Рональд Лэйнг. Между философией и психиатрией - Ольга Власова

Купер словно срывает с семьи маску радушия, маску любви и поддержки, маску теплоты и обнаруживает за ней пустоту, одиночество и утрату автономности. Так называемая «счастливая семья», на его взгляд, является жесткой институцией, делающей несчастными и убивающей своих членов. Ребенок от рождения включается в жесткую систему семейных связей, выйти из которой практически невозможно, однако такой шанс существует. Безумие как раз и представляет собой движение от семейственности к автономии, оно нарушает самое жесткое табу семьи и поэтому подвергается такой интенсивной репрессии.

В основе идей Купера лежит утверждение о том, что шизофрении не существует, однако это несуществование приводит к множеству семантических и философских вопросов и социально-исторических проблем. Шизофрения, по Куперу, – это социальный факт, медицинская стигма, которую одни люди навязывают другим для того, чтобы выйти из неразрешимой ситуации. Понятию шизофрении, в силу его бессмысленности, Купер предпочитает другое – «безумие». «Если шизофрении не существует, безумие, конечно же, существует » [374] , – подчеркивает он. И именно с безумием имеют дело психиатрия и антипсихиатрия.

В силу такого статуса безумия его освобождение, по Куперу, должно стать первейшей задачей революции, революции безумия. «Все безумцы, – подчеркивает он, – политические диссиденты. Всякое наше безумие – политическое диссидентство» [375] . В том случае, если эта задача будет успешно реализована в буржуазном обществе, оно станет менее контролируемым и жестким, или же неконтролируемым вовсе, внутренняя структура власти будет разрушена, а следовательно, внешняя власть, т. е. империалистическое насилие над третьим миром, прекратится. Освобождение безумия, таким образом, является для Купера политическим актом, влекущим за собой революционные изменения во всем мире. Революция безумия должна, по его замыслу, парализовать функционирование каждой семьи, каждой школы, университета, фабрики и т. д. и поставить на их место мобильные неиерархические структуры.

Надо признать, что и лэйнгова стратегия созерцания, и куперова стратегия борьбы обладали слабым прогностическим потенциалом. Эпоха шестидесятых, что и говорить, мало смотрела в будущее, она просто-напросто бунтовала против настоящего. Многие из тех, кто выходил тогда на баррикады, умерли от передозировки наркотиков или спились, многие со временем стали обычными обывателями, многие продолжали бунтовать, но бунт этот был уже просто смешон. Купер и Лэйнг, да и вся антипсихиатрия, строили свои идеи на протесте, эти бунт и протест были определяющими.

Бунт иного рода лежит в основе идей Томаса Саса. В своих работах он выдвигает тезис о том, что психическое заболевание – это миф, метафора, увертка языка, а психиатрия – это практика принуждения. Психиатрия – это мифологическая система, за которой ничего не стоит. Психическое заболевание является одним из основных понятий, которое поддерживает этот миф. Он всячески подчеркивает:

Душевная болезнь – это миф. Психиатры не занимаются душевными болезнями и методами их лечения. В реальной практике они имеют дело с индивидуальными, социальными и этическими проблемами жизни [376] .

Сас задается целью деструкции концепции психического заболевания, а также деструктивного анализа психиатрии как псевдомедицинской инстанции. При этом, по его убеждению, это лишь первый этап работы. Деструкция необходима для того, чтобы построить новую науку о человеке, основанную на системной теории индивидуальности. На взгляд Саса, психиатрия как теоретическая наука состоит в изучении индивидуального поведения, т. е. поведения в играх и игр, в которые вступают люди. Психическое же заболевание представляет собой лишь выражение межличностных и социальных затруднений.

Дальнейшая логика Саса приводит его к интересным выводам, и ключевыми в этой логической цепочке являются понятия «общество» и «власть». Сас, по сути, поддерживает теорию группового функционирования, подобную той, что развивали Лэйнг и Купер. На его взгляд, отличающееся от группового мировоззрение приводит к отчуждению от группы и тотальному одиночеству. Если индивид желает остаться в группе, ему приходится быть лицемерным, и лицемерие это, фактически, мировоззренческое. Идеология общества хорошо укреплена. Факты, действия и наблюдения всегда воспринимаются только сквозь ее призму, для описания происходящего используются термины идеологии. По этим причинам новые факты, порожденные идеологией, постоянно укрепляют ее здание, и идущие с ней в разрез данные уже не способны ее разрушить. Вся эта прочная конструкция идеологии поддерживается посредством власти. Власть – это скрепляющее вещество социального организма, именно благодаря «клейкой природе» власти различные его элементы соединяются в прочную и нерушимую целостность.

Основным объектом властных воздействий выступает автономия, независимость [377] . Как подчеркивает Сас, в обществе есть только один политический грех – независимость, и только одно политическое достоинство – повиновение. Следовательно, власть – это репрессивный механизм, с одной стороны, поддерживающий целостность общества или социальной группы, а с другой – подавляющий бытие индивида, изменяющий его экзистенциальный проект. Благодаря власти достигаются «однородность» и «усредненность» переживания. Миф психического заболевания оправдывает, по мнению Саса, не только существование психиатрии, он необходим для выживания общества, поскольку психиатрия – это одна из его институций.

Идеи Саса и Лэйнга имеют различные источники и поэтому в некоторых моментах расходятся. Сас при этом не скрывал своего негативного отношения к Лэйнгу. В 1976 г. в статье, опубликованной в «New Left Review», он набрасывается с резкой критикой на его идеи и деятельность. Через двадцать восемь лет он начинает аналогичную статью следующей фразой:

Психиатры и те, кто интересуется психиатрией, «знают», что Рональд Д. (Дэвид) Лэйнг (1927–1989), шотландский психиатр, и я разделяют одни и те же идеи о психическом заболевании и принудительной психиатрической госпитализации. Мы оба рассматриваемся как основатели и лидеры движения антипсихиатрии. В этом кратком эссе я задаюсь целью доказать, что это не так [378] .

Сас соглашается, что в некоторых моментах, в частности в критике психиатрии как социальной институции, его взгляды совпадают со взглядами Лэйнга, однако признает при этом, что основанием этого совпадения является лишь общий враг – тоталитарная система психиатрии. Поэтому сам он, по собственному признанию, чувствует к Лэйнгу такие же чувства, какие испытывал Черчилль к Сталину. Надо отметить, это примечательные аналогии. «…Антипсихиатры, – пишет он, – объявляли себя социалистами, коммунистами или, по меньшей мере, антикапиталистами и коллективистами. Точно так же, как коммунисты пытаются поставить бедных выше богатых, антипсихиатры ставят „безумие“ выше „разума“» [379] .

Вся остальная критика развивается в подобном же русле. Сас называет Лэйнга проповедником «Новых левых», жителей Кингсли Холла – коммунарами, и выстраивает целую серию политических нападок. Он отмечает, что антипсихиатрия представляет собой не что иное, как завистливые атаки марксистами и коммунистами американцев и развитого ими социального уклада, нападки по причине приписываемой им ответственности за обеднение «слаборазвитых» народов. В русле такой антикапиталистической, антиколонизаторской антипсихиатрической перспективы безумец становится подобен не испорченному воспитанием ребенку или богатому чилийцу, сидящему на земле, полной меди.

Все достижения Лэйнга Сас обращает против него. Кингсли Холл описывается как «фабрика» по схождению с ума, существующая на деньги налогоплательщиков и спонсируемая, таким образом, из собственных карманов британцев. Он сравнивает Лэйнга с Фрейдом и Блейлером и говорит, что его деятельность ничем не отличается от деятельности его предшественников. Индикатором и своеобразным мерилом для Саса здесь выступает случай Мэри Барнс, которую он называет женщиной-волком. На его взгляд, точно так же, как невроз мужчины-волка стал священным символом психоанализа, психоз Мэри Барнс стал священным символом антипсихиатрии, а легенды о чудесных исцелениях, точно так же, как в психоанализе, подтверждают славу Лэйнга как исключительного целителя больных психозом. Вся разница для Саса в метафорах. В психиатрической больнице они медицинские, в Кингсли Холле Лэйнга альпинистские [380] .

Лэйнг, к слову, был настроен по отношению к Сасу более позитивно. Он никогда не высказывал открытой враждебности и, напротив, настаивал больше на общности, чем на различии их идей. Во введении к «Здравомыслию, безумию и семье» он ссылался на «Миф душевной болезни» Саса и высоко оценивал его идеи, как и в интервью Бобу Маллану [381] . Однако публикация такой критической статьи не оставила Лэйнга равнодушным, и в 1979 г. он ответил в обзоре книг Саса «Теология медицины», «Миф психотерапии» и «Шизофрения» в «New Statesman ». Лэйнг в этом обзоре обвиняет Саса в безосновательности его утверждений, в излишней зацикленности на мифологизме психической болезни и отсутствии необходимого для него анализа социальных институций и власти: