Новая история Второй мировой - Сергей Переслегин

Конечно, шаг Гитлера можно рассматривать как форму политического «пиара». Смотрите: Германия, схватившаяся не на жизнь, а на смерть с одной великой державой, находящаяся в состоянии войны с другой, сама объявляет войну третьей. Выглядит эффектно, но по существу лишено смысла.

Самую необычную версию предлагает немецкий историк С. Хаффнер[100]. По его мнению, Гитлер уже 6 декабря 1941 года, то есть в день, когда началось советское контрнаступление под Москвой, понял, что он переоценил возможности Рейха и что война с Россией проиграна. С другой стороны, было понятно, что Великобритания обескровлена. Оставшихся у нее сил хватало только на оборону. Вероятно, в перспективе их стало бы вполне достаточно для наступления против Италии — но не для серьезной борьбы в Европе.

А это означало, что Германия будет разгромлена и оккупирована Советским Союзом. Гитлер, подписавший директиву «Мрак и Туман», известный «Приказ о комиссарах» и распоряжение «Об особой подсудности в зоне «Барбаросса»», ждал от «большевистских орд» ответной жестокости. Единственной надеждой была возможность что–то получить для Германии, играя на противоречиях между союзниками. Но тогда Рейху нужно было обеспечить равновесие сил, найти противовес Советскому Союзу. И возник уникальный в военной истории поступок: «объявление войны как зов о помощи».

Красивая версия — хотя, вероятно, слишком сложная для политического «цирка». Впрочем, Гитлер мог не просчитывать все эти тонкости и балансы сил, а сделать неожиданный ход, просто доверившись своей великолепной интуиции.

Как бы то ни было, решение фюрера связало в единый мировой кризис две войны, до того момента различные по рисунку, замыслу, логике, инструментам, театрам боевых действий и акторам влияния. После 8 декабря 1941 года между собой сражались все пять великих империй, образующих геополитическую карту своего времени. Германия и Япония атаковали Великобританию, Советский Союз и Соединенные Штаты Америки.

В 1942 году военные действия охватили весь мир. И это была уже совсем другая война.

Стратегическое положение Советского Союза было, пожалуй, самым простым. Первый натиск немцев был отбит, промышленность завершила развертывание (на Урале, вне досягаемости неприятельской авиации) и наращивала производство военного снаряжения. В этих условиях у СССР была ясная перспектива военной победы. Возможности политического использования этой победы определялись в основном тем, насколько она будет быстрой и всеобъемлющей.

Великобритания стояла перед едва ли разрешимыми военными и политическими проблемами. Метрополия все еще ожидала вторжения. Империя была атакована на Дальнем Востоке и на Средиземном море, восстание на Среднем Востоке подавлено с трудом и не до конца. В Индии, несмотря на жестокие репрессии, только влияние Ганди сдерживало всеобщее восстание. В подобной обстановке трудно предложить какую–то позитивную стратегию. Великобритания не сомневалась, что по окончании войны она будет находиться в лагере победителей — но справедливо опасалась оказаться там в качестве младшего партнера. Оставалось надеяться на неожиданную и громкую победу, но руководство страны не представляло, где и как будет одержана эта победа.

Соединенные Штаты только приступили к развертыванию своих сил. Они также не знали, где и как будут одержаны решающие победы, но в самих победах не сомневались, несмотря на полную потерю инициативы и совершенно неожиданную утрату контроля над Тихим океаном. Американская стратегическая концепция была проста: поддерживать равновесие между Европой и Азиатско — Тихоокеанским регионом, чтобы войны на Западе и иа Востоке закончились одновременно и притом не раньше, чем американские силы с решающим эффектом вступят в войну на обоих театрах военных действий.

Япония не собиралась участвовать в тотальной мировой войне и не имела для этого сил. Ее стратегическая линия сводилась к тому, чтобы обменять достигнутые к весне 1942 года результаты (Индонезия, Филиппины, Малайя) на мир, который был бы лучше довоенного хотя бы в одном отношении — в отношении обеспечения Японии нефтью и продовольствием.

Наконец, Германия. Поражение на Восточном фронте было очень тяжелым, но, по мнению высшего руководства Рейха, оно еще не носило фатального характера Советский Союз был не менее обескровлен предшествующими боями и потерями, так что шансы на тотальную победу на Востоке еще сохранялись. Американцы смогут развернуть силы в Европе только через два–три года — если они вообще сумеют создать внушительную сухопутную армию и перебросить ее через океан. За это время необходимо вывести из войны Советский Союз или Великобританию. Может быть, даже обоих.

Если же это не удастся, надо, по крайней мере, продержаться до прихода американцев и ссоры между союзниками — а что такая ссора произойдет, Гитлер был совершенно уверен. Собственно, в этом фюрер не ошибся, хотя ни Рейху, ни ему лично это уже не помогло.

В возникших условиях необходимо было стабилизировать положение на Восточном фронте, имея в виду весенний переход в новое наступление, хотя в декабре 1941 года нельзя было ответить на вопрос: где, какими силами и с какими целями вермахт вновь сможет наступать? Превосходство в численности утрачено, имеющиеся ресурсы приходится распределять между всеми войсками — то есть на каждую дивизию их в среднем приходиться меньше, чем к началу «Барбароссы». Армий на фронте хватает, но они потеряли былую подвижность. Значит, вместо молниеносной войны придется вести затяжную коалиционную войну.

Выводов из этого следует два. Во–первых, отныне придется делать упор не на оперативное, а на тактическое искусство. Теперь немцам придется выигрывать сражения не грандиозным марш–маневром сравнительно небольших, но высокомобильных соединений с перехватом вражеских коммуникаций глубоко в тылу, а «переигрыванием» противника на тактическом уровне. Фактически это означало возврат к уровню Первой Мировой войны. Если русские будут воевать так же, как они воевали в ту войну, у немцев имелся хороший шанс даже при численном превосходстве противника — которого Сталину достичь пока не удалось.

Неявным следствием из сказанного выше была необходимость кардинальной реорганизации танковых войск. Теперь вместо крейсерских танков немцам требовались пехотные — не предназначенные для дальних рейдов, но зато хорошо защищенные и вооруженные, способные прорывать оборону врага и бороться с его танками. Уже в апреле 1942 года состоялись испытания двух прототипов нового тяжелого танка прорыва Pz. IV «Тигр»; в конце лета на фронт прибыли первые опытные образцы этой машины — и не куда–нибудь, а под Ленинград, где применение танковых войск не предполагалось. В мае был выдан заказ на проектирование универсального среднего танка Рг^ «Пантера», в сентябре прототип был выведен на испытания — силуэтом он удивительно напоминал Т-34 образца 1942 года…

Вывод второй — союзники Германии должны были увеличить свои воинские к контингенты в России. Румыны должны были вновь отправить на русский фронт как минимум две армии, венгры — как минимум одну. Финнов следовало побудить к более активным действиям, а Муссолини убедить развернуть итальянский экспедиционный корпус до полноценной армии, направив в его состав лучшие моторизованные и танковые войска Качеством итальянских танков никто не обольщался, а вот автотранспорт и артиллерия у «макаронников» были вполне приличными даже по немецким меркам. Но для согласия Муссолини требовалось активизировать действия немецкого «Африканского корпуса» в Киренаике.

Очевидно, что высадку в Англии отныне следовало считать абсолютно невозможной, но в распоряжении германского флота находилось почти все побережье Франции. В Первую Мировую войну немецкие адмиралы могли только мечтать о столь идеальных стартовых условиях для подводной войны. То есть необходимо было увеличить выпуск подводных лодок.

После контрнаступления советских войск под Москвой немецкая большая стратегия выстроена на компромиссе между желаемым и возможным. В 1942 году вместо линейной и ясной «войны ОКХ» Германия будет вести гораздо более сложную и многофакторную «войну ОКБ». В России, в Норвегии, на Атлантическом океане, на Средиземном море и в Африке. Такая война требует хорошего стратегического мышления, по определению многовариантна и вообще гораздо интереснее любителям альтернативной истории…

I

Боевые действия в Северной Африке навсегда останутся связанными с именем Эрвина Роммеля, наиболее знаменитого танкового командира Второй Мировой войны. Правда, возникает вопрос: следует ли считать его еще и лучшим? Но факт остается фактом: в течение двух лет Роммель, с изумительным искусством используя свои совершенно недостаточные силы, оспаривал господство союзников в Ливии и даже угрожал Египту и странам Среднего Востока.