Быстрые сны - Зиновий Юрьев

Брат Энок Бартон был на месте. Лейтенант позвонил Поттеру и поднялся в лифте на третью ступень. Синт с пустыми глазами поднялся из-за столика и вопросительно посмотрел на Милича:

– Как доложить, брат?

– Скажите, лейтенант Милич из Лейквью.

Синт поднял телефонную трубку:

– Брат Бартон? К вам лейтенант Милич из Лейквью… Хорошо.

Синт положил трубку и улыбнулся:

– Пожалуйста, брат Бартон ждет вас. Восемнадцатая комната.

Брат Бартон оказался плотным седым человеком лет пятидесяти пяти. Рукопожатие его было сильным, улыбка – располагающей.

– Прошу простить меня, мистер Бартон, но я занимаюсь уголовным делом, связанным с убийством некой Лины Каррадос…

– Знаю, знаю, – нетерпеливо прервал его синт. – Мне рассказывал брат Иан Колби.

– Тем лучше. Я хотел вам задать один вопрос. Примерно неделю назад вы приезжали в Лейквью…

– Совершенно верно.

– Вы что-нибудь привезли мистеру Колби?

Не смотреть в глаза, как начинающий следователь, но и не пропустить мгновение, во время которого они напрягаются, брови чуть сходятся, морща лоб. Короткое мгновение, которое важно не пропустить. Но брат Бартон не зря достиг третьей ступени и носил на рукавах желтые нашивки. Как только лейтенант спросил «вы что-нибудь…», он отвернулся, чтобы налить себе воды. Случайное совпадение? Или опыт человека, знающего, что не всегда удается контролировать свои глаза?

– Гм… – неторопливо помычал синт, отпил несколько глотков и осторожно поставил стакан на стол. – Да нет, насколько я помню… – Голос у него был низкий, звучный, уверенный. Голос, которым хорошо читать проповеди и отвечать полицейским на глупые вопросы.

– А что у вас было в портфеле?

Все-таки не удержался, подумал Милич, глядя, как дрогнули веки синта.

– В портфеле?

– Да, в портфеле, который вы держали в руке, когда оставили у ворот машину и пошли к коттеджу мистера Колби.

– Ах да, да, совсем забыл, – неспешно пророкотал синт, и лейтенант подумал, что актер он все-таки неважный. – Я ничего не привез брату Колби, поэтому я не сразу вспомнил о портфеле.

– А почему же вы не оставили его в машине?

– У меня были в нем ценные бумаги…

Скорее всего, это ничего не значит, подумал лейтенант, но врет. Зверь, попавший в капкан. Чем больше дергается, тем больше сжимается пружина.

– Лейквью огорожен. У ворот рядом с вашей машиной оставался сторож…

– Гм… Теперь, когда вы это мне подробно все растолковали, я вижу, что мои объяснения должны звучать гм… несколько неубедительно. Но когда я остановил машину у ворот, я не занимался анализом того, насколько безопасно оставить в Лейквью портфель в машине. Я вообще не думал об этом. – Голос синта окреп и уже рокотал с прежней уверенностью. – Элементарный инстинкт, который, увы, давно уже выработался у нас всех: выходя из машины, возьми с собой ценные вещи. И не хочу вас обидеть, лейтенант, но, к сожалению, немалая вина за этот инстинкт ложится на вас, на полицию… Надеюсь, я не был слишком груб?

– Нет, мистер Бартон. Полицейский, который обижается на каждое замечание о работе полиции, должен бросить свою работу на второй день. А еще лучше в первый же.

Брат Бартон вежливо побулькал в горле легким смешком и положил на край стола ладони. Нет, он не вставал, давая понять, что считает разговор законченным, он лишь показал, что мог бы встать.

– Благодарю вас, мистер Бартон.

Теперь уже встал и хозяин. Вежливый человек – он не смел задерживать гостя.

Из вестибюля Милич позвонил в Лейквью сторожу и попросил его, чтобы он сходил в коттедж Колби и попросил сержанта приехать в Буэнас-Вистас.

– Ну, что сказал наш милый синт? – спросил он у Поттера, когда вошел к себе в комнату в гостинице.

– Ничего не знает. Не обратил внимания, был ли вообще портфель.

– Толково.

– А второй? – вяло спросил Поттер.

– Тоже ничего. Сначала не мог вспомнить. Потом сказал, что захватил портфель автоматически, поскольку в нем были ценные бумаги.

Поттер устало откинулся на спинку кресла. Красное лицо его слегка побледнело, складки в уголках губ углубились. Он постарел лет на десять.

– Вы не заболели случайно, братец Джим? – спросил Милич.

Поттер покачал головой:

– Нет.

– Ну ладно. Один шанс оказался меньше десяти тысяч. Точно в соответствии с арифметикой. – Сержант прикрыл глаза, и Милич добавил: – Может быть, все-таки вы заболели? Устали? Огорчены, что негодяй до сих пор не вручил нам письменного признания? Может быть, просто попросить их всех в Лейквью: «Господа, сержант Поттер устал, и поэтому мы настоятельно просим убийцу признаться. Сержант принимает от пяти до семи. Просьба захватить с собой в случае возможности вещественные доказательства».

– Простите меня, я думаю.

– Что же тут думать, братец Джим? Это очень и очень интересно.

– Пожалуйста, можете смеяться надо мной, сколько вам угодно. Вы лейтенант, я сержант. Вы кончили университет, я нет. Вы – из Шервуда, я – из маленького городка. Меня никто не знает, вы – известный в полиции человек. Но подозревать мистера Колби – это, простите меня, смешно. Вы, конечно, человек неверующий. Да и я, признаться, давненько не брал в руки писание. Но я хоть уважаю в других веру. А мистер Колби – верующий человек. Стоит с ним пять минут поговорить – сразу видишь, перед тобой верующий человек. И хоть многое у них странно, но верят-то они в того же Иисуса Христа, в которого меня учили верить родители.

– Одно другого не касается, братец Джим. Можешь стать синтом, это дело твое. Но, пока ты полицейский, у тебя должна быть открытая голова. Или вы заранее составили себе твердое мнение, кто убийца?

– Не нравится мне этот Лернер… Как обмылок, не за что ухватиться.

– Вот негодяй, действительно. Вместо того чтобы сказать: вяжите меня, он, видите ли, еще и извивается. Я, братец Джим, тоже не в восторге от мистера Лернера, но я также не в восторге от мистера Бьюгла, хотя он, если не ошибаюсь, другого вероисповедания, в религиозном и политическом смысле. Не нравится мне и мистер Медина. Ну, и что из этого?

– Прошло уже столько времени…

– Да, прошло. Преступник умен. Это не пьяный балбес, избивший бармена. У него голова не хуже наших двух. А может быть, и лучше. Единственное наше преимущество заключается в том, что мы не можем бросить расследование. Мы бульдоги, челюсти которых сомкнулись. И пока мы не найдем убийцу, мы не имеем права разжать зубы.

– Но мы же никого не ухватили…

– Да, никого. Мы ухватили дело о взрыве в Лейквью машины Лины Каррадос. И мы не отпустим его. Я, по крайней мере, не отпущу его. Может быть, любое другое дело бросил бы, но это – нет.

– Почему?