Риск эгоистического свойства - Татьяна Алюшина

И что тогда останется ему?

Она и останется, другая, у которой появится самый близкий мужчина, ближе, чем он, Тимофей, а он отодвинется на второй план.

Нормально. Жизнь.

Только очень хотелось напиться и завыть! Девочка повзрослела, и девочка ушла!

Катерина постояла у дверей квартиры Бойцова и набрала номер его сотового, записанный в памяти телефона, когда болела Соня, на экстренный случай.

Экстренным оказался ныне вытворяемый Катериной случай!

– Открой мне дверь! – приказала Катерина, когда он ответил, и сразу нажала «отбой».

Чтобы самой не передумать и не сбежать и ему не дать возможность говорить, задавать вопросы, удивляться, возмущаться, отказываться – любые варианты словесные.

Отпираемый дверной замок прогремел на всю лестничную ночную тихую благодать. Бойцов распахнул дверь, Катерина шагнула в прихожую.

– Мы не будем ни о чем разговаривать! – решительным, приказным шепотом распорядилась она. – Ни ты, ни я не готовы поражать друг друга откровенными признаниями. Да и не желаем этого. Я просто хочу все повторить!

Он внимательно рассматривал ее лицо, пока она выступала с заявлениями, отступив на шаг, засунув ладони в карманы брюк. Не так чтобы долго рассматривал, думал о чем-то своем, по Катиным ощущениям, продолжительно думал. Протянул руку, взял Катьку за затылок, притянул к себе и обнял.

Нежно. Словно извинялся.

Подхватил на руки и унес в свою кровать.

Они не разговаривали, как и просила Катерина, но то, что происходило между ними, было сильнее, глубже, пронзительней и отчаянней, чем первый раз.

Словно они прощались навсегда и стремились запомнить каждую секунду, каждое движение, вздох, крик, тепло и вкус кожи.

В этом обладании друг другом разливалось столько сжимающей сердце осознанности прощания, что у Кати наворачивались и сами собой катились слезы.

Он нежно, долго покрывал поцелуями ее лицо, шею, все тело до кончиков пальцев на ногах, она переворачивала его, перехватывала инициативу и проделывала с ним то же самое. Он не выпускал ее из объятий, когда брал, и смотрел в глаза, а она даже на самом излете не отводила взгляда.

Приходили в себя, спускаясь откуда-то, переводили дыхание, и смотрели, смотрели в глаза, разговаривая без слов, переживая, оплакивая невозможность быть вместе, каждый болея своей причиной отказа от продолжения, прося у другого понять, простить, оставляя на сердце тонкие скальпельные шрамы от осознания неминуемого расставания.

Кирилл несколько раз порывался что-то сказать, объяснить, воздуха в легкие набирал для решительного высказывания, но Катерина нежно накрывала его губы горячими пальчиками и качала головой – нет, не надо, слова только все испортят!

И он подчинялся. Если сложится – то потом!

…У Катерины зазвонил сотовый в кармане шелковых шорт, откинутых в процессе нетерпеливого раздевания неизвестно куда.

– Да выключи ты его, – предложил Кирилл.

Это были его первые слова с момента прихода Катерины.

Она посмотрела на него откровенно удивленным взглядом, даже брови приподняла, так удивилась.

– Что? – спросил он на ее преувеличенное удивление.

Катя не ответила. Нашла шорты, торопливо отыскала и вытащила из кармана телефон.

– Да.

– Катерина Анатольевна! У Сизова открылось кровотечение! – взволнованно сообщила дежурная медсестра Оленька.

– Состояние?

Все! Шутки, любовь-морковь, секс улетный, расставания-прощания, нежность щемящая, слезы о несбыточном – все кончилось! И отодвинулось!

Прижав плечом трубку к уху, Катя быстро одевалась, только шорты и топ, белье это лишняя суета, с собой! Она преобразилась в момент, и Бойцов смотрел на нее потрясенно во все глаза. Доктор Воронцова тоном полководца отдавала приказы, называла какие-то препараты, руководила – спокойно, собранно, односложно, попутно быстро одеваясь.

Как на бой.

«Я идиот!» – констатировал самодиагноз Бойцов.

Как вообще можно было подумать, уверить себя, предположеньице толкнуть, что эта женщина обыкновенная?

По какой такой обезьяньей мужской привычке и логике он всех женщин меряет привычным аршином, приписывая им одинаковость желаний, мотиваций, поступков с небольшой поправкой на интеллект и среду обитания?

Ведь козлу было понятно с самого начала, что она из всех рядов выходец!

Начиная с ее колдовских, глубоких, все понимающих глаз, с абсолютной искренности в постели, без грамма притворства, без озабоченности только своим удовлетворением и без потакания мужскому самолюбию!

Да даже то, что он стал ее первым мужчиной, уж точно не потому, что претендентов до ее прекрасного тела не имелось! Другое тут – она выбрала того, с кем почувствовала себя созвучной, кого захотела сама!

– Оля, спокойно! – строго отчитала она говорившую. – Готовьте операционную. Я еду. – Отключившись, повернулась к Кириллу. – Мне надо ехать.

– Я тебя отвезу, – выскочил из постели из своих умозаключений Бойцов.

– Не надо. Тебе через пару часов на работу. Я возьму такси.

– Я отвезу! – отрезал Бойцов. – Только оденусь и возьму ключи.

Катерина молча кивнула, соглашаясь: настаиваешь – вези! Не до тебя!

– Я переоденусь, спускайся, – сказала, выходя за дверь.

Свою дверь она открывала, забыв о конспирации и чутком Тимофеевом сне, громко и быстро.

– Что случилось? – спросил Тимофей, успевший на звук открываемого замка не только встать, но выйти ей навстречу.

Катерина пояснила на бегу, направляясь в комнату, чтобы переодеться:

– У мальчика, которого я позавчера оперировала, открылось кровотечение.

– Такси?

– Нет, Бойцов меня отвезет.

Тимофей отреагировал на ее слова, как только он и умел – без комментариев ни лицом, ни жестом, ни звуком.

– Ты самый мудрый мужик на свете! – прокричала из комнаты Катерина, успев заметить его реакцию на новость.

– Помни об этом, Кошка. Когда станешь на меня за что-нибудь злиться! Я упакую тебе с собой остатки пирога, позавтракаешь после операции!

– Некогда, Тим! – крикнула она в ответ из комнаты.

В дверь, оставленную Катериной распахнутой, вошел Бойцов, умудрившись собраться быстрее, чем она предполагала.

– Катерина?

– Я готова, поехали, – вышла к нему из комнаты Катя.

Тимофей появился из кухни одновременно с ней, они пожали с Кириллом друг другу руки, он сунул Кате в сумку, которую она взяла в прихожей с тумбочки, пакет с пирогом.

– Удачи, Кать! – пожелал он, закрывая за ними дверь.

Быстро по ночной Москве минут за десять они доехали до клиники. Кирилл, считывая ее настроение, гнал, как на ралли, по далеко не пустынным улицам никогда не засыпающего города…

Когда Лида выдвинула свое предложение, главным, что подтолкнуло ее к согласию, была близость к месту работы. Центр центру рознь, и от дома, где она жила, добираться было дольше и сложнее, на метро и с пересадкой по кольцу, и еще две станции, а на машине, если требовалось оперативно добираться, при срочном вызове, и разговору нет! Днем это сплошная пробка, ночью не сплошная. Разве что глубокой ночью, и лучше с субботы на воскресенье! Лидин же дом располагался очень удобно для Катерины – пять минут пешком до метро, две станции без пересадок, семь минут пешком до клиники. Итого, при самом сложном варианте часа пик, двадцать–двадцать три минуты! При ее работе жизненно, в прямом смысле, важно!