Грани отражения - Джулс Бичем

 – Неужели ты не мог сбежать или дать сдачи, черт бы тебя побрал, - Ник давал эмоциям, колотившим его пульс, вырваться наружу и обращаясь скорее сам к себе, чем к парню, который вряд ли мог ответить.

 – Что он сделал с ней? – он скорее понял, что тот спросил, чем услышал.

 – Заткнись и не разговаривай, не хватало тебе еще сдохнуть вот так, в машине! – рявкнул Ник. Хмуро глядя на дорогу, он добавил, – её сбила машина.

Парень приподнялся на сидении, от чего Ник резко повернулся к нему, и еле удержал руль. Он не обманывался по поводу яркого огонька ненависти, блестевшего из-под спутанных волос и грязи. Но и ничего сделать тоже не мог.

 – Если ты будешь дергаться, то не доживешь до больницы, ясно тебе?

 – Ты должен был сжечь меня, – полутруп грязно выругался, адресуя поток брани ему и его хозяину. Ник почувствовал, что еще немного – и он сам сойдет с ума. Рывок стоил последних сил парню, и через пару минут он повалился на сидение, отключаясь на этот раз надолго.

Последние метры до больницы Ник нарушал все возможные правила движения и парковки, надеясь, что его пассажир еще жив. Он схватил первого попавшегося ему человека в костюме врача и потребовал помочь ему.

Когда пара врачей и санитары перекладывали парня на носилки, Ник рассказывал историю о том, что нашел его на обочине дороги, надеясь, что его не будут слишком расспрашивать, а он сумеет под шумок уехать. На какой-то  момент ему подумалось – почему в разговоре Маргулиса с парнем упоминалось только одно имя, не принадлежавшее сбитой девушке? Эта случайная мысль отчего-то вертелась в голове, как что-то очень важное.

Когда медики увозили носилки, Ник вытащил сигарету. Провел рукой по карманам, ища зажигалку, и тут его осенило. Парень спрашивал не про сбитую девушку. Он спрашивал о той, которая была в какой-то  мере причиной этого дурдома. А Ник, получается, только что заявил, что она мертва. И если этот идиот решил, что последует за ней, его смерть опять же будет на совести Ника.

Он швырнул сигарету и бросился догонять медиков, почти приблизившихся к входу в госпиталь. Несмотря на попытки оттеснить его, Ник оттолкнул кого-то  и наклонился к парню, лицо которого закрывала кислородная маска:

 – Ты слышишь меня? Она жива. Сбили другую. А она жива.

И хотя тот не открывал глаз, Ник почему-то   знал, что он его услышал.

Он потянулся за новой бутылкой. Предложил Лии, но она отрицательно покачала головой. Повисло молчание. Кто-то  смеялся в зале. Висел сладковатый запах пива и табака.

 – Где он сейчас? – хрипло спросила Лия, смотря на собственные руки, лежащие на столе.

 – Не знаю.

Маргулис должен ответить. Должен ответить за всё.

 – Вы не сможете призвать его к ответу, – возразил Ник, и Лия поняла, что говорит мысли вслух, – будьте умнее и не поддавайтесь эмоциям.

 – А что будет с вами?

 Ник помолчал и пожал плечами:

 – Я всё же смог вернуться в город. Маргулис не знал, что я сделал запись. В тот день меня насторожили его приготовления, и я довольно трусливо решил, что если это будет что-то противозаконное, то смогу доказать свою невиновность. Я сделал еще копии – на всякий случай, если кто-то  захочет добраться до меня. Затем пришел в офис, сказал, что всё сделал. Потом нашел человека, который делает документы. Сегодня я уезжаю, как можно дальше отсюда.

Они оба понимали, что это было единственно верное решение.

 – Я хотел, чтобы вы увидели эту запись. Дальше Вы сами знаете, как Вам поступить.

Значит, ощущение несправедливости в смерти Милы было не просто паранойей. Глядя на выражение лица Лии, Ник предостерегающе нахмурился:

 – Забудьте. Я не знаю, что вы сейчас обдумываете, но забудьте. Пытаться законно потребовать справедливости вы не сможете, незаконно – тоже. Забудьте о мертвых. Подумайте лучше о живых.

Лия выдохнула. Он был снова прав.

 – Когда увидите его, скажите, что мне жаль.

Она согласно кивнула. Да, конечно же, если она увидит Дорнота ещё.

Ник оставил деньги, расплачиваясь за выпивку, и вышел в служебное помещение. Кажется, он знал, что делает. Лия положила голову на согнутую руку и посмотрела на отблики света на стекле. Она тоже знала, что должна сделать и надеялась, что ей будет дан шанс всё исправить.

Глубоко за полночь она пришла домой, стараясь не шуметь и не будить никого. Села на полу в коридоре, унимая дрожь в ногах, которая не прекращалась, не давая сделать и шагу. Поплотнее закуталась в куртку, словно та могла согреть от холода, шедшего откуда-то глубоко изнутри, и закрыла глаза. Лия знала, что сделает, но каждый раз, стоило ей зажмуриться, она снова и снова уходила из кабинета Яна, отказываясь выслушать его. Что же, теперь обвинять себя в том, что она изначально была неправа – пустая трата времени, которого у неё может и не быть.

* * *

Холодный туман осеннего утра еще висел над землей, когда Лия оказалась у дверей дома Дорнота. Половину пути она проделала пешком, от шоссе ей пришлось идти сюда через лесок, в котором проходила дорога к поместью. Какой-то  ранний пожилой дальнобойщик согласился подвезти её из города до нужного поворота. Она ехала в большой тяжелой машине и смотрела на клочья тумана, лениво ползущие над полями, пролетающими за окном. В таком же тумане Лия брела по дороге, запрещая себе думать и стараться предугадать то, что её ожидает. И сейчас, позади неё клубились его тени, а перед ней была массивная дверь, за которой таилась неизвестность.

Она подняла руку, намереваясь позвонить, и ей стало страшно. Страшно услышать, что она больше не имеет права даже спрашивать о нём. Еще страшней стало от мыслей, что возможно тут о нём никто не знает ничего больше. И холодящей змеей по позвоночнику проползла невысказанная мысль, что его может и не быть в живых.

Стараясь успокоиться, Лия позвонила. Минуты медленно проходили, заставляя её надежды превращаться в такой же серый туман, что и вокруг. Это ожидание выпивало из неё всю жизнь, истоньшая её до тени. Лия оперлась на косяк, думая, что это – не более  чем расплата за все её необдуманные шаги и самоуверенность. Расплата, настигшая в самый неподходящий момент и отбиравшая для поддержания равновесия самое ценное. Чтоже, если понадобится ночевать здесь, она будет сидеть тут, на ступеньках и ждать.

На секунду Лия представила – так ли ждал её Дорнот? Было ли ему ещё хуже, когда в том, что он делал, не оставалось для него смысла и надежды? Она снова видела то, что показывала камера Ника – его, сидящим в комнате, где она жила те месяцы. Он не появлялся больше на её пути, просто ожидая – какое решение она примет сама. Когда его увозили, не думал ли он, что она решила вычеркнуть его навсегда из жизни, и поэтому безразлично позволил убивать себя?