Рональд Лэйнг. Между философией и психиатрией - Ольга Власова

Сам Лэйнг тогда как раз и находится на пути к такому радикальному преобразованию. Он устает от множества проектов и конференций, в предшествующие два года все словно свалилось на него: он руководил Кингсли Холлом, несколько раз в месяц выступал с докладами, давал радио– и телеинтервью, продолжал частную практику на Уимпол-стрит и растил грудного ребенка – Ютта родила ему сына Адама. Он крутился, словно белка в колесе, и жутко уставал:

Мне снилось, будто я за рулем автомобиля, что я несусь на большой скорости, из окна ничего не видно, а тормоза не работают, будто я несусь дальше и думаю, что неплохо бы было придумать, как остановиться. Я ехал быстро, но я не видел, куда направляюсь, и не знал, как затормозить. По-видимому, это было знаком того, что нужно остановиться и годик отдохнуть [394] .

В конце 1970 г. он задумывает отправиться на Восток. В 1973 г. в интервью французскому еженедельнику «L’Express» он вспоминал:

Это был проект, который я вынашивал в течение нескольких лет. Я не хотел уезжать, пока эксперимент, проходящий в Кингсли Холле, не укрепится. <…> Повторюсь, Восток стал для меня лучшим местом, куда я убежал от всего этого, причем не просто в физическом, но и в духовном смысле. Мне казалось, что так я смогу расслабиться: я сбежал из социальной системы, которой принадлежал, в систему, где на мне не было никакой ответственности, где моя включенность была минимальной [395] .

И эта поездка до сих пор остается окутанной тайной. «…Я ничего не написал и ничего не издал об этом периоде моей жизни, и очень немногие что-нибудь знают об этом» [396] , – говорил он.

Надо отметить, что Лэйнга никогда нельзя было назвать человеком, равнодушным к религиозности. Он был воспитан в религиозной семье, и религия, как и наука с искусством, была основополагающей сферой его интереса. Другое дело, что он всегда испытывал неудовлетворенность организованной религией – неудовлетворенность сродни той, которую испытывали по отношению к ней Кьеркегор, Ницше и Маркс. Он не переносил злоупотребление религией, как и злоупотребление наукой. Поэтому в христианстве постепенно разочаровался. Несмотря на симпатию к сложности и изяществу христианского вероучения, он не принимал принципа авторитетности, в большой степени свойственного именно христианству. Поклонение Иисусу Христу, принятие как данности христианских догматов, следование определенному укладу жизни было теми элементами, которые казались ему излишне жесткими.

Он искал религию, которая была бы ему экзистенциально близка, подходила по мироощущению, допускала самостоятельный рост и работу над собой. Так он пришел к буддизму:

Там не существует никакой теологии, по крайней мере, в буддизме Махаяны, и на пути постижения непосредственной истины своей жизни нет обязательного предписания верить неподтвержденным историческим фактам. Так что все это кажется весьма разумным. Для меня это было основным недостатком христианства, эта необходимость верить словам других людей, тем словам, которые изрек какое-то время назад при определенных обстоятельствах человек по имени Иисус. Зачем это? [397]

Лэйнг пришел к буддизму через Дзен, а уже потом читал Упанишады, а также множество других переведенных на английский текстов этой традиции. Кроме того, он воспринимал буддизм и другие восточные учения через практику, практику работы со своим сознанием и своим телом. Его занимала техника рассредоточения и достижения невнимания. Это напоминало ему феноменологическую редукцию Гуссерля и требование беспристрастности психоанализа Фрейда. Его также привлекла работа с дыханием, поскольку астма иногда давала о себе знать, а годы анализа у Рикрофта прошли в этом отношении бесполезно.

Немалое значение в увлечении Востоком сыграл для Лэйнга Эрик Грэхем Хау. Он знал множество людей, соприкасавшихся с буддизмом и с Индией, множество европейцев, занимавшихся восточными практиками (например, Алана Уотса), и сам иногда позволял себе попрактиковать нечто подобное. Так, одно время раз в неделю на сорок минут он собирал своих единомышленников в кабинете Лэйнга на Уимпол-стрит и организовывал занятия медитацией на сердечной чакре. Собиралось человек восемь, совершенно не знакомых друг с другом. Они сидели и медитировали.

Сама мысль о поездке приходит Лэйнгу несколькими годами ранее, но он отвечал за Кингсли Холл. Его беспокоила ответственность не столько за пациентов и за проект, сколько тот договор, который они заключили с Мюриэл Лестер. Он должен был «досмотреть» за Кингсли Холлом до окончания арендного соглашения. После этого он мог ехать куда угодно.

В конце 1970 г. Лэйнг постепенно завершает все дела. За несколько месяцев до отъезда он перестает принимать новых пациентов, с помощью адвокатов приводит в порядок свои юридические дела. Вести оставшиеся он поручает Мэри Дьюиг, бывшей монахине и в прошлом его пациентке. И к середине февраля он будет уже готов ехать. Первоначально он хотел отправиться в это путешествие один: Восток не требовал компании. «Я хотел убежать от людей и от своих мыслей, – вспоминал он. Мне хотелось отдохнуть, а отдых для меня был сопряжен с одиночеством» [398] . Но Ютта его не отпустила. Она боялась, и, надо признать, небезосновательно, что Лэйнг решит остаться, и она больше никогда его не увидит.

Тогда Шри-Ланка пребывала в состоянии гражданской войны, но это не нарушило планов Лэйнга. В поездке на Цейлон им помогал знакомый Эрика Грэхема Хау Ньянапоника Тхера, тогда проживавший в Канди. Утром 30 марта Лэйнг и Ютта с детьми Адамом и Наташей, а также с помощницей Брендой направились в аэропорт Хитроу. Их ждал рейс «Лондон – Коломбо», они направлялись на Цейлон. Лэйнг действовал по правилу: с собой никаких книг, никаких бумаг для письма, никаких музыкальных инструментов, никаких наркотиков. Он летел к новой жизни. Хотя Эдгар Фриденберг и утверждает: «Это была бы одна из величайших шуток истории, если бы Лэйнг в своем путешествие на Восток стал посланником науки. Заражая древние монастыри и храмы вирусом эмпиризма…» [399] , Лэйнг не стремился принести на Восток свои законы. Напротив, он был готов принять то, что ему дадут.

Прибыв в Коломбо, они провели несколько дней в гостинице в нескольких милях к югу, а затем на джипе двинулись сначала в небольшую гостиницу в Канди, а потом в маленький домик, расположенный в сорока минутах езды от Канди. Хотя домик стоял посреди огромной чайной плантации, а до ближайшей деревеньки Матале нужно было добираться около двадцати минут, этого Лэйнгу показалось мало. Он почти сразу оставляет семью и отправляется медитировать в буддийский монастырь в Кандубода, в центральную Шри-Ланку, где остается в течение шести недель.

Это была сингальская ветвь буддизма хинаяны, и проживающие в Кандубода бикши проходили очень сложный путь медитации: хинаяна требовала немалой выдержки. В те шесть недель, которые он провел в Кандубода, Лэйнг вел типичный образ жизни бикши, стремясь к очищению сознания:

В конце концов, я вообще бросил спать; двадцать четыре часа в день в течение нескольких недель я сидел в позе лотоса и медитировал, вслушиваясь в свое дыхание [400] .

Его сознание стало очищаться. Теперь все, что он делал, если он совершал какие-либо движения, происходило без предшествующего понимания, без осознания совершаемого. Только 26 июня Ютта получила письмо о том, что он возвращается.

Большую часть времени после возвращения Лэйнга они с Юттой жили в маленьком домике близ Канди. Иногда путешествовали с экскурсией по острову, а летом некоторое время гостили у друга в бунгало в Тринкомали, маленькой деревеньке на северо-восточном побережье Шри-Ланки.

Около дома специально по желанию Лэйнга была сооружена хижина для медитации, в которой он и проводил большую часть своего времени. Он отдыхал, умеренно питался, медитировал, изучал восточную философию, пали и санскрит. Одевался он в оригинальные сингальские одежды. Его обычный день выглядел так:

03.0–05.00–утренняя медитация

06.30 – рис

06.45–08.00 – медитация

08.0–09.00 – завтрак

09.0–11.00 – чтение сутр Мадджхима-никая

11.0–12.00 – медитация

12.0–13.15 – ланч

13.15–15.00 – чтение

15.0–17.00 – медитация

17.0–18.00 – послеобеденный чай

18.0–20.00 – медитация

20.0–21.00 – общение с другими после их ужина

21.0–22.00 – медитация

22.0–03.00 – сон

Это было очень трудно: полностью отдаваться волне медитации, вставая на путь очищения сознания, и одновременно общаться со своей семьей, общаться в обычной манере и стиле. В интервью Маллану он говорит о тех днях:

Около дома я устроил хижину для медитации, где проводил большую часть времени, сидя в позе лотоса, постоянно занимаясь практикой медитации и очищением сознания. Мое тело превращалось в марионетку, и я должен был управлять им. Это была целая система, было очень и очень сложно делать шаги, двигать ступнями, существует огромное количество мышц, и необходимо было ощущать каждую из них, продираясь через осознание целой системы, в которой мышцы являются лишь одной из частей. Я также медленно перемещался, очень медленно ходил… <…> Когда я был с Юттой, я вел себя, как обычно. Я не смешивал это со своей повседневной жизнью, в которой по-прежнему был вежлив, следил за своей внешностью, абсолютно нормально и четко говорил и двигался [401] .