1993 - Сергей Шаргунов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что вы хотите? – заколдованная, она ощущала себя не только податливой, но и откровенной.
– Дом показать.
– Нет, другое…
Она попыталась притормозить, он заглянул ей в глаза:
– Лена, всё в радость будет…
Он нежно сложил в куриную гузку жирные губы с верхним ободком светлой щетинки. Лена заметила, как в окне вспорхнули занавески, мелькнула соломенная голова.
– У вас дети. Я не могу. Я не хочу.
– Приятное… Я приятное сделаю. Я умею… Такое… Такое-сякое… – похотливый бубенец звякнул в его горле.
– У вас жена. У меня муж… – Они подошли к крыльцу, крашенному в рыжий. – Муж у меня.
– А он что, без греха? Про Райку весь поселок знает.
– Какую Райку? – Лена встряхнула головой, как недавно Ася, за секунду почувствовав себя рогатой. Вырвала руку с животной силой, так, что он не удержал. – Врать зачем?
– Кто врет-то?
– Ты чего мелешь, врун несчастный?
– Я вру? – В его горле зазвякали сразу несколько недобрых бубенцов. – Райка магазинная мужа твоего поминала. Нормальный, говорила, но подкаблучник. Да он к ней год уже не ходит. На другую, видно, перешел. У ней теперь хахаль – таксист с Зеленки.
– Пошел ты на х…, – сказала Лена, с ненавистью оглядывая, словно взвешивая, всего лесника.
– Да мне посрать и на тебя, и на твоего мужа. Козу забирай и иди отсюда!
– Зарежь ее! Мне она не нужна!
Лена промчалась по бетонной площадке, точно собираясь взлететь, стремительно выдернула увесистый деревянный засов, почему-то в лихорадке открывая вместо калитки ворота.
– Ты чо там творишь? – закричал позади лесник.
Из сарая прощально заблеяла Ася.
Лена брела через рощу к железной дороге, ощущая головокружительный вес козьих рогов, или это пятнистая толпа берез мутила разум. Она не могла прямо сейчас прийти домой. То, что Витя изменял ей, было для нее разрядом тока. “Весь поселок знает”, – сказал лесник. А она не знала. Все про нее болтают, а она мудачка… Если это правда, то… “Я подам на развод”. Она не ожидала от себя такой ярости, но была готова немедленно… когтями впиться ему в рожу, поглубже, хорошенько, или… ударить бутылкой. Чтоб ему больно было, чтоб он завыл. Какой ублюдок! Она и не подозревала (ее трясло на ходу, она петляла, тюкалась о стволы), что он ублюдок. Ложился с ней после этой… “Разведусь. И при Тане всё скажу, кто он есть”.
Она тысячи раз, из года в год видела пергидрольную Раю (бывало, и вместе с Витей в магазин заходили). Да, то-то продавщица с ней странно разговаривала, поглядывала с издевкой… В очереди столько раз стояла к кассе, а люди всё знали, перемигивались, но Лена не подозревала… Господи, а теперь как в магазин пойдешь?
Она вскарабкалась по насыпи, осыпая гравий, пересекла пути и попала в лес.
Обняла первую встречную сосну, прижалась лбом, вдыхая вязкий смолистый дурман.
Нет, она всегда была уверена в Вите. Всегда. Она всегда считала: он – ее от начала и до конца, и это ей давало силу. Он полностью ее, а она для него единственная. Выходит – всё не так. Или, может, лесник нарочно всё придумал, чтобы к ней подъехать? Спросить у Вити? И что? Если обманывал, обманет и сейчас. Он ей врал с самого начала. Ему прописка была нужна и обслуга. А ревность его – вранье. Для отвода глаз или просто издевался. Лена не ждала от себя, что ей станет так плохо. Подбородок кольнуло что-то мелкое и острое. Она потрогала ствол ладонями: удивительно, он был весь испещрен застрявшими в нем непонятными железными осколками.
Сзади загрохотало. Она обернулась. Смотрела на поезд дальнего следования: окна, окна, окна, шторки, бутылки воды, прилипшие лица, желтые буквы: “Москва – Пермь”.
Лена вдруг вспомнила.
“Москва – Пермь”. Это она проносилась мимо себя, молодая, в купе, где сидели двое, барабанщик Женя и майор Вадим, с которым…
Поезд исчез: над железной дорогой колыхалась, оседая, красноватая пыль вперемешку с гаснувшим гулом.
Лена снова пересекла пути и медленно пошла домой.
Как же ее сразу не навестила эта свежая мысль: если она ему изменяла, почему он должен быть лучше нее?
Измена в поезде, измена с нефтяником. Поцелуй с Аманом. Мысленные измены, желание измен. Была готова с Кувалдой. Она осторожно ступала между лужиц по улице. Перечисляла, перебирала, называла – всё наперекор оправданиям. “Нет, это Витя виноват. Он меня толкал и толкает туда… Куда туда? Ой, перед собой-то будь честной. А ты с ним какая? Дождешься, уйдет в один день. И что? И то. Посмотришь что”.
Виктор стоял у калитки в майке и трусах, почесывая спину.
– Долго тебя не было.
– Чего ты вышел?
– Тебя жду. Что это?
– Где?
Он послюнявил палец, потер ей лоб, понюхал и поморщился:
– Вроде смола.
– К дереву прислонилась.
– Или прислонил кто?
– Хватит… Давай в лес, пока опята есть. На днях давай, милый?
– Милый, – недоверчиво усмехнулся.
Они пошли в дом. Лена, идя за мужем, смотрела вверх на его затылок: сквозь рыжие торчащие волосы блестела молочная кожа. Лысеет. Уже не хотелось бить его бутылкой, хотелось другого – проникнуть туда, в большой череп, в самый мозг: узнать, о чем на самом деле думает…
Вечером перед сном Виктор включил телевизор.
Ведущий – зажглась длинная фамилия “Выхухолев”, серые нити усов, очки – сообщал новости сухим, слегка гнусавым тоном:
– Телефонная связь в Белом доме парализована, отопление также отключено. Тем временем, по наблюдениям нашего корреспондента, в здании бывшего парламента и в его окрестностях боевикам раздают оружие. По сведениям ГУВД столицы, в районе Белого дома наблюдается скопление уголовных элементов, в том числе лиц, находящихся в федеральном розыске. Многие из нынешних обитателей Белого дома находятся там в заложниках и не могут самостоятельно покинуть здание. По сведениям из Кремля, сегодня Борис Ельцин принял решение отстранить от должности главу Новосибирской области Виталия Муху в связи с противодействием решениям президента.
Диктор зашелестел бумагой и опустил глаза:
– Срочное сообщение. Менее часа назад группа неизвестных напала на штаб командования Вооруженных сил СНГ на Ленинградском проспекте. Им удалось… – Сбился, кашлянул, – извините… им удалось частично разоружить охрану. – Поднял голову, блик очков с экрана. – В ходе завязавшейся перестрелки погибли два человека. По предварительным данным, это милиционер и местная жительница. Нападавшие скрылись. – Взял новую бумагу. – И вот еще… тоже с пометкой “срочно”. По подозрению в организации нападения в розыск объявлен Станислав Терехов, глава так называемого Союза офицеров.
– Подстава, – Виктор запустил пятерню в кудри. – Подстава! Он же серьезный военный, опытный. Напал, убежал… Что за сказки? – беспокойно посмотрел на жену. – Чо молчишь?
– Сказки, да, – тихо сказала она. – Всюду сказки. Все кругом врут.
– Ты поняла хоть, на что они напали? На Ленинградке?
– Вроде армейское здание, Вить. Я не в курсе. Наша служба тыла на Красной площади сидела. На Арбате сидят, еще на Фрунзенской.
– Если штурмовать, то Останкино, – сказал он уверенно.
– Почему?
– Кощеева игла. В чьих руках ящик – у того власть. Доберемся до иглы, – Виктор рассыпчато засмеялся. – Обязательно…
– Неужели война начнется? – Лена придвинулась к нему.
– Война? – Он пронзительно посмотрел ей в глаза своими двумя, переливавшимися игриво, опасно, дико, как волны при изменчивой непогоде, из светло-серого в бледно-голубой. – Армия точно не влезет, а без армии война не война.
– Ты, главное, сам никуда не лезь… – начала Лена в обычной бранчливой манере и поправилась: – Можно?
– Куда я полезу? Из чего мне стрелять?
Таня как-то нервно хихикнула.
“Все-таки с ним веселее”, – подумала Лена, бросая на мужа такой взгляд, как будто хотела слить их глаза, потереться глазницами, пошуршать ресницами о ресницы.
– Если людей постреляли, значит, и автоматы есть, – сказала она задумчиво.
– Есть, не про мою честь. Не факт, что наши стреляли. А хоть бы и наши, кто первый-то начал?
– Кто?
– Думай!
Лена, помявшись, робко уточнила:
– Ельцин?
– А кто же еще? Он вне закона! Теперь закон один: что хочу, то ворочу. Власть не власть, армия не армия, милиция не милиция…
– Знаешь… – Она потянулась к телевизору и выключила. – Наверно, все-таки… Не надо… Не надо было ему… первому…
– Правда? Молодчинка, успехи делаешь! – он погладил ее руку.
– Спатеньки, ладно? – попросила Лена, вставая и увлекая Виктора. – Дочь, не запоздняйся.
Таня проводила их недоуменным взглядом.
Виктор закинул руки, сцепив их под подушкой, Лена лежала рядом, у стены, прислушиваясь к себе, и наконец – брезгуя, ревнуя и вожделея – зарылась в его распахнутую подмышку, ожидая сырости болотной, но это было неожиданно сухое гнездо с легким запахом черешни.
– Мылся, да?
– А? Ну так!
– Когда ты успел?
