Бессмертная любовь (Нет голода неистовей) - Коул Кресли

– Господи! Я так тебя люблю!

Эмма тихо ахнула.

– Я тоже тебя люблю. Я хотела тебе сказать…

– Но если ты тоже меня любишь, почему не вернулась в Кайнвейн? Ко мне?

– Потому что в России был день.

Его наконец посетило счастливое озарение:

– Значит, и в Шотландии тоже был бы день.

– Вот именно. Я перемещалась всего во второй раз в жизни – первый был как раз перед тем, как я исчезла с тем вампиром, – и я не была уверена, что смогу оказаться как раз в защищенной от солнца комнате. И я знала, что здесь было около полуночи.

– А я гадал, когда это ты научилась перемещаться? – Едва слышным голосом он признался: – Я решил, что ты предпочла мне своих теток.

– Нет. Я старалась быть разумной, спокойной и рассудительной. И кроме того, я уже решила, что никто не сможет заставить меня предпочесть кого-то кому-то. – Она погрозила ему пальцем. – Включая и тебя, Лахлан. Больше я этого не допущу.

Он оскалился.

– Ты намерена держать меня на коротком поводке, да? Особенно теперь, когда я знаю, что бывает, когда ты кем-то недовольна.

Она шутливо ударила его кулаком в плечо, но стоило ее руке соприкоснуться с его курткой, как ее глаза округлились.

– Ты ранен! Серьезнее, чем я думала.

Она попыталась вскочить, но Лахлан решительно уложил ее обратно.

– Дай время. У меня все заживет, точно так же, как у тебя.

– Эммалайн! – завопила Анника. Реджин, появившаяся следом за ней, картинно закатила глаза, увидев их вдвоем. – Отойди от него!

Эмма ахнула: похоже, ее смутило то, что ее застали наедине с Лахланом. Но на ее лице тут же появилось выражение упрямого вызова.

– Нет.

– Ты так не можешь думать! Мы обсудим все, когда тебе станет лучше. – Голосом, полным отвращения, она приказала Реджин: – Забери его отсюда.

Эмма напряглась:

– Реджин, не прикасайся к нему.

– Извини, Эм. – Валькирия обнажила меч и стремительно подскочила к Лахлану. Не успели они и глазом моргнуть, как острие ее клинка оказалось прижато к его шее прямо под подбородком.

Лахлан напрягся – но с его ранами и с лежавшей на руках Эммой он не мог реагировать достаточно быстро.

– Положи меч, – приказала Эмма.

– Ты бредишь, девочка. С какой стати тебе хотеть быть с ним, когда тебя преследуют его кошмары?

– Это – мое дело, – огрызнулась Эмма.

С совершенно феноменальной скоростью она отвесила старшей валькирии оплеуху.

Реджин отлетела к стене. Лахлан вскочил так стремительно, что у него закружилась голова, – и загородил Эмму собой.

Реджин ощупала челюсть и радостно улыбнулась:

– Я столько лет пыталась научить тебя так действовать! – Реджин обратилась к Аннике: – Ты только посмотри! Она никак не показала, что собирается меня ударить. Наконец-то я могу немного успокоиться!

Анника сжала руки.

– Эмма, пожалуйста, будь благоразумна!

Эмма повернулась к Аннике и, чуть наклонив голову к плечу, поинтересовалась:

– Что здесь происходит? Ты должна была бы сейчас весь дом разнести своими молниями!

Лахлан подозревал, что Анника мало что может сказать против сложившейся ситуации, поскольку теперь одна из ее сестер стала женой чистокровного вампира.

– Да, Анника, может, скажешь, почему оборотень уже не выглядит настолько плохо?

Когда Эмма повернулась к Лахлану, непонимающе нахмурив брови, он пояснил:

– Она согласилась признать союз своей сестры с Росом. Думаю, теперь она сообразила, что хуже его уже никого быть не может.

Анника одарила его взглядом, полным яда.

– Знаешь что, – сказала Эмма Аннике, – я вижу, ты готова это принять… Невероятно – но я это вижу. А я готова не высовываться и не задавать много вопросов…

– Господи! Гаррет! – Лахлан вскочил на ноги – слабый, еле держась на ногах.

Прижав Эмму к себе, принимая на себя большую часть ее веса, он стремительно покинул комнату и заковылял вниз по лестнице.

Реджин и Анника поспешили за ним, требуя объяснений происходящего.

В полуподвале они обнаружили рядом с Гарретом Роса: они вдвоем с трудом удерживали готовое рухнуть перекрытие.

Неуместно спокойным тоном вампир осведомился:

– И что за идиот мог счесть такой план разумным? Лахлан потрясенно спросил у Эммы:

– Твоя родня готова признать родство с таким, как он? Вампир взглянул на руку Лахлана, сжимающую пальцы Эммы, и выгнул бровь:

– Вот именно.

Глава 35

– Кино! – раздался чей-то радостный голос.

Лахлан встревожено почувствовал, что по всему особняку пришли в движение валькирии.

Лахлан был измучен своими ранами и тем, что ему пришлось помогать удерживать особняк, пока среди местных существ Закона искали подходящего подрядчика, который смог бы заделать прореху. Ему едва удалось доковылять до спальни Эммы, чтобы они могли перебинтовать друг другу раны. Всего несколько минут назад он упал в ее объятия и почти заснул, наслаждаясь тем, что ее голова лежит у него на груди.

Теперь он вздрогнул и крепче обнял Эмму, сожалея о том, что безоружен. Валькирии сходились в комнату Эммы со всех частей дома.

Кто-то принес поп-корн, хотя никто из них его не ел. Они расселись на подоконниках, на платяном шкафу, а одна даже вскочила на изножье кровати, небрежно зашипев на ноги Лахлана, что заставило его поспешно их подтянуть.

Лахлан ужасно растерялся, видя, насколько беззаботно они воспринимают случившееся. Здесь лежит оборотень, обнимающий самую юную из их домочадцев, – в их замке, в ее постели.

Он ждал того мгновения, когда они это наконец осознают и нападут на него.

Таким слабым он еще никогда не был – а они окружали его, словно рой. Гаррета и Люсии среди сборища не оказалось. Последняя вернулась с видеозаписью, но, похоже, была настолько потрясена чем-то, что произошло с ней в клане, что сразу же исчезла. Гаррет отправился за ней. Как это ни странно, Лахлан испытал нечто вроде облегчения, когда в спальню вместе с Мист вошел Рос, – но тем не менее по привычке нахмурился.

Когда в теледвойку Эммы поставили запись, она надела наушники плейера, чтобы ничего не слышать, и уткнулась лицом Лахлану в грудь, чтобы «не смотреть страшные куски».

В отличие от остальных Лахлан без труда оторвался от экрана, чтобы обдумать все то новое, что он узнал: эту запись он уже успел просмотреть много раз. Сначала Лахлан смотрел видео с момента появления Деместриу, потому что Харманн запрограммировал запись так, чтобы она начиналась с этого места. Но затем Лахлан смог вернуться назад и увидеть Деместриу в часы и даже дни, предшествовавшие появлению Эммы. Лахлан видел, как Деместриу смотрит в окно, роняет голову на трясущиеся руки, мечется в припадке безумия… точно так же, как это делал и сам Лахлан.

Лахлан покачал головой. Он уже не знал, как на все это реагировать – как примирить свое прошлое и свои потери с тем, что явно было краткой вспышкой жалости. Но сейчас, лежа рядом с Эммой, он наконец понял, что ему нет нужды в этом разбираться немедленно. Пока нет нужды. Они поймут это вместе.

Он оторвался от своих размышлений и стал наблюдать за реакцией валькирий, смотревших запись. Они оглушительно захохотали, увидев, как Эмма – вампир! – шарахается при виде крови на полу. Во время боя они напряглись и подались к экрану. Когда Эмма криком разбила окно, их глаза изумленно округлились.

– Смело! – пробормотала Реджин, а остальные дружно кивнули, соглашаясь с ней.

Только Никс зевнула и объявила:

– Эту часть я уже видела.

Никто не стал спрашивать у нее, когда она могла это видеть. А когда Деместриу сказал Эмме, что он ею гордится, некоторые валькирии заплакали, заставив молнии прорезать небо.

Доказательство того, что Фьюри жива, было встречено радостными криками, и Лахлан не стал портить им праздник, сообщив, что наверняка в это мгновение Фьюри молит великую Фрейю о смерти.

Когда просмотр закончился, Эмма вытащила наушники и опасливо приподняла голову. Валькирии молча кивнули ему и Эмме Неправдоподобной и удалились. Никс предсказала, что «Гибель Деместриу» будет продаваться даже лучше, чем «Ночь гоблина в Париже».