Профессор Мориарти. Собака д’Эрбервиллей - Ким Ньюман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Позвольте сказать пару слов об этом клубе: отвратительное место! Я сам состою в Англо-индийском и Тэнкервильском клубах, хотя зачастую годами не вспоминаю о членских взносах. Я вообще прекрасно умею играть в карты, травить байки о своих геройских подвигах, надоедать всем (да, признаю) охотничьими рассказами и предаваться другим мужским забавам, поэтому за свою жизнь перебывал почти во всех лондонских клубах для джентльменов, начиная с «Атенеума» и «Бифштекса», заканчивая Троянским клубом, клубом Будла, Клубом проклятых и «Мавзолеем» (если когда-нибудь удостоитесь приглашения, проверьте, как именно следует произносить название). А ещё меня знают во многих частных собраниях, где проводят время отнюдь не джентльмены. Тамошние завсегдатаи раскошеливаются на разные удовольствия и ещё приплачивают тем, кто потом держит язык за зубами.
«Ксениад» основали жалкие неудачники, которых погнали взашей из всех приличных лондонских клубов. Они решили учредить собственное заведение, куда может беспрепятственно вступить каждый. Вообразите эту компанию: торговцы с грязными ногтями, одержимые и чудики всех мастей, неотёсанные провинциалы и даже иностранцы. Мало того, в клубе поощрялись «жаркие дебаты». В общем зале царил такой гвалт, какого я не слыхивал… даже в тюрьме Синг-Синг во время бунта (тогда убили двенадцать заключённых и троих караульных), даже в зрительном зале Парижской оперы (тогда во время исполнения арии с драгоценностями на слушателей рухнула хрустальная люстра — могло ли быть иначе?).
Будь мне свойственна склонность к размышлениям, я бы прибегнул к дедукции. В «Ксениад» принимают мерзавцев настолько отъявленных, что их не берут в другие клубы. Полковник Мориарти в нём состоит. Полковник! Что же это за полковник, который не может вступить даже в Клуб армии и флота? Ведь тот открыт для любого офицера (взносы полностью или частично). На собственном опыте могу сказать: выше полковника вы не подниметесь, если начальству станет известно о вашей дурости и подлости, и это знание перевесило значимость орденов и наград. Так вот, любой вояка, дослужившийся до полковника, может вступить хотя бы в «Горностаев и хорьков».
Но нет, полковник Джеймс состоял в «Ксениаде».
Спасибо хоть знакомство произошло не в их Шумном зале. Нас препроводили в заброшенный, продуваемый сквозняком флигель, который, насколько я понял, звался Холодным залом.
Профессор обмолвился, что брат ещё не в отставке, но не уточнил, в каком именно полку тот служит. Я (непонятно почему) вообразил более молодую, статную и загорелую версию знакомого мне Мориарти. Волосы погуще, грозные усы, мундир, воинственное рвение. Возможно, полковник измышляет сокрушительные упреждающие удары по противнику (я твёрдо верю: всегда лучше нанести такой удар первым) с тем же безжалостным хитроумием, что и мой работодатель — преступления.
Но брат профессора оказался сутулым, с желтоватым лицом и впалой грудью. Одет он был словно захудалый чиновник, который давно оставил всякие надежды на повышение. К тому же мучился от нескончаемой простуды и, видимо, регулярно и безуспешно пользовался разного рода припарками и компрессами. Его жалкие усы напоминали трёхдневную щетину, по случайности избежавшую бритвы. Полковник родился на семь лет позже профессора, а вид у него был — в гроб краше кладут.
С первого взгляда я понял: нога Джеймса Мориарти никогда не ступала на поле брани. На вопрос о месте службы он буркнул нечто вроде: «Снабжение». Вероятно, не солдат, а тыловая крыса — занимается доставкой сапог, мясных консервов и тех самых пропитанных коровьим жиром бумажных гильз, из-за которых происходят индийские восстания. Как обычно, я поспешил с выводами. И не в последний раз. Хотелось бы сказать, что с того времени я поумнел, но увы.
Итак, с любезностями было покончено.
— Джеймс, это насчёт Джеймса.
— Мой младший брат заведует железнодорожной станцией на западе Англии, — пояснил профессор.
— Станция Фэл-Вэйл, в Корнуолле, — добавил полковник.
— Там он не причинит никакого вреда.
— Это ты так считаешь, Джеймс.
— Да, я так считаю, Джеймс.
Голова профессора по-змеиному качнулась из стороны в сторону. О ужас, голова полковника тоже. Так это у них семейное! Мориарти стояли друг против друга и дёргали головами, словно две перуанские ламы, собравшиеся посостязаться в плевках на дальность. У меня даже руки свело от страха. Неужели передо мной в смертельной схватке сошлись две несгибаемые воли или это какой-то вид коммуникации, недоступный простым смертным? Братья гнули шеи несколько минут кряду.
Интересно, можно ли в этом клубе раздобыть выпивку?..
Наконец Джеймсы бросили валять дурака.
— Джеймс обязан своим местом моему влиянию, — сказал полковник.
— Задолжал вам станцию? — уточнил я.
— Как я и говорил… Полковник Моран, это была… как вы их называете? Шутка?.. Мне немало пришлось потрудиться, чтобы Джеймс оказался там, где он есть. Полагаю, он не слишком доволен, что вряд ли тебя удивит.
— Джеймс редко бывает доволен, — снова пояснил профессор.
Я неуверенно пожал плечами.
— Джеймс, Джеймс попытается втянуть в это дело тебя. Он постоянно старается стравить нас. Помнишь, как его исключили из «Грейфраерса»?
— Тот случай мы с тобой вряд ли забудем.
— Безусловно. На этот раз ты не должен вмешиваться. Я настаиваю. Ничего хорошего не выйдет. Джеймс ведёт себя взбалмошно и безответственно. Как всегда.
— Странно, полковник, зачем вы тогда использовали своё влияние, чтобы раздобыть ему место? — вмешался я.
Интересно, а как вообще офицер, ответственный за «снабжение», мог выхлопотать место начальника станции?
— Кровь не водица и даже не уксус, полковник, — отозвался полковник.
— Ваша правда, — поддакнул я с видом истинного недоумка и ханжи.
— Джеймс, Джеймс обратится к тебе. — Мориарти впился глазами в старшего брата. — Но ты его не послушаешь. И все мы только выиграем. Я достаточно ясно выразился?
— Кристально ясно, Джеймс.
— Превосходно. Тогда пошёл к чёрту, Джеймс. Возвращайся к своим лекциям и студентам.
С этими словами полковник развернулся и удалился в Шумный зал. Я с изумлением понял: нас только что бесцеремонно выставили вон.
Лицо моё горело. Выражение профессора Мориарти нисколько не изменилось.
— Мориарти, а ваш брат… полковник… догадывается об истинном роде ваших занятий?
— Джеймс не самый сообразительный в нашей семье. — Профессор склонил голову набок и улыбнулся весьма неприятно.
Мориарти близко к сердцу принимал любые грубые замечания. Последним его посылал к чёрту некий грабитель. Мы заплатили ему за взлом сейфа, в котором лежали важные документы, а он обнаружил там ещё и драгоценности. И решил не делиться. Неделю мерзавец провёл в подвале на Кондуит-стрит, потом то, что от него осталось, мы выкинули в Темзу. К тому времени он был уже несказанно рад подобному концу.
— Хотите, я убью его? Задаром? Мориарти, позвольте сделать вам такую любезность — отплатить за… хм… годы дружбы. Голыми руками?
Профессор на мгновение задумался.
— Нет, Моран. Пока нет. Это дело ещё не закончено.
— Ну, обращайтесь в любое время. Можете на меня положиться.
— Да, Моран, я всегда это знал.
Интересные новости. Мориарти положил ледяную руку мне на плечо. Чрезвычайно необычный жест с его стороны. В последний раз, пустившись в подобные сантименты, он подсунул мне проклятую жемчужину Борджиев. Так что я на всякий случай проверил карманы. Но профессор так углубился в размышления, что ничего не сказал.
Видимо, на него напало уныние.
Так часто бывает после свидания с роднёй.
II
На Кондуит-стрит нас дожидалась телеграмма. От третьего Джеймса Мориарти. Профессор прочёл её и передал мне.
ДЖЕЙМС ФЭЛ-ВЭЙЛ ДЕРЖИТ СТРАХЕ ИСПОЛИНСКИЙ ЧЕРВЬ НЕМЕДЛЕННО ПРИЕЗЖАЙ ДЖЕЙМС.
Я вернул профессору телеграмму.
— Червь? — повторил тот. — И что, бога ради, я должен сделать?
— Исполинские черви — заковыристая штука, — после минутного размышления вздохнул я. — Трудно определиться с подходящим ружьём. И трудно решить, куда именно стрелять. Тут, скорее, подойдёт острый малайский кинжал. Нужно покромсать тварь на мелкие кусочки, именно на мелкие: иначе каждая отсечённая часть начнёт ползать сама по себе — и вместо одного огромного червя получим дюжину средних.
Я знал, о чём говорю: сталкивался в Южной Африке с червями длиной в шесть футов и с пастью, усаженной острыми, акульими зубами. Похожи на бледных бескостных питонов. Прогрызают насквозь горную породу, не говоря уже о человеческой плоти. Если не заметить хищную дрожь или розово-коричневую сердцевину в полупрозрачной бледной трубке, можно принять тварь за отрезок каната или шнур от звонка.