Французские каникулы - Даниэла Стил

Вскоре она углубилась в писание писем и перестала слышать голос Джона. Минут через пятнадцать Гвен захотелось выпить кофе, и она отправилась в кухню. И сразу же, с порога, она увидела неподвижное тело Джона, грузно навалившегося на стол. Он все еще сжимал в руке трубку, которая издавала короткие, хриплые гудки.

Гвен на мгновение застыла в ужасе и смятении, но тут же стряхнув с себя оцепенение, она бросилась к нему. Схватив Джона за плечо, она громко позвала его по имени, но он не отозвался. Тогда, действуя как можно осторожнее, Гвен уложила Джона на пол и, встав рядом на колени, наклонилась к нему, стараясь определить, дышит он или нет. Сначала она не услышала ничего, но потом уловила щекой легкое движение воздуха, вырывавшегося из ноздрей Джона. Его лицо приобрело легкий синюшный оттенок, а пульс был слабым и едва прощупывался.

Гвен в отчаянии сжала голову руками. Она была в доме совершенно одна, и ей некому было помочь. Агата и Мариус куда-то исчезли сразу после завтрака, и Гвен понятия не имела, где их искать. Вызвать «Скорую помощь» она тоже не могла, так как не знала по-французски ни слова, кроме «merci», «pardon» и «au revoir».

— Джон! Джон!!! — снова окликнула она его, но он по-прежнему не отзывался. Лицо Джона стало теперь свинцово-серым. Неожиданно он издал какой-то короткий глухой звук, и Гвен с ужасом поняла, что он перестал дышать.

Гвен не представляла, что могло с ним случиться. Больше всего она боялась, что у Джона — сердечный приступ. Она чувствовала себя совершенно беспомощной, но и допустить, чтобы Джон умер у нее на руках, Гвен не могла. Оглядевшись по сторонам, она вдруг заметила на столе тарелку с несколькими тонкими сосисками и кетчупом.

Неужели Джон подавился? Приемы оказания первой помощи, которые она изучала еще в школе, Гвен помнила весьма смутно, к тому же одно дело делать искусственное дыхание специальному манекену, и совсем другое — лежащему без сознания человеку такого могучего телосложения, как Джон. Но выхода у нее не было.

Подсунув Джону под шею скомканное полотенце, Гвен просунула пальцы в приоткрывшийся рот Джона и пошарила там, но ничего не обнаружила. Тогда она прижалась губами к его губам и попыталась вдохнуть воздух ему в легкие, но у нее ничего не вышло, хотя она старалась изо всех сил. С тем же успехом Гвен могла пытаться надуть ртом камеру грузовика. Несомненно, в горле у Джона застрял какой-то посторонний предмет.

Откинув со лба влажные от испарины волосы, Гвен уселась на Джона верхом и, упершись обеими руками ему в живот в районе солнечного сплетения, коротко и сильно нажала.

Губы Джона начали синеть, и Гвен удвоила усилия. «Господи, не дай ему умереть! — молилась она про себя. — Помоги ему, помоги мне!!!» Снова и снова она давила ему на живот всей своей тяжестью, и вдруг раздался негромкий хлопок, словно пробка выскочила из бутылки, Джон страшно и хрипло закашлялся, и Гвен увидела кусочек сосиски, который выкатился из уголка его рта и упал на пол.

Напрягая все силы, Гвен повернула Джона на бок, и его тотчас вырвало, но, по крайней мере, теперь он мог дышать. Кусок сосиски, застрявший в дыхательном горле, едва не погубил его, но теперь главная опасность была позади.

Минут через пять Джон перекатился на спину. Его глаза открылись, и он увидел Гвен.

— Я, кажется, подавился… — произнес он слабым голосом.

— Да. Как ты себя чувствуешь? — Гвен была так напугана и так волновалась, что незаметно для себя перешла на «ты».

— Терпимо, только голова кружится. Если не возражаешь, я еще немного полежу, а потом попробую встать… — ответил Джон.

— Как это случилось? — спросила она.

— Я разговаривал по телефону, курил сигару и ел эти дурацкие французские сосиски. Один кусок случайно попал мне в дыхательное горло, и я не мог произнести ни звука… — сказал Джон и машинально вытер лоб, покрывшийся холодным потом. Ему вдруг припомнилось ощущение полной беспомощности и неотвратимого удушья, навалившееся на него и в считанные секунды парализовавшее члены. При одном воспоминании об этом его начало трясти, а лицо сделалось белее мела.

Мне кажется, тебя надо обязательно показать врачу. Я отвезу тебя в больницу, — предложила Гвен. Убрав с пола остатки его завтрака, она промокнула ему лоб чистой салфеткой, и Джон с благодарностью посмотрел на нее.

— Спасибо, Гвен. Похоже, ты спасла мне жизнь, — сказал он, и это действительно было так. Если бы Гвен не подоспела, Джон бы умер в считанные минуты. Если бы ей не удалось извлечь сосиску так быстро, дело могло закончиться серьезным повреждением клеток мозга, и никто бы тогда не взялся предсказать, что ждало бы Джона — инвалидность или….

— Но мне кажется, — добавил он, — в больницу ехать вовсе не обязательно. Я чувствую себя вполне сносно, просто мне необходимо немного отдышаться.

— Ты уверен? — нахмурилась Гвен. — Пусть тебя осмотрит хотя бы Эрик — ведь он все-таки врач! — И она аккуратно завернула в полотенце кусок сосиски. Гвен хотела показать его Эрику или врачу в больнице, если Джон все-таки передумает. Кусок был размером с винную пробку и вполне мог закупорить дыхательное горло.

Потом она помогла Джону сесть на стул и подала ему воды, но он лишь слегка пригубил и отставил стакан в сторону. Сначала это заставило Гвен нахмуриться, но потом она увидела, что его загорелое лицо снова приобрело естественный цвет, и у нее сразу отлегло от сердца. Опасность миновала, и теперь оба они могли вздохнуть свободно — в прямом и в переносном смысле.

— Слава богу, ты была здесь! — с признательностью сказал Джон. — Кстати, почему ты осталась, а не ушла с остальными?

Он выглядел уже почти совсем нормально, хотя лицо его все еще хранило следы пережитого потрясения. Едва не задохнуться, потерять сознание и прийти в себя — такое не забудешь.

— Мне показалось, что Эрику и Роберту нужно поговорить по душам, — честно призналась Гвен. — А на рынок Диана и Паскаль все равно бы меня не взяли, вот я и соврала, что у меня болит голова.

Джон ухмыльнулся.

— Я знаю, женщины встретили тебя неприветливо, но рано или поздно они опомнятся, — сказал он и потрепал Гвен по руке. — Ты ведь знаешь — Энн была их лучшей подругой, и им нелегко видеть Роберта с кем-то другим. Нам, впрочем, тоже, но со временем мы все привыкнем. Все образуется, Гвен, вот увидишь, дай только срок! По-моему, Роберт счастлив с тобой, и в конце концов они это поймут и оценят.

Когда полтора часа спустя Эрик и Роберт вернулись, Гвен и Джон все еще сидели на кухне и разговаривали. К этому моменту Джон успел принять душ и переменить рубашку и выглядел совершенно нормально, словно с ним не произошло ничего страшного. Они с Гвен пили чай и беседовали о жизни, о своих друзьях вообще и о Роберте в частности. Джон очень высоко его ценил и не жалел добрых слов, описывая превосходные душевные качества друга.