Властелин Колец: Две Крепости - Джон Толкин

— В чем дело? — спросил Мерри. — Не лег ли ты на муравейник?

— Нет, — ответил Пиппин, — но мне почему-то неудобно. Интересно, давно ли я спал в постели?

Мерри зевнул.

— Посчитай на пальцах, — сказал он. — Но нужно знать, как давно мы вышли из Лориэна.

— Ах, это! — сказал Пиппин. — Я имел в виду настоящую постель в спальне.

— Ну, тогда Ривенделл, — заметил Мерри. — Но я сегодня могу спать где угодно.

— Твое счастье, Мерри, — тихонько сказал Пиппин после долгого молчания. — Ты ехал с Гэндальфом.

— Ну и что?

— Узнал от него какие-нибудь новости.

— Да, узнал. Больше, чем обычно. Но ты все это или большую часть этого слышал; ты ехал близко, а мы говорили не опасаясь… Можешь поехать с ним завтра, если думаешь, что узнаешь от него больше, и если он захочет ехать с тобой.

— Хорошо! Он ведь совсем не изменился, правда?

— Еще как изменился, — возразил Мерри, просыпаясь ненадолго и пытаясь понять, что беспокоит его товарища. — Он чем-то озабочен. Я думаю, он может быть и добрей и строже, веселее и торжественней, чем раньше. Он изменился, но мы еще не знаем насколько. Вспомним последнюю часть его разговора с Саруманом! Ведь когда-то Саруман был начальником Гэндальфа, главой Совета, что бы это ни означало. Он был Саруман Белый. А теперь Белым стал Гэндальф. Саруман пришел по его приказу, и его жезл был сломан; и он ушел только тогда, когда разрешил ему Гэндальф.

— Ну, если Гэндальф и изменился, то он стал более скрытным, — заметил Пиппин. — Вот этот, например, стеклянный шар. Похоже, он доволен этим происшествием. Он что-то знает или догадывается. Но сказал ли он нам что-нибудь? Нет, ни слова. Но ведь я подобрал шар, я спас его, иначе он утонул бы. «Я возьму его» — и все. Интересно, что это такое? Очень тяжелое…

Голос Пиппина почти затих, как будто он говорил с собой.

— Так вот что тебя беспокоит, — сказал Мерри. — Ну, Пиппин, не забывай слова Гилдора, их часто повторял Сэм: «Не вмешивайся в дела магов, потому что они раздражительны и скоры на гнев».

— Но наша жизнь на протяжении многих месяцев была сплошным вмешательством в дела магов, — возразил Пиппин. — Я хотел бы встречаться не только с опасностью, но и с информацией. Мне хочется еще раз посмотреть на шар.

— Спи! — сказал Мерри. — Раньше или позже ты получишь достаточно информации. Мой дорогой Пиппин, ни один Тукк не мог превзойти Брендибэка в любознательности; но разве сейчас для этого подходящее время?

— Ладно. Что плохого в том, что я высказал свое желание? Я просто хочу взглянуть на камень. Но не могу этого сделать, потому что старый Гэндальф сидит на нем, как курица на яйцах. А от тебя только и дождешься: «Этого нельзя — спи!»

— А что я еще могу сказать? — удивился Мерри. — Мне жаль, Пиппин, но тебе действительно придется подождать до утра. После завтрака я буду так же любопытен, как и ты, и помогу, если можно будет, уговорить мага. А сейчас я больше не могу. Если я зевну еще раз, у меня рот разорвется до ушей. Доброй ночи!

Пиппин больше ничего не сказал. Он лежал спокойно, но сон был от него по-прежнему далеко. И его не особенно утешало мягкое посапывание Мерри, который уснул через несколько секунд после того, как пожелал ему спокойной ночи. По мере того, как все успокаивались, мысль о темном шаре, казалось, становилась все навязчивей. Пиппин снова ощущал в руках тяжесть шара, видел его таинственные красные глубины, в которые заглянул на мгновение. Он повернулся и старался подумать о чем-нибудь другом.

Наконец он понял, что больше не выдержит. Он встал и огляделся. Было холодно, и он плотнее завернулся в плащ. Луна сияла холодно и бело, кусты отбрасывали черные тени. Все спали. Двоих караульных не было видно: они, возможно, поднялись на холм или спрятались в зарослях. Повинуясь какой-то силе, которую сам не осознавал, Пиппин пошел туда, где лежал Гэндальф. Маг, казалось, спал, но веки его не были полностью закрыты; под длинными ресницами блестели зрачки. Пиппин торопливо сделал шаг назад. Но Гэндальф не шевельнулся, и, почти вопреки своей воле, Пиппин снова придвинулся. Маг завернулся в одеяло, а поверх него — в плащ; и рядом с ним, между его правым боком и согнутой рукой, было возвышение — что-то круглое, завернутое в темную ткань. Рука Гэндальфа, казалось, только что соскользнула с возвышения на землю.

Едва дыша, Пиппин фут за футом подползал ближе. Наконец он наклонился. Крадучись, протянул руку и медленно поднял шар; он казался не таким тяжелым, как он ожидал. Связка каких-то ненужных вещей, подумал он с облегчением, но не положил сверток назад. Мгновение он стоял, сжимая его. Затем ему в голову пришла идея. Он на цыпочках отбежал, нашел большой камень и вернулся.

Он быстро снял ткань, в которую был завернут шар, завернул в нее камень и положил рядом с магом на прежнее место. А потом взглянул на предмет, который лежал в руках. Это был он — гладкий хрустальный шар, теперь темный и мертвый. Пиппин поднял его, торопливо накрыл собственным плащом и повернулся, чтобы идти к своей постели. В этот момент Гэндальф шевельнулся и пробормотал несколько слов, они были на каком-то незнакомом языке; рука его сжалась и ухватилась за завернутый камень, потом Гэндальф вздохнул и больше не шевелился.

— Идиот! — выругал себя Пиппин. — Ты добьешься больших неприятностей. Положи его назад! — Но он увидел, что колени его дрогнули и он не смеет снова подойти к магу или притронуться к свертку. «Теперь мне не удастся положить его назад, не разбудив Гэндальфа, — подумал он, — по крайней мере, пока я немного не успокоюсь. Лучше уж вначале взглянуть на шар».

Он прокрался в сторону и сел в кустах недалеко от своей постели. Через край лощины на него светила луна.

Пиппин сидел с шаром, зажатым меж колен. Он низко наклонился над ним, похожий на жадного ребенка, склонившегося над тарелкой с едой в уголке, тайком от остальных. Снял плащ и посмотрел на шар. Воздух вокруг него, казалось, затвердел. Вначале шар был темным, черным, как агат, и лишь лунный свет отражался на его поверхности. Затем в его глубине что-то слабо засветилось и зашевелилось. Вскоре все внутри было охвачено огнем; шар завертелся, или, скорее всего, огонь в нем закрутился. Неожиданно огни погасли. Пиппин задрожал и попытался бороться, он сидел скорчившись, сжимая шар обеими руками. Ниже и ниже наклонялся он и потом застыл, губы его беззвучно зашевелились. Потом со сдавленным криком он упал на спину и остался лежать неподвижно.

На его крик из зарослей выбежали караульные. Вскоре весь лагерь был на ногах.

— Значит, вот кто вор! — сказал Гэндальф и торопливо набросил свой плащ на шар. — Ты, Пиппин! Какое печальное открытие! — Он наклонился над телом Пиппина; хоббит неподвижно лежал на спине, его невидящие глаза были устремлены в небо. — Проклятье! Какой вред нанес он себе и всем нам!