Маски Тутанхамона - Жеральд Мессадье

Он велел карлику сходить в кухню за хлебцами в кунжуте.

— Я не сомневаюсь ни на мгновение, — возобновил разговор Верховный жрец, — что Ай тоже осознает опасность, когда на стороне царя будет большинство, в том числе и мы трое.

— И что тогда? — спросил Хоремхеб.

— Ай, как нам известно, не тот человек, который может признать себя побежденным. Ты его называешь шакалом, но у него душа лисы. Слишком давно он страстно желает захватить трон. Он его не упустит, не исчерпав всех своих хитростей.

Карлик возвратился с блюдом с хлебцами и поставил его на стол. Хоремхеб его спровадил и велел не подслушивать под дверью. Карлик уходил, изображая сильное разочарование.

— Он все-таки собирается избавиться от царя, — заявил Хнумос.

Нефертеп повернулся к нему и часто заморгал. Вывод был очевидным.

— Вне сомнения, с помощью яда, — произнес командир.

— Это уже чересчур, — сказал Нефертеп, грызя хлебец. Царь хрупок. Любое неудачное падение может оказаться роковым.

Хоремхеб, казалось, находился под впечатлением от умозаключения верховного жреца.

— Это не будет большой потерей! — воскликнул он.

Отстраненное выражение лица верховного жреца говорило о том, что тот, возможно, не разделяет это мнение.

— Мальчик не глуп, — заметил Нефертеп.

— Он транжирит все золото Куша на храмы, которые строит по всему царству, и заставляет изображать себя в виде бога!

— Он действительно успешно завершил восстановление культов. И он осознает, что возможно столкновение между Пта и Амоном, — настаивал верховный жрец.

Хоремхеб пожал плечами.

— Ты говорил, что ему угрожает преждевременная смерть от руки регента. И что тогда? — спросил он во второй раз.

— И тогда произойдет столкновение между тобой и Аем. Клан Верхней Земли уже достаточно силен. Тебе придется решать, является ли клан Нижней Земли, по крайней мере, настолько же сильным.

Трое мужчин знали: пусть он был заместителем регента, союзников во власти у Хоремхеба не было. Тхуту, чья враждебность к регенту была ему известна, только что отошел от власти. Что касается его многочисленных союзников в Мемфисе и Нижней Земле, они очень хорошо усвоили, что случилось с Апихетепом, и больше не стремились к отделению Нижней Земли.

Но у него в распоряжении был год, чтобы создать свой клан.

В окрестностях Дома Жизни в Карнаке сладковатый запах смешивался с другим, немного тошнотворным. Его источник был очевиден: на солнце сохло несколько десятков листов папируса. Самые свежие и влажные были желтыми, более сухие — почти белыми, припорошенными пылью.

В соседней мастерской писец, сидя на корточках около пучка тростника, очищал его стебли и при помощи острого края иглы осторожно разделял их на аккуратные тонкие полосы. Рядом с ним другой писец брал готовые полосы и выравнивал их по длине на деревянной подставке из пропитанного водой кедра. Он прикладывал одну полосу к другой с точностью хирурга, и когда подставка была ими полностью покрыта, он обдавал полосы горячей водой, в которой были разведены крупчатка и уксус. Затем быстро клал сверху другие полосы папируса — поперек нижних. Когда с этим было покончено, он отрезал медным ножом края полос, а затем смазывал их клеем из муки.

После этого деревянной колотушкой он отбивал полосы и подставлял всю деревянную доску под пресс с зажимами, которым управляли два раба, чтобы хорошо выровнять лист по всей площади. Затем лист аккуратно снимали и на тонких решетках клали сушиться на солнце в тростнике.

Для изготовления листа папируса двоим мужчинам требовалось добрых три часа. И десять часов, включая сушку, на то, чтобы получить лист, на котором не расплываются чернила.

Сладковатый запах, который ощутил Уджбуто, исходил из сердцевины папируса, а тошнотворный — от клея из муки.

Писец, который в это время клал лист на решетку, поднял глаза, узнал Уджбуто и поприветствовал его.

— Все это, чтобы увековечить слова! — заметил, негромко рассмеявшись, писец.

— Не все, благодаря милости Тота! — возразил Уджбуто таким же приятным тоном. — Только те, которые этого заслуживают!

Писец пощупал листы, которые сохли.

— Разве вечность не является собственностью богов? — спросил он.

— Безусловно, брат, — воскликнул Уджбуто нарочито строгим тоном. — И кто же решает, какие слова заслуживают вечного существования? — спросил он, поднимая указательный палец.

— Люди, — ответил писарь, перевернув несколько сухих листов.

Они оба тихонько рассмеялись, также заметив, что не знают действительно, какие слова заслуживают вечности, и кто были те люди, которые определяли божественное. Писарь унес сухие листы в мастерскую и разложил их перед своим коллегой, который их сначала рассматривал при боковом освещении, затем, взяв плоский кусок пемзы, стал их окончательно выравнивать.

Именно с помощью такого же куска пемзы с папируса, на который наносили чернилами слова, их затем стирали, чтобы повторно использовать ценные листы.

В конечном счете, пемза была наделена той же властью, что и слова. И молчанием, также как и мужеством, слов. В Домах Жизни и в мастерских скульпторов, которые вырезают слова на камне, это стали замечать в последние годы.

Много слов приходилось соскабливать и сбивать молотком. И это не заканчивалось.

32

ПЛАТА ЗА СОВЕРШЕННОЛЕТИЕ

Еще не минул год, отделявший царство от достижения Тутанхамоном совершеннолетия, а Анкесенамон была беременной. Она сообщила об этом Пасару на середине второго месяца, как раз в то время, когда сезон Сева близился к концу. Это было вечером во время приема во дворце Мемфиса, где Нефертеп публично чествовал Тутанхамона как бога-лотос царства.

Пасар сжал ее в объятиях и поднял над собой, так что она чуть не коснулась украшенного орнаментом потолка их комнаты.

— Ты — моя Исис! — воскликнул он.

Она почувствовала легкое опьянение, которое испытала когда-то в полях за пределами дворцов Ахетатона. В детстве. Тогда они наконец соединились, как дерево и земля. И когда он занялся с нею любовью, возникло такое чувство, будто это не он сплетается с нею, а небо сливается с землей, дабы проникнуть в нее и заставить ее сиять. Мир вокруг них померк.

Тутанхамон понял это сразу, как только увидел ее.

— В тебе зарождается новый день, — сказал он.

И маска царя показалась ей более приветливой, нежели обычно.

Оставалось только дождаться рождения ребенка, а оно могло совпасть с пятнадцатым днем рождения Тутанхамона.