Мертвый час - Валерий Введенский

Александра Ильинична решила, что реверансы сделаны, и перешла к делу:

– Мызников здесь же похоронен?

– Да.

– Могилку покажете?

– Вон она. Всего год назад живой, здоровый Глеб, полный сил и планов, стоял здесь и плакал. Теперь… Говорят, Екатерину Захаровну тоже тут похоронят.

Дамы перекрестились.

– Вы хорошо помните свадьбу Аси? – спросила Сашенька.

– Конечно.

– Говорят, Мызников вылил бокал с шампанским в ведро Мишиной лошади, потому она и понесла. Так ли это было?

Юлия Васильевна пожала плечами:

– Я ничего не видела. Может, Ниночка заметила? Спросите у нее.

С Ниной Сашенька так крепко вчера поругалась, что дальнейшее общение вряд ли было возможным. Княгиня задумчиво посмотрела на девушку. Та шла, толкая перед собой коляску с калекой.

– А где Евгений с Татьяной? – спросил у Нины Михаил.

– Александра Ильинична запретила им приходить.

– Почему?

– Из-за меня.

– Что вы натворили?

– Неужели Ася не рассказала?

– Слово в слово. И должен признать: я вами восхищен.

– Шутите?

– Николя совершил величайшую глупость, отвергнув вас. О такой решительной и умной жене можно лишь мечтать.

– Звучит как признание.

– Оно и есть. Просто до сего дня я не смел. Из-за Николя. Знал, что встречаетесь.

– Я считала, вам нравится Татьяна.

– Нет, мы всего лишь друзья. У Тани не любовь ко мне, а жалость. Но она очень-очень хорошая. Обещала выпросить у деда денег на мою операцию.

– Операция поставит вас на ноги?

– Бессилен что-то сделать, – прочитав письмо Волобуевой, развел руками Вигилянский.

– Я пытался объяснить сие Марии Дмитриевне, – признался Тарусов, – но она не хочет слушать. Потребовала передать вам письмо.

– Не оправдывайтесь. Все понимаю. А кто будет защищать графа? Вы?

– Нет, я представляю его зятя, здесь конфликт интересов. Марии Дмитриевне придется искать другого адвоката.

– А мне придется ему платить, – вздохнул Вигилянский.

– Неужели дела графа настолько плохи?

– Они ужасны. Некий мошенник по фамилии Гюббе втянул Волобуева в аферу с железнодорожной концессией. Граф потратил все свои средства на разработку проекта и какие-то взятки, которые якобы раздал этот Гюббе. И теперь Андрей Петрович вчистую разорен. Даже если его оправдают насчет убийств, все равно попадет в тюрьму. В долговую. Назанимал и даже в опекунские залез.

– Можно вопрос, Анатолий Кириллович?

– Конечно.

– Вы говорите, виноват Гюббе…

– Так и есть. Сия концессия предназначалась вашему тестю. Гюббе про то отлично знал…

– Почему тогда облигации, переданные графом господину Гюббе, продали в банке не он, а вы?

Вигилянский нервно расстегнул верхнюю пуговицу на мундире, вытер пот со лба:

– Как вы узнали?

Тарусов пожал плечами, мол, какая разница?

– Вы адвокат, значит, тайны хранить умеете?

Дмитрий Данилович кивнул.

– Поклянитесь, что ничего из сказанного мной не используете в суде.

Тарусов покачал головой:

– Боюсь…

– К вашим убийствам эта история отношения не имеет. Просто не хочу, чтобы считали меня вором. Я лишь стремился спасти хоть что-нибудь для Маши и Леонидика. Вы с ним знакомы? Его считают душевнобольным, но это верно лишь отчасти. Он много читает, великолепно знает музыку, однако плохо понимает общественные отношения, не имеет представления о деньгах и имуществе, лишен человеческих чувств…Таким уж уродился. Родители не захотели отдавать первенца в лечебницу и изо всех сил старались вписать его в современную жизнь. Но их усилия было тщетны, Леонидик не менялся: не играл с детьми, почти не говорил, целыми днями читал книги или листал ноты.

Потому, когда в отрочестве у него вдруг проснулись мужские желания, генерал Масальский и его жена очень обрадовались и стали всячески поощрять его упражнения с дворовыми девками. Но как-то раз, когда старики уехали в гости, Леонидик залез в постель к пятнадцатилетней Маше. Та была настолько наивна и невинна, что ничего про отношения между полами не знала. Таково тогда было воспитание! Маша считала, что детей приносит аист. Предложенная Леонидиком забава очень ей понравилась. Родители ни о чем не догадывались, пока девица не пожаловалась, что перестали приходить месячные истечения. Машу увезли к какой-то дальней родственнице, чтобы не прознала дворня, и срочно стали подыскивать жениха. Генерал поручил это мне.

– Не понял… Генерал велел вам жениться на Марии Дмитриевне?

– Нет, я его крестный сын, это невозможно. Он попросил меня найти подходящего кандидата в Драгунском полку, в котором я тогда служил аудитором. Задача представлялась мне архисложной. Я не знал, к кому с таким недостойным предложением обратиться, чтобы не получить по лицу. Как вдруг выяснилось, что майор Волобуев, занимавшийся в полку ремонтом[147], подделал вексель, пририсовав к нему нолик. История эта длинная, рассказывать ее смысла нет. Граф долго отрицал свою вину, однако его приятели, Четыркин и Мызников, дали против него показания. Волобуеву грозила тюрьма иль даже каторга… Но полковник Навроцкий готов был дело замять и уволить графа без прошения об отставке, если тот уплатит недостающую по векселю сумму, восемнадцать тысяч. Это избавило бы полк от скандала, а карьеру полковника Навроцкого от пятен.

– И вы предложили Волобуеву жениться на Маше?

– Да, генерал Масальский пришел в восторг от кандидатуры будущего зятя. Титулованный дворянин, офицер. Они ударили по рукам. Граф получил неплохое приданое – поместье в тысячу душ и сто тысяч ассигнациями.

– Значит, первенец Волобуевых – сын Леонидика?

– Нет, бастарда граф сдал в Воспитательный дом, хотя тестю клятвенно пообещал признать своим. С большим трудом Масальским удалось разыскать этого мальчика и пристроить в семью колонистов.

– К Мейнардам?

– Как вы догадались?

Тарусов снова пожал плечами. Слишком уж непонятным было отношение графини к конюху.

– Да, Петюня – сын Маши и Леонидика. К сожалению, умом и способностями не блещет, учиться в гимназии не смог. Потому, когда подрос, Масальские взяли его на конюшню, чтобы был на глазах. Маша до поры до времени о Петюне не знала и даже удивлялась, как трогательно родители относятся к мальчику-конюху.

Последние годы жизни генерал Масальский мучился проблемой – кого назначить опекуном Леонидика после своей смерти. Очевидный вариант – дочь и зятя – отверг. Маша ничего не понимает в финансах и целиком доверяет мужу, а тот оказался никудышным хозяином. Еще до реформ разорил полученное имение, оставшиеся крохи спустил в Баден-Бадене, куда уехал после продажи выкупных свидетельств. Примерно за год до смерти крестный вызвал меня и огласил свою волю: опекуном Леонидика буду я, также мне предстояло заботится о Петре Мейнарде.

– У Леонидика всего один ребенок? Как дворовым девкам удалось не понести от него?

– После истории с Машей Леонидика кастрировали. На всякий случай. Вдруг еще кого изнасиловал бы? Однако высказанную мне волю генерал внезапно изменил… Перед смертью он впал в детство, ухаживать за ним приехала Машенька с семьей. Графу удалось убедить плохо соображавшего старика изменить завещание. И опекуном Леонидика стал Волобуев. Он сразу пустился во все тяжкие: гулял, пил, играл. У меня душа разрывалась, глядя на то, как тот сорит деньгами. И я решил действовать. Иначе Леонидик остался бы нищим. Зная, что граф облизывается на концессии, подослал к нему Гюббе. Тот многим мне обязан: кабы не я, сидел бы в тюрьме или катал тачку. Я попросил его «ощипать» графа. Конечно, часть денег отошла Гюббе за труды, но остальное досталось мне. Теперь посох и сума Леонидику не грозят, докормлю и его, и Машу, а остаток денег оставлю Петюне.

Поймите, князь, я всем обязан этой семье, и допустить, чтобы Маша с Леонидиком оказались без крова, без куска хлеба, просто не мог. Опять же, надо мной довлело чувство вины, ведь именно я «отдал» Машеньку Волобуеву.

– Графиня знает, что Петюня – ее сын?

– Да, я сказал ей об этом после похорон генерала.

– Хлороформ у вас продается? – спросила Александра Ильинична у Соломона после взаимных приветствий.

– Частным лицам? Нет, что вы. Отпускаю его лишь в больницы, практикующим хирургам и дантистам.

– Где же его взял Волобуев?

– Никому не скажете? – спросил Соломон заговорщически и показал взглядом на потолок. – Помните, я упоминал, что на втором этаже этого здания практикует мой брат Самуил. Очень хороший дантист, но слишком безалаберный. Потому не сразу заметил, что на прошлой неделе у него из шкафа исчез пузырек хлороформа. Подозреваю, что именно его нашли у графа.

Одна загадка, кажется, прояснилась. Сашенька перешла ко второй:

– Вы знали Красовскую?

– Актрису, о которой пишут газеты? Нет.