Сонька. Продолжение легенды - Виктор Мережко

— Кочубчик? — догадался тот.

— С этой твари глаз спускать нельзя. В любой момент может заложить.

— Разве он живой? — удивился Резаный. — Его ж вроде порешили.

— Живой, — усмехнулся Артур. — Сбежал от костлявой.

— И что — в Питере?

— Ну!.. Франтом по Невскому разгуливает.

— Во, кашалот, — сплюнул Резаный. — А как же ему удалось?

— Удалось. Меченый, видать… Да еще Сонька под руку попалась.

— Сонька опять с ним схлестнулась?!

— Еще как!.. В дом Брянского пристроила!

— Заложит. Определенно заложит, — мотнул головой Улюкай.

— А куда дальше закладывать? — удивился Резаный. — Сонька в Крестах, дальше чалки не бывает!

Артур взял одну из газет, показал ему заголовок: «МЛАДШАЯ ДОЧКА СОНЬКИ В БЕГАХ».

— Понял?

— Так ведь в бегах. Попробуй поймай.

— Она здесь, в Питере. И тоже в доме Брянского.

— Получается, Кочубчик в одной хазе с ней?

— Об этом разговор. Пойдет в участок и за шиши сдаст.

— Валить тварь нужно, — решительно заметил Улюкай. — Сегодня же валить.

— Это непростое дело. Дом под надзором, попробуй подползи.

— Значит, вальнем в другом месте. К примеру, когда направит штиблеты на Невский, — стоял на своем вор.

Володя Кочубчик с такой же кипой газет без стука открыл дверь комнаты Михелины, бросил их на стол, сам, так же без приглашения, уселся на диван.

Девушка сидела за роялем, бессмысленно и тупо тыкала пальцами в клавиши. Повернулась к вору, с недовольным удивлением спросила:

— Что надо?

— Газеты принес, — ответил он, с кривой ухмылкой глядя на девушку. — Почитай, чего про мамку пишут.

— А почему без стука?

— Стучат к чужим, а мы, кажись, свои, — игриво заметил Володя и снова кивнул на газеты. — Читай, а то как бы дергать отседова не пришлось.

Михелина просмотрела заголовки, подняла глаза на Кочубчика.

— Ну?

— Гну!.. Не поняла, что ли?.. В любой момент прихватить могут!

— Меня?

— Не-е, меня!.. Читала, кто в бегах?

Девушка тяжело и неприязненно смотрела на Володю.

— Читала. Что еще?

— Думать надо, как жить дальше.

— Хорошо, буду думать, — ответила Михелина, повернулась к инструменту, нажала пальцем на несколько клавиш.

Кочубчик поднялся, подошел к ней сзади, положил ей на плечи руки. От неожиданности она вздрогнула, резко оглянулась.

— Чего надо?.. Обнаглел, что ли?

— Тихо. Тише… — приложил Володя палец к губам. — Только не надо никакого кипишу.

— Вон отсюда!

— Не кипишуй, сказал.

— Никанора позвать?

Вор рассмеялся.

— Напужала… Ой как напужала. Да я чихну, и твоего Никанора как ветром сдует! — Он снова сделал к девушке шаг. — Чего от хорошего человека такой мандраже, мамзель?

Михелина взяла с рояля двумя руками толстую нотную книгу, подняла над головой.

— Убью.

Это развеселило Володю.

— Ага, убить не убьешь, а рассмешить можешь. — Кочубчик вдруг стал серьезным, заявил: — Я к тебе как к родной, а ты вон книгой угрожаешь. А может, я тебе помочь желаю.

— Спасибо, сама справлюсь. А Соньке расскажу про ваши нежности телячьи.

Володя укоризненно посмотрел на нее, поцокал языком.

— Вот скажи, за что ты меня не любишь?

— А за что я должна вас любить?

— Но ведь мамка твоя меня любит?!

— Ее проблемы.

— Наши, дочка… Наши! Мы теперь все одно как одна семья. — Кочубчик улыбнулся, ласково посмотрел на нее. — Я вот, к примеру, пожалеть тебя захотел, погладить, а ты пужаешься. Разве это правильно?

— От такого «жаления» дети бывают, — бросила девушка.

— Во-от, молодец. Понимаешь… Потому как выросла уже. — Он прошелся по ней мягким желающим взглядом. — И мордочкой выросла, и другими частями тела. А раз так, должна родного человека от чужого дяди отличать.

— Ступайте, «родной человек», мне надо заниматься.

— Правильно, дочка. Молодец. Так и надо себя воспитывать. — Кочубчик дошел до двери, предупредил: — Только гляди, ежли в одном месте простыня треснула, то как бы в другом поперек не пошла. Очень опасное это дело, дочка.

Он приоткрыл дверь и на пороге столкнулся с Анастасией.

— Доброго здоровья, барыня, — посторонился Володя, пропуская ее.

— Доброго, — кивнула княжна и закрыла за собой дверь. — Чего он?

— Газеты принес, — коротко ответила Михелина.

Девочка просмотрела все заголовки, подняла на подругу испуганные глаза.

— Что делать будем?

Воровка не ответила, неподвижно смотрела в одну точку.

— Может, перепрячем тебя?

Михелина вдруг стала колотить в истерике кулаками по клавишам, выкрикивая:

— Не знаю, не знаю, не знаю… Ничего не знаю!

Упала головой на клавиатуру, Анастасия стояла рядом, гладила ее по голове.

Наконец Михелина успокоилась, вытерла ладонью глаза, лицо. С заложенным носом произнесла:

— Лишь бы полиция снова сюда не явилась.

— Не явится. Я написала жалобу на имя государя.

Воровка усмехнулась.

— Можно подумать, государь все жалобы так и читает… Особенно про воровок.

Помолчали, Михелина повернулась к инструменту, стала тыкать одним пальцем в клавиши, подбирая тему матери.

Следователь Егор Никитич решил провести допрос княжны не по привычной схеме, а на манер душевной беседы. Сидел свободно и расслабленно, пил чай, посматривал на девочку легко и по-доброму.

Княжна же, напротив, была напряжена, кулачки сжимала добела, ждала от взрослого человека самого неожиданного подвоха.

— Вы любили своего папеньку, княжна? — поинтересовался Гришин, аккуратно надкусывая сахар.

— Да, любила, — кивнула та. — А почему вас это интересует?

— У меня две девочки, и тоже примерно вашего возраста.

— Они вас любят?

— Мне казалось, да. Но теперь, исходя из вашей истории, я даже не представляю, чего от них ожидать.

— А какова моя история?

Следователь помолчал, крутя в руках чашку с остывающим чаем, поднял на Анастасию внимательные и холодные глаза.

— Девушка, нежно относившаяся к своему отцу, вдруг решает по какой-то причине спрятать в своем доме убийцу отца. Разве это не история?

Девочка выдержала его взгляд, спокойно ответила:

— Это не моя история, а ваша. Вы сами ее сочинили.

— То есть вашего отца не убивали?

— Нет, не убивали. Он сам разбился на автомобиле.

— Разбился, когда гнался за преступницей?.. За Сонькой Золотой Ручкой.

— Мне неизвестно, за кем он гнался.

— Но известно нам. Вы же не станете отрицать, что князь был ограблен?

— Да, из его коллекции кое-что пропало.

— Кое-что… — хмыкнул Егор Никитич. — Не «кое-что», а выдающийся бриллиант! Бриллиант-легенда! Черный Могол! Ваш покойный папенька не только гордился ним, но и хранил от посторонних глаз.

— От моих тоже.

— Князь никогда его не показывал?! — не поверил следователь.

— Он любил меня и боялся причинить мне вред. Камень ведь был магическим.

— Простите, не верю. — Гришин допил остатки чая, подлил еще. — Князь был помешан на этом бриллианте, и не показать его любимой дочери?!. Не верю!

— Я вам уже ответила.

— Но о бриллианте знал весь город!

— Может, поэтому и возник слух, что камень похищен, — спокойно и рассудительно заключила девочка.

— Но слуги слышали, как покойный бегал по дому и кричал, что украден Черный Могол!

Княжна снисходительно усмехнулась, по-взрослому вздохнула.

— Господин следователь… Слуги на то и слуги, чтобы им не во всем верить. А во-вторых, какой смысл мне вам врать, если речь идет о моем родном и любимом отце?!

Егор Никитич был явно поставлен в тупик, поэтому в качестве паузы сделал несколько глотков, отставил чашку.

— Значит, вы не уверены, что Черный Могол похищен? — В его глазах играла ирония.

— Вы желаете это определенно знать?

— Да, это важно для следствия. Мы ведь в вашем доме задержали крупнейшую международную воровку Соньку Золотую Ручку!

— Вы в моем доме задержали мою родную тетю — госпожу Матильду Дюпон! — бросила ему в лицо Анастасия и от возмущения даже привстала с кресла.

— Аферистка! Воровка! И никакая ваша не родственница! — тоже повысил голос Гришин. — У нас есть все основания так утверждать!

— А у меня есть основания утверждать, что вы устроили произвол, и мной уже отправлено прошение на имя государя!

Они смотрели друг на друга в упор, и первым не выдержал следователь.

— М-да, мадемуазель… Следствие рассчитывало на вашу помощь, однако все вышло как раз наоборот. — Он поднялся, взял шляпу, откланялся. — Благодарю за чай.

Анастасия не ответила, также поднялась, холодно велела возникшему дворецкому:

— Проводи господина следователя.

Егор Никитич дошел почти до выхода, оглянулся.