Ирина Дедюхова Армагеддон № 3 - Ирина Дедюхова

Первое время Марине очень нравилось ходить в ресторан. Тем более что Ямщиков, покуражившийся в последнее время довольно, вроде бы даже старался загладить свою вину. Наталию Семеновну никто из них старался не вспоминать, Ямщиков звал сыграть Марину в карты, по перрону погулять, пытался шутить… И она чувствовала, что уже совсем его простила, но как только Ямщиков выходил в коридор, Седой переубеждал ее в том, что прощать его еще рано, что такую вину, как у Ямщикова, люди кровью искупают, а ей вообще-то хорошо бы научиться быть гордой и независимой.

Марина решила посоветоваться с Анной и Серафимой Ивановной. С растущим раздражением она понимала, что если сейчас послушается Седого, то так и помрет гордой и независимой…

А потом она, совершенно некстати, чем-то отравилась в этом ресторане. Как только Марина попыталась подумать, что же такого отравляющего она могла там съесть, ей становилось совсем плохо.

В окно светила равнодушным, призрачным светом луна. Холодным светом. Марина совершенно ясно увидела, что этот свет им здесь совсем не нужен, но сил опустить тугую дерматиновую занавеску не было. Седой и Ямщиков спали. Седой даже во сне не снимал своих темных очков. Все-таки дурак он. И Ямщиков тоже дурак. Но сил думать о том, какие они все дураки, тоже почему-то не было.

И тут снова так прихватило живот так, что Марина, не разбирая дороги, потащилась в туалет. Все внутренности подкатывали к разным местам и стремились выйти наружу, чтобы жить самостоятельно, без нее. Будь они прокляты, эти рестораны на колесах… В глазах было уже совсем темно, поэтому она даже не почувствовала холода туалетной комнаты с треснувшим зеркалом, всей вони и грязи этого места. У нее хватило сил только запереть дверь. Сквозь нараставший металлический звон в ушах Марина почувствовала, что сползает по пластику стены прямо на пол, застеленный мокрой грязной тряпкой. Сознание потускнело, и она провалилась в беспамятство…

Капитан Веселовский видел в приоткрытую дверь купе, как женщина из интересующего его тайного сообщества отправилась в туалет. По ее покачиванию от стены к стене, он понял, что она хорошо выпила с вечера. Как затесался в это общество капитан Ямщиков Г.П., которого он раньше узнал по разосланной до его отъезда ориентировке, он не знал. Но приблизительно догадывался, чем могло в нем заниматься белокурое глупое создание с тоскливыми, голодными глазами.

Про Ямщикова он отослал несколько SMS-сообщений майору Капустину. Но этот старый пендюк не реагировал, хотя перед отъездом Веселовский лично научил его читать письма на мобильнике. Если не считать несоответствия служебному положению старого пендюка Капустина, в целом ситуация складывалась как нельзя удачнее. Да слепой бы не заметил, что из них всех троих эта дамочка — никчемная, пустышка.

Капитан вспомнил рассказ своего сокурсника Лени Слепцова из отдела, разрабатывавшего некую девицу, имевшую отношение к террористам, устраивавшим взрывы в Москве. С какой завистью он тогда слушал довольного собою Леньку, со смехом описывавшего, как молоденькая влюбчивая дура поверила в его искреннее чувство и желание немедленно жениться. Под необременительные ласки и случайные рукопожатия — она выложила драгоценные сведения о базах боевиков, выразившиеся в звездочках на погонах бывшего однокашника.

Он сразу вспомнил, как и девица из первого купе тоже смущалась и отводила глаза, когда он прижимал ее к стенке, проходя мимо нее в тамбур по узкому коридорчику. Конечно, такого рода разработку, какую он тут же решил устроить этой гражданке, вряд ли бы одобрили два старых пендюка, любители чая и ватрушек. Но… отчего же ему раньше это в голову не пришло? Зря он, что ли, в этом прицепном вагоне холостует? Представив, как они после поржут над его рассказом с Ленькой Слепцовым на глазах всех старых пендюков, он быстро снял брюки, футболку, молниеносно протерся твердым дезодорантом и бесшумно, крадучись, стал пробираться к первому купе, чтобы, до прихода незадачливой участницы тайных обществ Привратников, устроиться на ее полке…

Пятое купе не спало. Явственно слышался шелест высвобожденных на ночь кожистых крыльев, резким тревожным звуком проносилось по вагону пощелкивание чьих-то когтей… В купе стоял влажный, спертый воздух, но кожа все равно подсыхала и покрывалась тонкими светлыми чешуйками, причиняя неимоверный зуд. Между собой сары переговаривались едва различимым сиплым свистом. Они оба почувствовали, что защита с первого купе снята, что там есть лазейка. Думали они почти одинаково, поэтому сразу же, одновременно подумали о белокуром Факельщике. С начала веков сары знали, что Факельщика надо убирать первым. Не сговариваясь, они неуклюже спланировали с верхних полок, цепляясь крыльями, скинули остатки одежды на пол, вынув, наконец, спрятанные хвосты, расправили и размяли друг другу затекшие плечи и, бесшумно отодвинув дверь купе, цепляясь за дюралевые рейки, поползли по стенам к первому купе.

Там было тихо. Дверь оказалась приоткрытой, лунная дорожка лежала как раз сверху четвертой пентаграммы, третья и вторая были уже повреждены чьим-то вторжением. Мысль пришла вновь одновременно к обоим. Сегодня дежурит ненормальный Факельщик, которого зачем-то сделали на этот раз женщиной. В рассеянности, она сама повредила вторую пентаграмму, а третью уже после очевидно пробил вездесущий Петрович. Так оно, скорее всего, и было. Осторожно ступая по лунному свету, один из саров подошел к нижней полке Факельщика. Тот лежал, закрывшись одеялом с головой, прижимаясь к стенке так, что? с первого взгляда? можно было бы подумать, что узкая полка пуста. Дохнув на Факельщика сонной лунной пылью, набранной предварительно в рот, сар аккуратно обмотал его в одеяло и бережно, как младенца, взял в мощные когтистые лапы. Как только голова или ноги Факельщика показались снаружи, их тут же подхватил второй сар, висевший вниз головой на потолке. Стремительно перебирая лапами, они понесли его к тамбуру, за дверью которого безумным голосом завывала вьюга…

Капитану Веселовскому снилась весна. Весной на ближайшее болото прилетят журавли. Много журавлей. Они будут ходить на длинных лапах и рассказывать ему, лежащему под откосом, о жарких странах, где они провели без него эту зиму. Они знают так много сказок! Про прекрасных принцесс, про халифов, превратившихся в цапель, про фею, ставшую совой… А потом у них родятся маленькие птенчики, и один из пушистых серовато-желтых комочков будет с удивление глядеть на обглоданные останки на гальке откоса, будто стараясь припомнить что-то очень важное…

Последнее, что почувствовал капитан Веселовский, еще будучи человеком, хруст переламывающихся шейных позвонков, треск разрываемых сухожилий и суставов, а потом его сразу окутали холод и тьма…

Марина с трудом дошла до своего купе. Холодная вода из-под крана немного уняла тошнотворную дрожь желудка. В голове черной дырой зияла пустота. Она в изнеможении упала на свою полку, даже не удивившись, что на постели отсутствует одеяло. Последней ее мыслью было, что и завтра наступит такой же гадкий день, потому что все пригожие дни остались далеко на западе…

Из истории Отечества

Солнце садилось за дальнюю сопку, предвещая будущий ветреный, холодный день. Впрочем, все пригожие дни остались далеко на западе, на воле. Возле костра копошились несколько дистрофиков-доходяг безразлично глядевших на горизонт выцветшими глазами. Бригадир только сплюнул в их сторону. Он привычно шугнул двух юрких блатных, филонивших на тачках. Вместе грунта эти суки больше снег перевозили туда-сюда, радостно изображая на ряхах победу социалистического труда. Бригадир явно высматривал кого-то в куче жавшихся друг к другу фраеров из первого барака.

— Макаров! Вали сюда, гнида! — сквозь зубы крикнул он жилистому, с ввалившимися скулами зэку.

— Я по фене не ботаю, — глядя в сторону, сказал ему Макаров.

— Я к тебе, как человеку, — пояснил бригадир.

— Говори, — коротко отрезал Макаров.

— Отойдем. Помнишь, к нам два проверяющих приезжали в августе? И сразу нас с молибденовых рудников на эту ветку кинули? Ты не кивай, зараза, кумполом, как мерин! Стой и слушай! Гляди в сторону, как глядел! Меня это дело тоже беспокоит, понял? Ты думаешь, одни ваши фраера сны про эту гору видят? У меня тоже когда-то мать была!

— Верится с трудом, извините, — попытался дерзить Макаров как фраер.

— Слушай, я же понимаю, что эта ветка сейчас для победы нужна гораздо меньше, чем молибден… У меня два пальца там оторвало, вот, видишь? Но я знал, что это для победы… Думал, может амнистию нам дадут.

— Вам, может, и дадут, а мне… — с отчаянием выговорил Макаров, глядя на запад.

— На вот, чибас, после охраны наши урки подбирают… Не криви рыло, не мусоленных нет, вашим мужикам давно посылок не было.