Черноморские казаки (сборник) - Прокопий Короленко

Ступив на остров, Головатый, главным отрядом до 500 человек, стал на южных Талышинских берегах; из остальных, — 225 казаков, с подпоручиком Смолою, занимались доставкою от Сальян, на персидских судах, по р. Куре провианта в главную армию.

4 ноября прибыли на остров Сару 15 казаков, с есаулом Гаркушею, из команды полковника Чернышева, и объявили, что Чернышев с офицерами своего полка и остальными казаками, с значками полковыми и двумя сотенными, с перначом и благословенною от таврического губернатора иконою отправился вперед; но где находится теперь, неизвестно. Это грустное известие поразило черноморцев: все жалели Чернышева, его сподвижников и казацкую святыню; за всем тем надежда на благополучный исход путешествия Чернышева по недружелюбному Каспию не покидала черноморцев. К одному горю присоединилось другое, еще большее. 9 ноября другой командир полка черноморцев, войсковой полковник армии секунд-майор Великий, отправляясь из Сары на остров Колишеван, для устройства там лагеря, был застигнут сильным штормом и, опрокинутый с шлюпкою, погиб в волнах Каспийского моря. Немногие из бывших с ним спаслись, уцепившись за шлюпку, и были выброшены, полумертвые, на берег Ленкоранский. На место погибшего полковника Великого назначен был командиром Черноморского полка капитан Головатый. Наконец, после долгого ожидания получено было известие, что полковник Чернышев потерпел крушение и был прибит к горам, верстах в 80-ти от Дербента. В начале 1797 года он присоединился к своим полкам.

В продолжение персидского похода черноморцы, служа на каспийской флотилии, участвовали в завладении островов, тюленьих и рыбных ловлей, а на южных берегах во взятии персидских крепостей и покорении областей до р. Куры и Аракса. В то же время они охраняли Талышинскую провинцию, до границ Ардебильских и Гилянских, от набегов войск Аги-Махмут-хана.

Храбрость и мужество черноморских полков во всех военных действиях с персиянами обращали на себя внимание их начальников. Из военных подвигов черноморцев в эту войну расскажу замечательный случай, переданный Головатым в донесении кошевому атаману Чепеге. Однажды, казаки под командою капитана Головатого отправились для поисков к Занзилейским берегам. Встретив неприятелей, упорно защищавших берег, казаки вступили с ними в жаркий бой. Долго не умолкал с обеих сторон огонь, но храбрость и отвага черноморцев заставили персиян отступить. Казакам удалось захватить несколько киржим, пустых, и с товарами; они освободили живших там армян и все доставили к эскадре. В это время сильным волнением понесло одну киржиму, под командою лейтенанта Епанчина, к Занзилейскому берегу. На судне находилось десять вооруженных черноморских казаков и армяне с их имуществом. До полутораста вооруженных персиян, заметив боровшееся с волнением судно, подошли к нему на малых киржимах. Лейтенант Епанчин, не видя спасения от превосходного числа неприятелей, взял с собою на лодку двух матросов и четырех армян и отплыл к стоявшему верстах в пяти русскому боту, а киржиму, с грузом и казаками, оставил временно на произвол судьбы. Испугавшиеся армяне скрылись под палубу; казаки не пали духом. Когда персияне, приблизившись к казацкому судну, выбросили красный флаг, черноморцы выбрали из среды себя начальником опытного казака, платнировского куреня Игната Сову, по его приказанию взяли у пассажиров красный пояс и отвечали этим знаком персиянам. Персияне пустили на них град пуль; казаки, со своей стороны, ударили из ружей, с утором без промаху, первыми же выстрелами уложили персидских начальников, а потом, как отличнейшие стрелки, перебили и пидстарших нажив, по выражению Головатого. Смущенные персияне продолжали слабо отстреливаться из-за бортов, пока ветром не отнесло их на далекое расстояние от казаков, которые не переставали провожать их меткими выстрелами.

Конные и пешие персияне, находившиеся на берегу, пытались прикрыть ружейною пальбою возвращавшихся товарищей, но безуспешно. Горсть молодцов черноморцев благополучно возвратилась на остров Сару.

Антон Андреевич Головатый, описывая этот случай, говорит: «Ще бичу козацька слова не загинуда, коли, исключая двух больных из числа десяти человек, косим могли дать персиянам почувствовать: що в черноморцив за сила!»

Подвиг восьми черноморских казаков может показаться невероятным, но им оставалось одно из двух: или отбиться от неприятелей, или погибнуть. Строгая дисциплина, меткость стрельбы, хладнокровие и ничем непоколебимое мужество спасли их.

В продолжение персидского похода черноморские казаки лишились любимого своего начальника, пожалованного в бригадиры Антона Андреевича Головатого, и командовавшего, после смерти контр-адмирала Федорова и графа Апраксина, Каспийскою флотилией и десантными войсками. Головатый умер 29 января 1797 года [203]. Потеря «всегда чувствительная, но никогда для войска невозвратимая!» говоря словами покойного Якова Герасимовича Кухаренко.

Так кончился для войска Черноморского персидский поход. За исключением 100 человек, оставшихся в Персии при русском консуле, и 97 человек по другим местам, возвратилось в Черноморию (из 1011 человек) только 504 человека. Этот остаток черноморских казаков, с полковником Чернышевым, прибыл в Усть-Лабу 22 июля 1797 года.

Нельзя не вспомнить отеческой заботливости бригадира Головатого о благе войска Черноморского. Находясь в Персии и невзирая на военные заботы, он находил время вести деятельную переписку с кошевым Харьком Чепегою: об улучшении быта войсковых жителей и о других интересах, касавшихся войска Черноморского.

Во время персидской войны Черноморское войско оплакало, вместе со всею Россией, кончину своей благодетельницы, Императрицы Екатерины. Вскоре новая печаль поразила сердца казаков. 14 января 1797 года они лишились любимого и уважаемого своего кошевого атамана, генерал-майора Захария Алексеевича Чепеги. Этот братолюбивый отец черноморской семьи и по достижении высокого чина и почетного звания сохранял до самой смерти своей простоту в образе жизни, служившей примером черноморцам. Мир праху твоему, знаменитый батько-кошевой, основатель рассадника доблестных черноморских воинов на негостеприимных степях Кубани!

При выборе нового атамана, по общему желанию войскового общества, жребий пал на отсутствовавшего войскового судью Головатого, а за ним указаны были и другие кандидаты. На представление о том, Император Павел дал генералу Бердяеву, 21 марта 1797 года, следующий рескрипт: «По присланному от вас донесению, Николай Михайлович, нет сумнения о выборе в войсковые атаманы Головатого, чем его и утверждаю. О чем и указ даю. Вам благосклонный Павел» [204].

Но этот почетный сан не застал уже в живых Антона Андреевича: преждевременная смерть его открыла войсковому писарю Котляревскому путь к атаманской власти в войске Черноморском, не по выбору общества, а по Высочайшему назначению [205].

Еще при жизни Чепеги было получено повеление о высылке из войска депутации для присутствия в первопрестольном граде Москве при короновании Императора Павла Петровича. Приготовлялся ехать сам кошевой; но когда смерть сразила его, а войсковой судья был в отсутствии, то войсковой писарь Котляревский, как старший в войске, отправился в Москву, со старшинами войска: секунд-майорами — Бурсаком, Малым, капитанами — Саком, Кухаренком и полковым есаулом Животовским. Они прибыли туда к 15-му числу марта 1791 года. Из Москвы Котляревский возвратился войсковым атаманом; но 16 августа того же года он должен был отправиться в Петербург по случаю беспорядков, произведенных в Екатеринодаре возвратившимися из Персии казаками, по неудовольствию их на войсковое управление и на самого атамана.

Буйная толпа казаков, двинувшись из Екатеринодарской крепости на площадь, где в то время была в сборе ярмарка, ломала на своем пути все, что не нравилось духу казацкой вольности, во имя ее они желали ниспровергнуть начальство, по старым запорожским порядкам, забыв, что запорожская «регула» умерла еще на берегах Днепра.

После этого прискорбного происшествия произведено было весьма много арестов. Казаков брали сотнями под караул, и многие несчастные, как рассказывали очевидцы, томились в вырытых в земле ямах, из которых одна была на берегу речки Карасуна. В этой яме между прочими сидел казак Носак. Сын его рассказывал, что мать неоднократно приводила его к яме и, указывая со слезами ему на эту тюрьму, говорила: «Он твий батько!..» — «А я було, — говорил Носак, — тулюсь до матери, та боюсь щоб и мене в яму не вкинули».

Томясь в заточении, казаки подкопались в Карасун и в одну ночь человек до тридцати ушли чрез речку и пропали без вести.

В числе беглецов «накивав пятами» и отец Носака. Отчаянные головы пробрались, вероятно, за Дунай к своим землякам, турецким запорожцам.