Тайпи. Ому (сборник) - Герман Мелвилл

Как-то была высказана мысль, что единственный способ для приобщения к цивилизации народа состоит в приучении его к труду. Если исходить из этого принципа, то таитяне теперь менее цивилизованны, чем прежде. Правда, их природная лень чрезмерна; однако, если они прониклись духом христианства, то, конечно, от столь несовместимого с ним порока они должны были бы хоть частично излечиться. Мы же наблюдаем обратное. Вместо того чтобы приобрести новые занятия, они позабыли старые.

Как я уже упоминал, изготовление таппы во многих частях острова почти прекратилось. То же относится к местным орудиям и домашней утвари; их теперь изготовляют очень мало, так как превосходство европейских изделий стало вполне очевидным.

В этом не было бы ничего плохого, если бы туземцы принялись за занятия, которые дали бы им возможность обеспечивать себя тем немногим, в чем они нуждаются. Но они и не помышляют об этом: большинство из них не в состоянии приобретать европейские товары взамен вещей, которые они прежде изготовляли сами; неизбежным следствием является та полная лишений и нужды жизнь, какую ведет теперь простой народ.

Мне, столь недавно покинувшему первобытную долину на одном из Маркизских островов, жилища большинства бедных таитян и общий уклад их жизни казались чрезвычайно убогими, и я не мог воздержаться от сравнения, которое было отнюдь не в пользу полуцивилизованных островитян.

Жителям Таити нечего делать, а безделье везде мать пороков. «Вряд ли есть на свете что-либо, – пишет почтенный квакер Уилер, – удивительнее и прискорбнее их бесцельного образа жизни, лишенной каких бы то ни было интересов».

Попытки вывести их из состояния бездействия делались неоднократно, но оказались тщетными. Несколько лет назад на острове стали культивировать хлопок; с обычной любовью ко всему новому туземцы взялись за дело очень охотно, но интерес быстро прошел, и теперь здесь не выращивается ни одного фунта.

Примерно в это же время из Лондона прислали ткацкие станки и в Афрехиту на острове Эймео была пущена фабрика. Жужжание колес и веретен привлекло со всех концов острова добровольцев, считавших за честь быть допущенными к работе; но через шесть месяцев уже нельзя было нанять ни одного мальчишки. Станки разобрали и отправили в Сидней.

То же повторилось с возделыванием сахарного тростника – растения, которое встречается на острове в диком состоянии, особенно подходит к его почве и климату и отличается столь высокими качествами, что Блай захватил несколько побегов для доставки в Вест-Индию. Некоторое время плантации процветали; туземцы копошились на полях, как муравьи, и относились к делу с огромным интересом. Немногие плантации, продолжающие существовать ныне, принадлежат белым и ими обрабатываются; хозяева предпочитают платить восемнадцать-двадцать испанских долларов в месяц какому-либо пьянице матросу, чем нанимать непьющего туземца за «рыбу и таро».

Вообще надо сказать, что все признаки цивилизации на островах Южных морей связаны с пребыванием иностранцев, хотя сам факт появления этих признаков обычно выставляют в доказательство возросшего благосостояния туземцев. В Гонолулу, столице Сандвичевых островов, есть красивые жилые дома, несколько гостиниц, парикмахерские и даже бильярдные; однако, заметьте, все они принадлежат белым, и ими пользуются белые. Там вы встретите портных, кузнецов и плотников, но среди них ни одного туземца.

Дело в том, что работа на фабриках и полях, без которой немыслима цивилизованная жизнь, требует слишком упорных и длительных усилий, совершенно не привычных для такого народа, как полинезийцы. Созданные, чтобы существовать в естественном состоянии – на лоне природы, в чудесном климате, они не могут приспособиться ни к каким переменам. Более того, в других условиях они как народ будут обречены на скорую гибель.

Судите сами. В 1777 году капитан Кук определял население Таити примерно в двести тысяч человек. По очередной переписи, проведенной четыре-пять лет назад, оно составляло всего девять тысяч.

Такая поразительная убыль не только показывает, как велики вызвавшие ее пороки, но и приводит к выводу, что по сравнению с ними все войны, убийства детей и другие причины сокращения численности населения, будто бы широко распространенные в прежние времена, имеют совершенно ничтожное значение.

Пороки, без сомнения, вызваны исключительно появлением чужестранцев. Оставляя в стороне результаты пьянства, периодических эпидемий оспы и других явлений, о которых можно было бы упомянуть, я ограничусь указанием на ту заразную болезнь, которая проникла в кровь по меньшей мере двух третей таитян-простолюдинов и в той или иной форме передается от отца к сыну.

Панический страх, охвативший островитян, когда они впервые столкнулись с ударами этого бича, вызывает чувство неимоверной жалости. Самое название, данное ему, представляет совокупность всего, что должно наполнить невыразимым ужасом цивилизованного человека.

Обезумев от мучений, они приводили больных к миссионерам, когда те произносили проповеди, и кричали: «Ложь, ложь! Вы говорите нам о спасении, но мы умираем. Мы не хотим иного спасения, кроме сохранения нашей жизни. Где те, кого спасли ваши речи? Помаре умер, и мы все умираем от ваших проклятых болезней. Когда вы оставите нас в покое?»

Теперь болезнь в отдельных случаях протекает не так тяжело, как раньше, но это ведет лишь к более широкому распространению заразы.

«Как ужасна, – вырывается у старого Уилера, – мысль о том, что общение с чужеземными народами навлекло на этих несчастных островитян неслыханное бедствие, не имевшее себе равного в анналах истории».

В свете этих фактов никто не может закрывать глаза на то, что участь таитян, если говорить о чисто мирском благополучии, сейчас гораздо тяжелее, чем прежде; присутствие миссионеров безусловно принесло пользу, ее приходится считать крайне незначительной при сопоставлении с тем огромным злом, какое было им причинено прочими факторами.

Будущее таитян безнадежно. Самые ревностные старания уже не могут избавить их от уготованной им судьбы стать яркой иллюстрацией исторического закона, который всегда подтверждался. Вот уж много лет, как они пришли к тому состоянию, когда все, что есть отрицательного в варварстве и цивилизации, соединяется, а добродетели, присущие каждой из этих общественных формаций, утрачиваются. Подобно другим первобытным людям, вступившим в общение с европейцами, таитяне обречены оставаться в этом положении до тех пор, пока окончательно не исчезнут с лица земли.