Похищение - Даниэла Стил

Даниэла Стил

Похищение

Глава 1

Чарльз Делони медленно поднимался по ступенькам собора Святого Патрика, едва заметно прихрамывая. До Рождества оставалось две недели. Пронизывающий ветер хватал за горло ледяными пальцами. Он успел забыть, как холодно бывает в Нью-Йорке в декабре. Много лет прошло с тех пор, как он в последний раз приезжал в Нью-Йорк... Много лет он не видел своего отца. Сейчас отцу восемьдесят семь, а матери уже давно нет на свете. Она умерла, когда ему было тринадцать лет, и о ней он помнил только то, что она была очень красивая и добрая. Отец был теперь стар, болен, слаб и прикован к постели. Юристы настоятельно советовали Чарльзу приехать домой хотя бы на несколько месяцев и привести в порядок дела семьи. Чарльз был единственным ребенком в семье, поэтому бремя забот о делах целиком легло на его плечи. Бремя немалое – Делони владели земельными участками, в частности огромными территориями около Ньюбурга, штат Нью-Йорк, акциями угледобывающих, нефтяных и стальных компаний и весьма значительной недвижимостью в самом Нью-Йорке, в Манхэттене. Огромное состояние, составленное не Чарльзом и даже не его отцом, а обоими дедушками Чарльза. Но это состояние никогда не интересовало Чарльза.

Чарльзу Делони, сильному, молодо выглядящему человеку с обветренным смуглым лицом, знакомы были потери и страдания. Два года он воевал в Испании. Эта война стала одним из немногих на свете дел, которые его действительно занимали. Почти два года назад, в феврале 1937 года, он вступил в бригаду «Линкольн» и отправился в Испанию сражаться с фашистами. В августе под Гандессой в ходе жестокой битвы на реке Эбро он был ранен. Это было не первое его ранение. В последний год мировой войны, едва ему исполнилось пятнадцать лет, он убежал из дому, вступил в армию и был ранен в ногу в Сен-Мигеле. Его отец тогда страшно рассердился. Теперь отец совершенно не участвует в реальной жизни, не узнает собственного сына, ничего не знает о войне в Испании. Глядя на отца, спавшего в огромной кровати, Чарльз решил для себя, что так даже лучше. Они не поняли бы друг друга, яростно заспорили бы. Отец не воспринял бы сына таким, каким он стал, не сумел бы разделить его убеждений и понятий о свободе и о фашизме. Ему никогда не нравилось, что сын живет за границей. Старший Делони всегда считал, что его сын, поздний, единственный сын, непонятно почему скитается по Европе и занимается черт знает чем. В 1921 году Чарльз снова отправился в Европу и прожил там семнадцать лет. Иногда друзья предлагали ему работу, время от времени он публиковал свои рассказы, а в последнее время жил преимущественно на очень значительные доходы со своего состояния. Размеры доходов раздражали его. «Ни одному нормальному человеку, – высказался он однажды в беседе с близким другом, – не нужно для жизни столько денег». Часто он отдавал значительные суммы на благотворительные цели, а маленький гонорар за напечатанный рассказ доставлял ему ни с чем не сравнимое удовольствие.

Он учился в Оксфорде, затем в Сорбонне, потом на короткое время перебрался во Флоренцию. В то время он был, можно сказать, типичным представителем золотой молодежи. Много пил, тратил уйму денег на развлечения. В двадцать один год он считал себя вполне светским человеком, потому что провел в Европе вне всякого контроля три примечательных года. Он был знаком с такими людьми, о которых другие могли только читать в газетах, делал то, о чем немногие осмеливались мечтать. Потом... потом была Мариэлла... Но это уже другая история. История, о которой он теперь старался не вспоминать. Память о ней до сих пор причиняла боль.

Порой Мариэлла снилась ему по ночам, особенно когда он был в опасности, когда засыпал где-нибудь в окопе, когда пули свистели над головой. Он вспоминал, как она прижималась к нему... лицо... глаза, которые невозможно забыть... губы... и ее бесконечную грусть при их последней встрече. Это было почти семь лет назад, и с тех пор он не видел ее. Семь лет не видеть ее, не прикасаться к ней... не поднимать ее на руках... даже не знать, где она, и говорить себе, что теперь это не имеет значения. Однажды, когда он был тяжело ранен и не надеялся выжить, воспоминания о ней захватили его. Санитары нашли его без сознания в луже крови, а когда он очнулся, он мог бы поклясться, что видел, как она стояла за спинами санитаров.

Ей было всего восемнадцать лет, когда они встретились в Париже. У нее было такое прекрасное и живое лицо, что она казалась сошедшей с только что написанной картины. Ему тогда было двадцать три, он сидел с приятелем в кафе и вдруг увидел ее. Она потрясла его в самую первую секунду тем, что в ее взгляде застыла бесконечная щемящая грусть. Потом она ушла, но вскоре они встретились вновь, на приеме у посла. Их официально представили друг другу, они были чрезвычайно выдержанны, но глаза Мариэллы смеялись и сразу покорили его. Нельзя сказать, что ему удалось произвести столь же хорошее впечатление на ее родителей. Ее отцу, серьезному человеку, который был значительно старше своей жены, репутация Чарльза была прекрасно известна. Ее отец и отец Чарльза были примерно одних лет, и Чарльз припомнил, что они были когда-то шапочно знакомы. Мать Мариэллы, наполовину француженка, казалась Чарльзу бесконечно скучной, чопорной дамой. Родители держали Мариэллу на коротком поводке. Они требовали, чтобы танцевала она только под их присмотром. Им и в голову не приходило, как она привлекательна и какой веселой умеет быть. Но она умела быть и серьезной, и вскоре Чарльзу стало ясно, что с ней можно говорить. Она очень обрадовалась, встретив его в резиденции посла, вспомнила, что видела его однажды в кафе, но сказала она об этом гораздо позже, когда Чарльз слишком уж стал донимать ее расспросами. Они увлеклись друг другом. Для нее он был интересным молодым человеком, он был не похож на всех молодых людей, кого она встречала до сих пор. Казалось, она хотела знать о нем все: откуда он, зачем приехал в Париж, почему так хорошо говорит по-французски. На нее произвело впечатление, что он начинающий, но подающий надежды писатель. Она немного занималась живописью и в первый раз говорила об этом неохотно. Потом, когда они познакомились поближе, она показала ему несколько действительно прекрасных рисунков. А в первый вечер их сблизили не разговоры о литературе или живописи. Просто каждый из них понял, что им хорошо вместе. Ее родители тоже заметили их взаимную симпатию. Когда мать Мариэллы увидела, как самозабвенно ее дочь болтает с Чарльзом Делони, она сразу попыталась увести ее в сторону и познакомить кое с кем из молодых людей, присутствовавших на приеме. Но Чарльз следовал за Мариэллой неотступно, он превратился в ее тень, в ее постоянного спутника.

На следующий день они встретились в знаменитом кафе «Два монгола» в Сен-Жермен-де-Пре, а потом долго гуляли по набережным Сены, как влюбленные школьники. Она рассказывала ему о себе, о своей жизни, о своих мечтах, а мечтала она стать художницей, выйти замуж за любимого человека и родить ему девять или десять детей. Такая мечта его не увлекла, но сама Мариэлла уже успела свести его с ума. Под внешней хрупкостью этой девушки ощущалась сильная, волевая, исполненная жизни натура. Ее можно было сравнить с мраморной статуей прекрасной работы, на которую набросили кружевное покрывало. Чарльзу казалось даже, что ее кожа светится, как те изумительные статуи, которые он видел во Флоренции. Глаза светились, как два голубых сапфира, когда она слушала о его писательских планах. Он надеялся, что рано или поздно ему удастся опубликовать сборник рассказов. Он верил, что она разделяет его веру, его интересы и стремления.

Родители увезли ее в Довилль, и он поехал за ней туда, потом в Рим, в Помпею, на Капри, в Лондон... Потом снова в Париж. Куда бы она ни поехала, везде у него находились друзья, поэтому его появление каждый раз выглядело естественным. Чарльзу нравилось ходить с ней на долгие прогулки, провожать ее на балы, он даже соглашался скучать целыми вечерами в обществе ее родителей. Она стала для него источником упоительного блаженства, и он знал, что она нужна ему всегда и везде. Уже в августе... в Риме... та же неудержимая страсть поселилась и в ее глазах.

Чарльз не внушал доверия ее родителям, но они прекрасно знали, из какой он семьи, видели его прекрасные манеры, отмечали, что он умен, и никогда не забывали, что он являлся единственным наследником своего отца, обладателя громадного состояния. Деньги не значили для Мариэллы ничего, родители ее были вполне обеспечены, и о финансовых проблемах она никогда не думала. Она думала только о Чарльзе, о его сильных руках, плечах, о том, какие у него сумасшедшие, притягательные глаза, когда они целуются, какое у него точеное лицо, как на древнегреческих монетах, какие у него ласковые руки и каким нежным он умеет быть.

Чарльз не собирался возвращаться в Штаты. Взаимопонимания с отцом у него не было с тех пор, как в пятнадцать лет он бежал на войну, и Нью-Йорк мог ему разве что присниться в кошмарном сне. Он считал, что Нью-Йорк тесен для него, там нудно, там нет свободы. От Чарльза много ждали, но ему самому хотелось совсем иного. Определенное положение в обществе, обязанность постоянно представлять семью, а не себя самого, необходимость разбираться в капиталовложениях, вопросах управления предприятиями, биржевых играх, вникать в то, что покупает и продает отцовская фирма, и помнить, что в один прекрасный день ему суждено унаследовать эту фирму. Все это Чарльз объяснял Мариэлле, ласково гладя ее шелковистые волосы, спадающие на плечи. Мариэлла была высокая девушка, но рядом с ним становилась дюймовочкой, чувствовала себя маленькой, хрупкой и в то же время удивительно защищенной.