Путь воинов - Майкл Гир

Ри оживился.

— Трансляции! Ну конечно же!

— Что вы…

— Ван Чжоу хочет использовать варварство романанов против нас? — Ри щелкнул пальцами. — Кто больше варвар? Мои воины с бластерами и ножами или Нген, поджаривший собственных людей на территории космопорта?

Майя прищурила глаза.

— Мне кажется, я понимаю, о чем вы, — но что из этого?

— Психология. Нген использует эту войну против Директората. Пора использовать его собственные действия против него.

Яйша Мендес покачала головой.

— Это выходит за рамки всех возможных инструкций…

— Нил! — позвал Ри через плечо. — Отправьте материал об атаке сириан. С этого момента регистрируйте каждое его движение. Передавайте все, что может показаться неблаговидным.

— Слушаюсь, сэр.

— Дэймен! — заскрежетала зубами Яйша. — Это ни в какие ворота не лезет! Как будто вам мало неповиновения… Это прерогатива директоров! Вы не можете так просто взять политику Директората в свои руки и…

— Прошу прощения, — сказал Ри вставая. — Мне кажется, у меня есть идея о том, как немного склонить чашу весов в нашу сторону. Я выйду на связь через пару часов и сообщу, сработало или нет, — он отключил систему и быстрым шагом направился к инженерам.

— Он опасен, — заявила Яйша Мендес.

— Возможно, — признала Майя, глядя на монитор и подперев рукой подбородок. — В то же время, он самый способный командир.

— Если я не ошибаюсь, Майя, он ударился в эксцессы. Директор Робинсон говорит о нем как о пирате, — Тоби вопросительно посмотрела на нее. — Неужели вы серьезно думаете о том, чтобы поддержать… отщепенца? Преступника!

Майя резко выпрямилась.

— Скор назвал его пиратом?

Тони поджала губы.

— А как еще его называть? Он не подчинился приказу. Стрелял в вас с Шейлой. Если это не пиратство, то что тогда…

— Мы первые выстрелили в него, — сухо заметила Майя. — А что касается пиратства, вам прекрасно известно, что означает такое обвинение. Вы знаете, какие меры предусмотрены…

— Вы видели записи, — вмешалась Яйша. — Романаны — это просто чума. Следите за своими десантниками. По вашим словам, у вас весь корабль разрисован? Ваши десантники на планете разукрашены таким же образом. Они срезают человеческие волосы со своих жертв и напяливают их на себя, подобно варварам. Как вы можете терпеть подобное…

Майя взорвалась.

— ПУСКАЙ ТАК! Но, черт возьми, мои люди плечом к плечу с романанами захватили в три, а то и в четыре раза больше территории, чем ваши десантники Патруля! Да это еще ерунда. Люди Ариш перешли под командование Железного Глаза и Риты Сарса! Они… перебежали. Ваши десантники Патруля…

— НАШИ десантники Патруля? — Тоби прищурила глаза. — Хорошо, Майя, теперь я задам вопрос. Когда все закончится, вы останетесь верны Директорату… или Дэймену Ри?

Майя закусила губу, сверкнув глазами.

— Верна! Как над Атлантидой, когда Дэймен готов был уничтожить нас. Нет, я не могу переметнуться на другую сторону, Тоби. Это мой маленький заскок в том, что касается чести.

Яйша медленно кивнула, как будто принимая какое-то решение.

— Знаете, в конце концов нам могут приказать уничтожить «Пулю». Ради сохранения цивилизации. Нельзя допускать романанский хаос в мирное общество. Только подумайте! Представьте себе этих мясников среди граждан Директората! Для простых граждан не подходят такие модели ролевого поведения — не хватит психомашин, чтобы с этим справиться!

Майя подняла подбородок, играя желваками.

— Мне это очень не нравится… но, возможно… если до этого дойдет, нам придется атаковать его. Приказ есть приказ, — она хлопнула ладонью по столу. — Да, черт возьми! Я буду на вашей стороне. Ну вот, карты раскрыты. Вы знаете мою позицию… и да поможет нам Паук.

Она вырубила связь и встала, выгнув спину и потягиваясь, плотно сжав губы. Она взглянула на люк и увидела маленькое черное изображение паука, нарисованное романаном в нарушение приказа — или же это был кто-то из ее собственных людей?

— Будь все проклято, Дэймен. Я ничего не могу поделать. Если придет приказ, что же, я дала клятву чести, — она закрыла глаза и покачала головой. — И я поклялась Пауком? Я?

Скор наблюдал за Честером, который, сложив руки на коленях, в свою очередь наблюдал за бесчинствами на станции Тарава.

— Видишь? — бубнил Скор. — Люди… сходят с ума!

— Тебе не следовало распространять компендиум Рока, опровергавший Нгена, — мягко сказал ему Честер. — Я, было, подумал вызвать тебя по этому поводу, попытаться заставить тебя продумать эту проблему до конца, но ты бы не стал меня слушать, выгнал бы за то, что я вмешиваюсь.

— Ты знал! И ты не сказал нам, что это будет катастрофой? — Скор шевелил губами, открывая и закрывая рот.

— Конечно знал. Полно, директор, ты сам все прекрасно понимаешь. Это была точка выбора. Я и так оказался в опасной близости к тому, чтобы играть в игры с будущим. Нет, время было неподходящее. Да и мои действия тогда не привели бы ни к чему хорошему, а только отдалили бы тебя от меня.

Скор помолчал минуту, изобразив на своем огромном лбу некое подобие морщин.

— Ладно, научи меня.

— Я уже сказал тебе. Твои представления о человечестве опасным образом искажены. Ты утратил связь с собственными корнями. Подумай. Ты предполагаешь, что все люди — рациональные существа, — и до определенной степени так оно и есть. Но может простой человек усвоить количество информации, собранной и отправленной Роком? Естественно, нет, и в результате простой человек только чувствует себя уязвленным. Именно на такой реакции сыграл Нген. Он обратил то, что вы сделали, против вас, подчеркнув ваше презрение к среднему человеку. Он чрезвычайно умен, этот Нген Ван Чжоу. Исключительный интеллект.

— Ты восхищаешься им? — резко спросил Скор.

— О да, — Честер вздохнул. — Каким бы чудовищем он ни был, его способность манипулировать людьми совершенно замечательна. Хорошо, если бы Паук мог вернуть себе его душу. Тем не менее, я боюсь, что он может причинить много вреда, — Честер вскинул голову. — Поразительное разделение. Ты, Скор, предлагаешь только рациональное, логичное будущее. Безрадостное. Нген же предлагает только эмоциональное, страстное будущее. Тоже безрадостное. И в настоящий момент человечество должно выбирать между вами двоими.

— Почему они не могут выбрать другой подход? — спросил Скор. — Они ведь разумные существа. Они…

Честер поднял руку.

— Я вижу в твоей голове все, что ты хочешь сказать, директор. Можно мне не говорить. Ответ на твой вопрос очень прост: они больше не способны распоряжаться собственной судьбой. А вот почему это так?

Глаза Скора закрылись на мгновение, а губы задрожали, пока он думал. Наконец:

— Я понял. Ты считаешь, что наша политика привела к этому. Мы не делали ничего плохого!

— Все правители всех времен и народов отвечали точно так же, Скор, — Честер улыбнулся. — Вы не делали ничего плохого — но делали ли вы что-нибудь хорошее?

— Не было войн! — голос Скора срывался от волнения. — Не было голода… эпидемий… политических казней!

— Но люди утратили способность мыслить… распоряжаться собой. Вы отняли у них способность адаптироваться.

— Адаптация — это изменение! — оправдывался Скор. — От изменений вряд ли можно ожидать предсказуемости!

— Что гласит основное положение антропологии? — спросил Честер. — Я полагаю, что тебе доступна библиотека Литы Добра. Что там насчет человечества и адаптации?

Скор поднял несчастный взгляд.

— Я вижу ключевой фактор успешного развития, пророк. Значит, это правда? Человечество обречено на страдания?

Честер по-доброму улыбнулся.

— Таков путь Паука, директор.

— Но на месте Директората может быть только хаос! — не сдавался Скор. — Непредсказуемая жизнь не стоит того, чтобы жить! Нет, Пророк, я не могу принять твоего положения. Человечество переросло дикую фазу своего развития. У нас БУДЕТ мир. Любой ценой. Скажи мне, какое будущее нас ожидает с романанами, вырвавшимися в космос? Ты видел записи того, как романаны насиловали и убивали на Сириусе? В чем ценность таких страданий? Ты ошибаешься, и я приложу все усилия, чтобы остановить таких, как ты.

— Значит, мы остановимся. Но тебе не кажется, что человечеству принесут пользу рациональные действия, сочетаемые с эмоциями и страстью? Это питает душу…

— Совместить Директорат с таким, как Нген Ван Чжоу? — воскликнул пораженный Скор. — Этого, пророк, я не приму никогда!

Голография Скора замерцала и исчезла.

Честер коротко кивнул самому себе, прежде чем повернуться в кресле и запустить третью симфонию Никоса Теодоракиса. Подумать только, такое великолепие в двадцатом веке почти не замечали.

— Никогда не примешь? Ах, директор, ты с каждым днем становишься все больше человеком, — он улыбнулся, глаза его потеплели, а в комнате зазвучала музыка.