Собрание сочинений. Том 5. Черногория и славянские земли. Четыре месяца в Черногории. - Егор Петрович Ковалевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь переход этот не так труден. Австрийцы устроили путь до полугоры, где кончается их граница, путь, стоивший им чрезвычайных издержек, зато весьма удобный. Он идет закоулками, по скату горы и ребрами скал, и таким образом удлинен, может быть, в четыре раза против прежнего; а потому черногорцы продолжают ходить напрямик, перерезывая шоссе во многих местах. От границы Черногорской покойный Владыка также обделал несколько дорогу, и, за исключением нескольких мест, весь путь можно сделать верхом, и не более как в 6 часов, между тем как прежде нужно было употребить для этого целый день, после которого бывало дня три не чувствуешь под собою ног.
Мне случалось переправляться через эти горы зимой, по пояс в снегу, когда о верховом переезде и думать было нечего, и я должен сказать, что только самая крайняя необходимость может принудить к такому подвигу; а между тем черногорцы все-таки продолжают являться и зимой на базар в Каттаро, хотя, конечно, не так часто; в это время года не обходится без несчастных случаев. Зато переход зимой из Цетина в Каттаро, из суровой зимы в места, где зеленеет трава и цветут лимонные деревья, переход, совершенный в течение одного и того же дня, до того резок, что не веришь своему счастью. Да, истинное счастье выбраться из сугробов снега, особенно когда не находишь более отрады в этом Цетине, некогда столь привлекательном для меня – и очутиться среди цветущей и роскошной природы Приморья!..
Глава VII
Война за независимость Черногории. – Отношения к ней Австрийского кабинета. – Австрийский комиссар. – Переход от Каттаро до Будвы. – Пастровичи, его права и преимущества. – Выстрелы, доходившие до нас с поля битвы. – Австрийско-турецкая граница.
Война была в полном разгаре. Черногория, чуть не в двадцатый раз после падения Сербского царства на Косовом поле, отстаивала свою независимость против турецких войск. При пособии Пиперских старшин, – продавшихся туркам и изменивших кн. Даниилу, Омер-Паша уже вторгся в пограничные нахии. Черногорцы дрались один против четырех; исход войны был конечно неизвестен; но они решились скорее погибнуть, чем уступить свою свободу. – Пороху было мало, свинцу еще менее; они работали ятаганами.
Как ни торопился я, однако все-таки около десяти дней проехал от Петербурга до Каттаро. На день остановился в Вене, и то, чтобы увидеться с графом Буолем, представиться императору и получить дальнейшие наставления…
Это было в ту эпоху, когда отношения наши к Венскому двору дошли до крайних пределов дружбы, далее которых не могли идти; и потому, как неестественно, судорожно натянутые, должны были или мало-помалу ослабляться или внезапно и нежданно оборваться в скором времени[38]. Последним проявлением этих дружеских отношений двух кабинетов было совместное действие их в защиту Черногории. Нельзя не сознаться, что Австрия, систематически и постоянно преследовавшая свободный народ, служивший соблазном для единоверных ему соседей, подданных ее, Австрия тяготевшая над ним всею силою своего нравственного влияния, принесла жертву России, став с ней заодно в этом деле против врагов Черногории.
Император Франц-Иосиф объявил мне те меры, – на которые решился он, чтобы принудить турок прекратить военные действия в Черногории, прибавив, что вместе со мною отправится в лагерь Омер-паши и австрийский комиссар, который уже ожидает меня в Каттаро. Далее весь разговор государя был посвящен выражениям дружбы и привязанности к нашему царственному дому. Не знаю, почему слова его, по-видимому исполненные искренности, врезываясь в моей памяти, не проникали до сердца: вероятно причиной тому было мое тогдашнее настроение.
Когда я спускался с «Общины» к Триесту, то увидел на сильно взволнованном море дымившийся казенный пароход, который качался с боку на бок, поджидая меня: телеграф предупредил его о моем приезде. Мне стало тошно, как только подумал, что через несколько часов отправлюсь на нем.
Отобедав у генерал-губернатора гр. В., я на лодке дошел до парохода, который за сильным ветром стоял довольно далеко от берега. И огласился пароход стонами той гадкой болезни, от которой нет ни лекарства, ни спасения, которая отравляет все существование на море и уничтожает по моему мнению все выгоды мореплавания. – Генерал-губернатор гр. В. вместе с тем был и контр-адмирал, начальник Австрийского флота: тем не менее он не мог сделать переезда от Триеста до Венеции в самую тихую погоду без того, чтобы с ним не было дурно. Если это позволительно для контр-адмирала, то для нас обыкновенных смертных и подавно, особенно в такую бурную пору, в какую отправились мы на этот раз из Триеста.
Мы заходили в Зару, чтобы взять с собою генерал-губернатора Далмации Мамулу, и потом высадились в Рагузе: далее уже не в силах были продолжать путь морем и отправились до Кастель-Ново сухим путем, верхом. Дорогою происходило все то же, что делается и у нас при встрече генерал-губернатора: – право не лучше! В Кастель-Ново мы опять пересели на пароход, который был в нашем распоряжении. Каттарский залив представлял довольно надежное затишье.
В Каттаро нашли мы генерал-адъютанта императора Франца Иосифа. Непривычная деятельность кипела в городе. Некоторые части войска уже были придвинуты к турецким границам. Комиссаром, со стороны Австрии, был назначен майор генерального штаба Калик тот самый, которого имя впоследствии является с именем нашего и других комиссаров на акте иного рода. Тут я узнал, что Калик уже ездил к Омер-Паше и только что вернулся, что поездка его не имела официального характера, и что они расстались очень дружелюбно. Калик же предупредил меня, что вся долина между Антивари и Скутари находится под водой после продолжительных дождей, и что нам предстоит самый мучительный переезд, какой только можно вообразить. Впоследствии я убедился, что он ничего не преувеличил. Генерал-адъютант барон К. обязательно предложил нам казенный пароход до Антивари, чтобы сколько-нибудь поберечь силы наши для дальнейшего трудного пути. Но когда мы вышли за городские стены, то увидели картину, какой едва ли кому из нас случалось видеть. Залив Каттарский, постоянно тихий и покойный, куда казалось и ветру нельзя было проникнуть, походил на кипящий котел. Волны так и силились выбиться из-за скал, заграждавших им путь. Тучи черные и грозные совсем лежали над водою, и в этой густой и темной массе едва виднелся пароход, силившийся сняться с якоря и уже не слушавший руля, вырываемого волнами из рук матросов. Нас хлестало резким дождем и сшибало с
