Ева и головы - Дмитрий Ахметшин

— Назовём его господином Сено-де-Солома. На такой манер кличут баскских лордов.

— А разве он лорд? Ты же говоришь, он бедный.

Ева подумала, что отличить лорда от простого человека на самом деле не так легко. Хотя в его светлости — в нём, например, аристократ узнаётся сразу. У простых людей не может быть вот так брезгливо опущенных уголков рта.

— Повелитель полей и победитель ворон, — сказал Эдгар. — Бравый воин. Конечно, по-своему он лорд. Только, может, сейчас производит впечатление немного напившегося лорда… ох… держи её!

Голова в деревянном шлеме не выдержала неровностей дороги, с которыми приходилось сражаться, и особенно большая кочка, словно молодецкий удар топором, отделила эту голову от шеи. Она покатилась к переднему борту, где были намотаны на перекладину вожжи, потом обратно, где её и поймала, бросившись грудью, Ева.

В ведре оказались: пахучие тряпки, в которых мыши одну или две зимы назад устраивали себе гнездо, ныне покинутое, комки засохшей соломы, а так же прибежище для насекомых самых разных форм и размеров. Бадья не выдержала удара и треснула с одной стороны.

— Погиб наш лорд, — печально сказала девочка. — Наверное, он очень любил то поле и не пережил разлуки с ним. Не удивительно, с таким количеством многоножек и паучков в голове…

Эдгар, до этого недоумённо смотревший то на чучело, то на кадку в руках девочки, словно изумляясь про себя — как соломенный человек мог такое учудить? — внезапно оживился. Кликнул барона и тот появился из своей комнаты, лохматый и, кажется, не выспавшийся. Конечно, появился не сам, а на широких ладонях костоправа.

— Что ты будешь делать? — озадаченно спросила Ева.

— Познакомлю его с нашим господином Сено-де-Солома. У одного гнилая голова, другой давно лишился тела — вдруг они друг другу понравятся?

Глядя на надменные скулы барона, стоило бы сказать, что ему бы больше подошёл для знакомства одетый в кольчугу манекен, пропахший потом и, может быть, ладаном. Но Эдгар не знал колебаний: он расписывал для барона все прелести обладания телом, пусть даже не настоящим, стараясь отворачивать голову от пугала. Нос его светлости, жёлтый, как будто поражённый какой-то кожной болезнью, оскорблено маячил на фоне клубов дорожной пыли; он — Еве хотелось утешить барона — очень подходил по цвету к животу пугала.

В том месте, где к телу крепилась прежняя голова, к шесту, исполняющему роль позвоночного столба, было примотано ржавое, рассыпающееся от старости лезвие, которое Эдгар избавил от пут и выкинул. На его место пристроил драгоценный свой скальпель; лезвие его блестело от масла и напоминало остриё скалы, которую они видели несколько дней назад. Настолько острое, что намертво, занозой вошло в память Евы.

Девочка потянулась к уху сидящего на корточках великана и спросила:

— Думаешь, его светлость сможет двигать соломенными руками?

Локти его подрагивали, на висках выступил пот.

— Если я собираюсь сращивать живое, я должен научиться сначала обеспечивать взаимодействие неживого с живым. А если живое на самом деле не такое уж живое — это, возможно, не нарушит замыслы Божии. Будет больно, ваша светлость.

Голову он возложил на плечи соломенного пугала, точно срастив лезвие стилета с позвоночником барона. Ева выдохнула. Ей показалось, что в широко раскрытых глазах мелькнуло какое-то новое выражение, как будто лёд, которым покрылось окошко твоего дома, по весне дал трещину.

— Попробуйте почувствовать конечности, — сказал Эдгар.

— Мне кажется, ему чего-то не хватает, — сказала Ева. — Ты говоришь, что те связки канатов нужны, чтобы двигать руками, ногами, даже пальцами, и вообще, всем, что движется. Но у пугала нет никаких мышц!

— Это не так, маленькая сойка.

Пальцы Эдгара ловко закатали один из длинных рукавов, и Ева увидела, что руки пугала значительно изменились. Из веток Эдгар собрал подобие костей, скрепил гибкой корой суставы. А вдоль них, изредка перевивая «кости», протянул верёвку.

— Я немного над ним поработал, пока ты готовила завтрак, — сказал Эдгар, и один уголок рта у него приподнялся, что означало какую-то степень смущения. — Я думаю, эти мышцы в человеческом теле связаны с костяным обелиском. Вот здесь, в районе спины, где самое большое их скопление. Сюда сходятся пучки волшебных верёвок со всего тела. Правда, ничем, кроме рук, он шевелить не сможет, но если сможет хотя бы потянуть за путеводные нити, которые я для него оставил, это будет сродни знаку.

— Знаку от Бога?

Эдгар вскрикнул, не то от возмущения, не то от неожиданности. А может, от всего сразу.

— Не задавай мне такие вопросы, а то в моей голове начинают работать машины. Крутиться и раскачиваться, шуметь и завывать грозными голосами, и я от этого становлюсь неуверенным. Я не знаю, куда ведут знаки, которыми я иду. Они могут быть дьяволовым искушением так же, как могут быть от Господа.

Ева вскочила.

— Тебе нужно делать всё так, как будто ты играешь… или сочиняешь сказку.

— Сказку? — Эдгар хлопал глазами. — Играть?

— Сказку наяву. Будто ты — её главный герой. Я иногда так делаю, и это помогает. Неважно, хорошо она окончится или не очень… но лучше, конечно, чтобы хорошо, ты можешь думать, что всё идёт так, как нужно.

Жилка на виске великана дёрнулась.

— Я пытаюсь нащупать свой дальнейший путь. Бреду как в тумане. Не нужно развлекать меня придуманными историями. Это вовсе не придуманная история. Всё серьёзно, как… как господни помыслы.

Их разговор прервал протяжный стон. Он зазвучал прямо нал ухом, страшный и вызывающий боль в ушах, будто не стон вовсе, а падает гнилое дерево. Ева отступила под тень великана, укрылась в ней, как будто в душной земляной норе. Мгла подкинула задние копыта и бешено завертела ушами.

— Слышала? Ты слышала?

Эдгар пришёл в неописуемое волнение. То, без сомнения, был барон — голова выглядела как никогда угловатой и костистой, будто скульптура из камня, которую ученик камнетёса неумением своим испортил, превратив бюст Александра Македонского в страшного старика с орлиным носом и щеками до того натянутыми, что по ним, кажется, вот-вот начнут разбегаться трещины.

Ева и Эдгар приблизились к пугалу, чтобы рассмотреть детали. Эдгар возлагал надежды на свою самодельную систему мышц — он наблюдал за руками неотрывно, но как ни старался, видимых изменений разглядеть не мог. Ева же, встав на цыпочки, всмотрелась в лицо его светлости. Сеточка вен, что опутывала глаза барона, наполнялась кровью — что заметно было даже при отсутствии белков.

— Ну же! — цирюльник шипел и извивался точно змея. — Шевельните этими подделками, ваша светлость. Шевельните, и я соберу для вас такое тело, каким вы будите гордиться.