был тогда присущ значительной части русской интеллигенции.

Неизвестно, был ли Булгаков знаком с супругами Брусиловыми. Вторая жена Михаила Булгакова, Любовь Евгеньевна Белозерская, из рода князей Белозерских, медсестрой участвовала в брусиловском прорыве и вполне могла быть знакома если не с Брусиловым, то с его супругой. И сам Булгаков тоже работал тогда врачом в госпиталях Юго-Западного фронта. Белозерская ввела мужа в круг «пречистенцев», старой русской интеллигенции, духовно не принимавших коммунистическую власть, настороженно относившихся к евреям. В этот круг входила и Н.В. Желиховская до эмиграции в Чехословакию в 1930 году.

С супругами Брусиловыми наверняка был знаком Евгений Александрович Шиловский, второй муж третьей жены Булгакова Елены Сергеевны, урожденной Нюренберг. В 20-е годы он работал помощником начальника Военной Академии, а в 1928 году стал начальником штаба Московского военного округа. Так что Булгаков мог получать информацию о мыслях Брусилова и его жены как непосредственно, так и через двух своих жен.

Незадолго до смерти Любовь Евгеньевна вспоминала: «Булгаков… не был верующим в обычном, вульгарном понимании. У нас не было ни икон, ни каких-либо других религиозных атрибутов. Но он верил, как говорится, что все будет правильно, верил в друзей, верил в русские корни, верил, что русская интеллигенция не погибнет».

Михаил Афанасьевич, также незадолго до смерти, говорил своему другу Сергею Ермолинскому, что он – не мистик и не теософ. Потому-то Булгаков к тому же Зубакину и прочим мистикам относился с иронией и насмешкой, тогда как супруги Брусиловы, будучи теософами, профессора черной магии воспринимали всерьез и верили в оберегающую силу икон.

С.А. Ермолинский вспоминал, что почти до самого конца Булгаков не терял присутствия духа и природного веселья: «Вокруг его дома штормило. Но все равно, уверяю вас, это был жизнерадостный, веселый дом!.. Да, да, это был веселый, жизнерадостный дом! Говорили, это оттого, что у Булгакова было повышенное «чувство театра». Нет, никакого «театра» в его поведении не было. Это был его характер. В передней над дверью в столовую висел печатный плакатик с перечеркнутой бутылкой: «Водка яд – сберкасса друг». А на столе уже все было приготовлено – чтобы и выпить, и закусить, и обменяться сюжетами на злободневные темы. Слетала всякая душевная накипь, суетные заботы, накопившиеся за день, и всегда получалось весело».

Подкосила Булгакова неудача с пьесой о Сталине «Батум». Но начиналось все очень хорошо. Е.С. Булгакова отметила в дневнике 11 июня 1939 года: «Пришла домой. Борис Эрдман сидит с Мишей, а потом подошел и Николай Робертович. Миша прочитал им три картины и рассказал всю пьесу («Батум». – Б. С.). Они считают, что – удача грандиозная. Нравится форма вещи, нравится роль героя. Николай Робертович подписал, наконец, договор на свой киносценарий. Борис очень доволен своей работой над 1812 годом. Мы сидели на балконе и мечтали, что сейчас приблизилась полоса везения нашей маленькой компании». Е.С. Булгакова. Запись в дневнике 3 июля 1939 года: «Вчера утром телефонный звонок Хмелева – просит послушать пьесу. Тон повышенный, радостный, наконец опять пьеса М.А. в Театре! И так далее. Вечером у нас Хмелев, Калишьян, Ольга. Миша читал несколько картин. Потом ужин с долгим сидением после. Разговоры о пьесе, о МХТ, о системе. Рассказ Хмелева. Сталин раз сказал ему: хорошо играете Алексея. Мне даже снятся ваши черные усики (турбинские). Забыть не могу».

Все пьесу хвалили, да и кто бы рискнул ее ругать? Е.С. Булгакова писала своей свекрови 11 августа 1939 года: «Мамочка, дорогая, давно уже собиралась написать тебе, но занята была безумно. Миша закончил и сдал МХАТу пьесу… Устал он дьявольски, работа была напряженная, надо было сдать ее к сроку. Но усталость хорошая – работа была страшно интересная. По общим отзывам, это большая удача. Было несколько чтений – два официальных и другие – у нас на квартире, и всегда большой успех».

Слухи о «Батуме» широко распространялись по Москве, что чету Булгаковых отнюдь не радовало – частью из-за суеверности, частью из-за того, что содержание пьесы в искаженном виде может прежде времени достичь верхов, не исключая и Сталина. 11 августа 1939 года Елена Сергеевна записала: «Вечером звонок – завлит Воронежского театра – просит пьесу – «ее безумно расхваливал Афиногенов». Сегодня встретила одного знакомого, то же самое – «слышал, что М.А. написал изумительную пьесу». Слышал не в Москве, а где-то на юге. Забавный случай: Бюро заказов Елисеева. То же сообщение – Фани Николаевна. – А кто вам сказал? – Яков Данилыч (Розенталь. – Б. С.). Говорил, что потрясающая пьеса. Яков Данилович – главный заведующий рестораном в Жургазе. Слышал он, конечно, от посетителей. Но уж очень забавно: заведующий рестораном заказывает в гастрономе продукты – и тут же разговоры о пьесе, да так, как будто сам он лично слышал ее».