Песня для разбитого сердца - Елена Барлоу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не печалься, родная, — утешал её ласково виконт. — Мы сюда обязательно вернёмся. Все вместе. А, возможно, нас к тому времени станет ещё больше…
— Возможно, — произнёс Александр, задумчиво глядя на жену, которая уже предательски покраснела.
В Фаунтинс всё оставалось по-прежнему, но для Кейли словно закончилась та невероятная магия, соединившая её с Александром в коттедже на далёком острове. Без компании отца, пока супруг занимался делами и всё больше сближался с окружением герцога Веллингтона, Кейли начала скучать. Поездка в резиденцию Бриджертонов немного развлекла её, но счастливый вид заметно располневшей Аниты заставлял Кейли ощущать себя ещё более одинокой.
Несколько раз она получала короткие письма от Джорджа из Виндзора. Он извинялся, но не слишком искренне. К тому же извинялся он исключительно перед нею. О брате даже словом не обмолвился.
Кейли видела Александра так редко, что, казалось, она снова теряла его. Она засыпала в одиночестве и просыпалась без него, хотя ночь он проводил в её постели. Порой она оборачивалась к нему, гладила рукой его небритую щёку и почти невесомо целовала в сомкнутые губы. Совершенно уставший он спал так крепко, что не отвечал ей.
Когда спустя полторы недели в Фаунтинс-холл явился сам Артур Уэлсли, первый герцог Веллингтон, национальный герой и знаменитый фельдмаршал, Кейли осознала, насколько велико было его мнение об Александре, и она постаралась изо всех сил произвести наилучшее впечатление на этого статного брюнета с длинным орлиным носом и глубокими карими глазами.
За праздным ужином он похвалил молодую виконтессу и высказался о том, что желал бы видеть капитана Стоуна в числе своих приближённым в Плимуте, поскольку в октябре прошлого года стал его губернатором. Также Александру нашлось бы место в Оксфорде или Лондоне, в вестминстерском министерстве иностранных дел. Оглушённая всей этой информацией Кейли слегка потеряла нить разговора, поскольку дальше Александр и герцог завели не примечательный диалог о политике и беспокойном положении между Францией и Алжиром.
И единственное, о чём она с ясностью подумала в ту минуту, что на самом деле проиграла именно она. Александр владел её телом и разумом, занимал все её мысли, без него ей казалось, будто воздуха не хватало. Это было пугающе сильное чувство зависимости, от которого она уже никогда не избавится.
Глядя на то, с каким задором Александр отвечал Веллингтону, на его великолепную улыбку, и слушая его искренний смех, Кейли молилась в собственных мыслях, заставляя себя быть сильной.
«Скоро всё наладится, — размышляла она. — Ему нужна эта работа, чтобы никогда больше не смотреть на отчима, как на единственного идола. Он станет свободен от его ядовитого влияния… Может быть, тогда он полюбит меня?»
Той ночью, проводив экипаж Веллингтона за ворота, Александр пришёл в спальню жены и увидел её сидящей перед зеркалом. Кейли плакала, и он оторопел. Она так глубоко окунулась в своё отчаяние, что даже не заметила его прихода.
Она плакала, потому что он стал единственным, ради кого она существовала. Плакала потому, что её напугала страшная мощь этой любви, и она устала быть её покорной рабыней. Наконец, она плакала потому, что не желала становиться такой же эгоисткой и собственницей, как Эшбёрн. Александр может и должен жить без её постоянного присутствия рядом… потому что он свободен от всех привязанностей… и от неё тоже.
Когда он бесшумно приблизился, встал рядом с нею на колени и попытался обнять, она не стала сопротивляться. Он ничего не спросил. Алекс осторожно подхватил девушку на руки и отнёс к постели. Там он просто лёг рядом и стал сцеловывать слёзы, нежно лаская руками её напряжённые плечи, шею и спину.
Она не желала большего. Лишь бы он не покинул её. И только на минуту представив, как её девичий эгоизм и капризная влюблённость могут отпугнуть его, Кейли испугалась и разрыдалась, отпустив Оливию и оставшись в одиночестве в своей спальне.
Теперь он был рядом, целовал её, ласкал и шептал «моя милая». Всё остальное было не важно, иные слова просто ни к чему. Она уже давно знала, что была создана только для него.
Глава 19
Вести о смерти сына короля, Эдуарда Августа, который лишь недавно возвратился в Англию, застали Александра в конторе Веллингтона в Оксфорде. Многие приближённые, в том числе и сам Александр, знали, что принц Эдуард был тяжело болен, но никто и вообразить себе не мог столь фатальные последствия. А ведь его лечением занимались лучшие доктора…
Веллингтон вошёл в офис не один, вместе с ним прибыл российский посол от императора Александра Павловича. Оба бледные, небритые и раздражённые, они уселись за стол, пока капитан Стоун приводил в порядок бумаги, и разговорились о сложившейся ситуации. Затем подали чай, и беседа пошла немного живее.
Граф Сухтелен со своей стороны сетовал на раскол между братьями, сыновьями покойного императора Павла I, и полной неразберихой в их престолонаследии. Ходили слухи, что ныне действующий Самодержец подумывает уже об отречении в пользу брата Константина, который сам не горел желанием править. Веллингтон соглашался с тем, что подобное положение дел нужно исправлять, в то время как их собственный старик-король в состоянии настолько ужасном, что, того гляди, вслед за сыном помрёт, тогда официально королём станет принц-регент, Август Фредерик, он же Георг IV — самый непопулярный и нелюбимый у народа. А вдобавок у него наследников вообще не имеется, ведь единственная дочь Шарлотта умерла три года назад.
Алекс закончил с бумагами и сел напротив Сухтелена. Стоун посетил как-то Варшаву, где мельком встретил того самого Константина — потенциального наследника после его брата. В то время он был главнокомандующим польской армии и полностью оказался погружён в смотры и реформации среди состава новых войск. Вскоре он стал переживать кризис в связи с неприятием со стороны Царства Польского. И, судя по всем рассказам Сухтелена, кризис этот не прошёл. Алексу нравился Константин, его стойкость, мужество и дерзость, а также преданность военному делу, но совершенно не нравился тёзка, который слыл пессимистом и давно испытывал апатию по отношению к управлению Империей. Однако слухи о нежелании Константина занять престол вряд ли были беспочвенны. Алекс сочувствовал и отвергнутому поляками наследнику, и его брату, Николаю.
Обо всём этом, разумеется, он сразу же написал Кейли. В вопросе конфиденциальности он полностью ей доверял. Но в этот самый вечер, когда услышал от герцога о
