Женщина-VAMP - Евгения Микулина

Я делаю паузу. Мне нужны все силы, чтобы рассказывать дальше.

Влад молчит. Он затаил дыхание. Его зрачки расширены – он, похоже, не верит, что я наконец говорю с ним о том, что хранила в тайне от всех, кроме самых близких друзей. Но и то правда – кто у меня теперь есть ближе Влада?

Я снова устремляю взгляд на его лицо и продолжаю:

– Однажды ночью Этьен не мог больше терпеть. Он убил моего мужа. Ворвался в нашу комнату и убил его – у меня на глазах. Ты не можешь себе представить, что это было – как это выглядело… Ты не видел ничего подобного и, даст бог, не увидишь никогда. А я… я никогда не забуду ни этого ужаса, ни своего бессилия, ни этого чувства, будто я за границей реальности, – чувства, которое охватило меня в ту минуту, когда, оторвавшись от мертвого тела, этот монстр повернул ко мне свое прекрасное лицо и сказал окровавленными губами: «Я люблю вас, мадам. Вы должны быть моей. Я не потерплю отказа. О, я понимаю, что сейчас внушаю вам некоторый страх. Но за стеной спят ваши дети… Я должен объяснять, что ваше упрямство будет стоить им жизни?» Конечно, я не посмела отказать ему. Несмотря на весь этот ужас, я все еще верила – хотела верить, – что речь идет всего лишь о моей чести… Но Этьен… Он был, по его словам, сильно влюблен. Он не хотел всего лишь обладать смертной женщиной – он хотел приобрести себе подругу. Он не просто овладел мной. Он укусил меня… После того, что он только что сделал с моим мужем, я уверена была, что он меня убивает, и возблагодарила Господа за избавление от мук и позора. Но это было не так… Он укусил меня и, слизывая струйку крови с плеча, сказал: «Теперь, попробовав вашу кровь, я уверен, что не ошибся в выборе. Вы рождены, чтобы быть моей – вечно». А потом он провел ногтем по своей коже на груди, и на фоне ее мертвецкой бледности выступила кровавая полоса – он был полон крови, убийца, крови моего мужа… Он велел мне пить. Я отказалась. Я была уверена, что меня вывернет наизнанку. Он снова напомнил мне о детях. И я сделала глоток. Всего один глоток – но и капли бывает достаточно. А потом я потеряла сознание. Я очнулась через несколько часов – уже вдали от дома: Этьен понимал, что после учиненной бойни ему нельзя оставаться в полку. Я очнулась такой, как сейчас. Он увез меня во Францию. Познакомил меня с «семьей». Научил новой жизни. Представлял всем как свою жену. Я жила с ним три года – потому что была слишком слаба, одинока и молода, чтобы освободиться. Потом я сбежала от него. И встретила Серхио. Он – единственный, кто знает эту историю целиком. Он помог мне отомстить. В один прекрасный – поистине прекрасный! – день мы нашли Этьена и убили его. Это был самый счастливый день моего… существования с 1812 года – и до той секунды, когда ты впервые поцеловал меня.

Я снова закрываю глаза. Если бы вампиры могли терять сознание, со мной непременно случился бы теперь обморок. Мне кажется, что вокруг меня черная тьма – могильный холод – пустота, которая окружала меня в течение всей жизни, пустота, в которой я жила с того момента, как очнулась в замке Этьена Дюпре в Нормандии и поняла, чем стала. Но уже через секунду я чувствую, как теплое, живое дыхание касается моей щеки и теплые, живые руки обнимают меня. И любимые, бесконечно любимые губы прижимаются к моему лбу, и горячие человеческие слезы падают на мертвую кожу.

Влад привлекает меня к себе и шепчет, прижавшись щекой к моим волосам, что он любит меня и будет любить меня вечно, сколько бы оно, это «вечно», ни длилось, что он всегда будет рядом – сам не знает как. И я прячу лицо у него на груди – глупое действие, если не можешь плакать, но инстинкты сильнее разума. Я вдыхаю его запах и согреваюсь его теплом, и мне хочется выть, потому что он ПРАВ. Не сейчас, когда утешает меня, а в другие минуты, когда предупреждает меня о неминуемой смерти и разлуке.

Я потеряю его, если он останется человеком.

Я поднимаю глаза, беру его лицо в ладони и говорю с бесконечной тоской:

– Ты понимаешь теперь, почему я не могу тебя обратить?

Он кивает – у него такие ласковые, глубокие глаза.

Я качаю головой:

– Но ты не должен думать, будто я не понимаю, что ты прав… Это, возможно, единственный выход. Просто для меня он невозможен. Я не могу тебя убить. Не могу остановить биение твоего сердца.

Он снова кивает. А потом неожиданно улыбается и говорит:

– Подожди минутку? Я в гостиную схожу – хочу тебе кое-что показать.

Он возвращается ко мне, держа в руках книгу. Я с удивлением ее узнаю: это томик стихотворений Фета, с автографом автора, между прочим, – я неплохо его знала в свое время… Влад перелистывает страницы и наконец находит нужное место. Подняв на меня глаза, он говорит: – Вот – посмотри это, ладно? Оно попалось мне недавно на глаза, но я и с детства его помнил – моя мама очень любит Фета. И я подумал, что это про нас, на самом деле. Я опускаю взгляд на страницу и читаю:

Если ты любишь, как я, бесконечно,Если живешь ты любовью и дышишь,Руку на грудь положи мне беспечно:Сердца биенья под нею услышишь.О, не считай их! в них, силой волшебной,Каждый порыв переполнен тобою;Так в роднике за струею целебнойПрядает влага горячей струею.Пей, отдавайся минутам счастливым —Трепет блаженства всю душу обнимет;Пей – и не спрашивай взором пытливым,Скоро ли сердце иссякнет, остынет.

Влад смотрит мне в глаза: – Ты понимаешь, о чем я, верно? Если ты любишь, как я, бесконечно… – Он останавливается на долю секунды и улыбается торжественности своих слов, но почти сразу продолжает: – Не думай о том, как долго будет биться мое сердце и скоро ли иссякнет и остынет кровь. Мое сердце и моя кровь – они только твои. Я всегда буду любить тебя. Даже если стану ветром, солнцем или дождем… Нет, солнцем я становиться не буду – ты не любишь солнце. Ты только не бойся – я никогда тебя не оставлю. Он лжет – мне, себе или нам обоим, – это не так уж важно, кому. Он лжет, и я знаю это, и он это знает. Но я все равно благодарна ему. За то, что он есть в моей жизни, и за то, что он такой, какой есть. И за ложь.

Влад замечает, что я несколько успокоилась, и с улыбкой целует меня в кончик носа – именно так, как в сентиментальных фильмах, и мне это, как ни странно, нравится.

– Ну вот. Так-то лучше. А теперь… Теперь я поеду на съемку, иначе Олежка меня никогда не простит. А ты пойдешь в офис. И все будет хорошо. Мы будем звонить друг другу и рассказывать, как дела, и ни с кем из нас ничего страшного не случится. Договорились?

У меня нет выбора – только кивнуть.

Влад мчится в ванную – из-за нашей разборки он сильно опаздывает на съемку. Выскакивает из спальни через пять минут, уже побритый и одетый, быстро целует меня, кидает «до вечера» – и скрывается в лифте. Еще через пять минут он звонит мне из такси и говорит зловещим голосом, что «все чисто». Оболтус.