Медный страж - Александр Прозоров

И он начал решительно проталкиваться через толпы покупателей к берегу.

Неожиданное приключение заняло немало времени — Любовод, как оказалось, уже успел изрядно расторговаться. С берега пропали все бочонки с вином, многие тюки тканей, больше половины бочек с салом. Время от времени к кривобокому приказчику подходили потные моряки, передавали приказы купца, подхватывали то мешок, то бочонок и уходили обратно в плотную толпу, чтобы вскоре вернуться снова.

— На борт полезай, — дал холопу подзатыльник Олег. Присел на берегу, зачерпнул воды, умылся, вернулся к навесам: — Помощь нужна?

— Пока нет, хозяин, — вздохнул приказчик. — Видишь, не берут тут ничего. Токмо Любовод на бойком месте расторговывается.

— Коли кто кольцами захочет расплачиваться, на язык пробуй. Настоящие покалывают, как иголочкой. Все прочие — поддельные.

— Сделаю, хозяин.

Новгородский купец вернулся только во второй половине дня, весь красный, как после парной, с неестественно прямой спиной. Страшными глазами указал на свою ладью. Ведун понимающе кивнул, поднялся по сходням вслед за ним, вошел в каюту, затворил за собой дверь. Любовод сделал глубокий выдох и вытянул из-под косоворотки что-то плоское, красноватое, длиной в полметра, а шириной сантиметров сорок. Какой-то лист медной жести.

— Вот! — Торжествующе перевернув лист, купец кинул его на топчан, и Олег невольно присвистнул, чуть приподнял лист, тряхнул, уронил снова.

Это было зеркало! Но не стеклянное, а… Середин даже не знал, как это называется. Нечто, нанесенное на медную основу; отражающее все, как обычное зеркало, без искажений, ярко и глубоко — но небьющееся, гибкое, легкое.

— А, друг? Я его, драгоценное, Зориславе отвезу. Пусть на себя любуется, краса моя ненаглядная. Хоть его, единственное… — Купец открыл сундук, расстелил кусок бархата, поместил зеркало сверху, старательно укутал, разровнял складки, опустил крышку и сел сверху: — Беда у нас, друг мой, беда. Прогораем.

— Как же это? — не поверил своим ушам Олег. — Я же вижу, товары уходят, мужики таскать не успевают!

— Важно не то, сколько продать, важно — почем. Сало, полотно, да тут все дешевле выходит, нежели у нас, на Руси! Сбываю, дабы назад не везти, с немалым убытком отдаю. Меха, правда, тоже дешевые, да на них прибытку особого не получишь. Ими каждый торг ведет, сильно серебро вложенное не отобьешь. Вино, ради редкости его в здешних краях, хорошо ушло да ковры персидские. Мыслю я, как деньги сберу здешние, посуду редкостную каменную на все скупить. Перед вечерней зарей подойду, цену, мыслю, хорошо сбить получится. Кто же захочет, не расторговавшись, вертаться? Но беды-то главных у нас, друже, две. Клинки брать никто не желает, ни единого не продал. А в них-то я, ведун, основное серебро и вложил. А еще — зеркала чудные здесь никто не продает. Расспрашиваешь — на Раджафа ссылаются как один. У бога здешнего можно взять, стало быть, и ни у кого более. Я, ведун, зеркал на Русь повозил немало. И франкские, и римские, и греческие. Кто серебро полирует, кто сталь добрую, кто медь красную. Ан мутные они все, как через кисею на себя смотришь. А эти… Ну что за зеркала! Краше, нежели наяву, кажешься! Ради таких любая девка с себя все, что скажешь, снимет.

— В каком смысле? — насторожился Середин.

— Ну хоть гривну, хоть перстни, хоть серьги — ничего не пожалеет, — не понял его удивления Любовод.

— А это откуда взял? — кивнул на сундук Олег.

— Купец один тайно на бисер весь сменял.

— Он же его как поддельные колечки пустит!

— То не моя печаль, — отмахнулся Любовод. — Не я же пускаю! Не мой и грех. Вот такие у меня вести… Ладно, пойду, сало попытаюсь отдать. Места много занимает, а цена тут — как за треть на Руси. Ох-хо-хо… Макошь, величайшая из богинь, куда же ты смотришь?

Когда солнце склонилось к закату, торговцы стали торопливо отъезжать. Кто легко укатывал на пустых возках, кто, не менее довольный, возвращался с полными арбами добра, выменянного на свой товар. Моряки тоже начали сворачиваться: сносить на берег окованные сундуки, что-то грузили обратно в трюмы, что-то оставляли до хозяйского указа. Любовод появился уже в полной темноте, но на чужой телеге, запряженной волами. В первый миг показалось, что она нагружена сеном, но незнакомые мальчишки начали споро вынимать из него берестяные короба и выставлять неподалеку от кострища. Купец заглядывал в каждую, наскоро убеждаясь, что обману с товаром нет, напоследок напомнил помощникам:

— Сено свалить не забудьте!

Те легко вывернули наружу объемистый, но легкий груз, запрыгнули на телегу и неспешно укатили, поскрипывая несмазанным колесом.

— Груз, считай, золотой, — предупредил моряков Любовод. — Золотой и хрупкий. Треть цены в нем — ваша, за вино ачмасское выкупленная. На Мамку к передней стенке укладывайте. И сперва сено на дно накидайте! — Купец подошел к костру, уселся в траву: — Ног вовсе не чую… Снедь есть какая в лагере?

Приказчик налил в деревянную миску мясной похлебки, сваренной из сушеного мяса, принес, дал хозяину в руки. Пододвинул полотняный мешок с сухарями.

— Чего, рыбы не половить было? — недовольно буркнул купец.

— Ты же знаешь, хозяин, в разных землях нравы разные, — виновато оправдался приказчик. — А ну за ловлю откуп платить положено? Мы уж опосля, вдали от глаз брюхо потешим.

Любовод вынул из украшенного золотыми наклепками чехольчика ложку, принялся хлебать варево и, лишь доев последнюю каплю и облизав столовый прибор, сообщил:

— Неладно здесь, други. Наш товар не в цене, свой интересный товар местные от нас прячут, не продают. Оттого выручки у нас никакой нет, и вида на нее еще меньше. Мехов, что за полцены впихивают, я брать не хочу, на них не наваримся, а зеркала свои прозрачные здешние мастера токмо для себя творят. Мало того. Хоть трюмы у нас и пусты более чем наполовину, ан в казне прибытку, считай, нет вовсе. Три четверти серебра в сталь вложена, в клинки да рогатины, что во всех концах света ценятся. А здесь, как по уговору, ни единого брать никто не захотел. Ни купцы солидные, с коими знакомство свел, ни покупатели обычные, что на торг приходили. Как мыслите, что делать ныне надобно?

— Оставь, хозяин, чего там, — ответил за всех Малюта, кидая в огонь подобранные с земли травинки. — Коли в такую даль забрались, надобно до конца пройти, прибыток отыскать, земли посмотреть. В походе мы недолго, назад никто не просится. Лучше поздно в шелках вернуться, чем рано в рубище. Верно говорю?

— Верно, верно! — отозвались несколько моряков и варягов.

— Посему дальше нас веди, Любовод, — подвел итог Малюта. — Верим.