Убежище. Дневник в письмах - Анна Франк

– Мы все время даем ему рис. Но теперь я говорю: хватит. Менеер Клейман может и сам достать рис, если только захочет дать себе труд. Почему мы должны все отдавать из наших запасов? Они точно так же нужны нам самим.

– Нет, мефрау, – ответила я, – я с вами не согласна. Наверно, менеер Клейман может достать рис, но ему неприятно этим заниматься. Не нам осуждать людей, которые нам помогают. Мы должны отдавать им все, что им нужно, если только можем. Тарелочка риса в неделю нас не спасет, с таким же успехом мы поедим фасоль.

Мефрау была другого мнения, но сказала, что, хотя она со мной не согласна, спорить не будет.

Ну ладно, хватит об этом, иногда я считаю, что уже нашла свое место, другой раз сильно в этом сомневаюсь, но знаю, что я его обязательно найду! О да! И особенно теперь, ведь у меня есть поддержка, с Петером легче разгрызать твердые орехи и от кислых яблок не такая оскомина.

Я до сих пор не знаю, в какой мере я ему нравлюсь и дойдет ли у нас когда-нибудь до поцелуя; во всяком случае, я не собираюсь навязывать свой поцелуй. Папе я рассказала, что часто хожу к Петеру, и спросила, одобряет ли он это. Он, разумеется, одобрил.

Мне стало гораздо легче высказывать Петеру то, о чем я больше никому не говорю; так, я ему рассказала, что собираюсь писать, даже если и не стану писательницей, то все равно наряду со своей профессией или другими делами буду писать.

Я не богата деньгами и земными богатствами, не красива, не умна, мало знаю, но я счастлива и буду счастлива! У меня счастливый характер, я люблю людей, у меня нет к ним недоверия, и я хочу, чтобы все они были счастливы вместе со мной.

И снова мне день не принес ничего,Я с темною ночью сравнила б его.

(Эти строки написаны недели две назад, теперь все изменилось. Но поскольку мне очень редко приходят в голову стихи, я решила просто так записать их.)

Милая Китти!

Большое место в летописи нашей жизни в Убежище должна была бы занимать политика, но, поскольку меня эта тема не особенно интересует, я до сих пор не уделяла ей должного внимания. Поэтому сегодня посвящу свое письмо целиком политике.

То, что мнения у всех очень разные, вполне естественно, еще понятнее, что в тяжелые военные времена о политике много говорят, но… вечно ссориться из-за этого – просто идиотизм. Держать пари, смеяться, браниться, брюзжать – пожалуйста, пусть варятся в собственном соку, мне безразлично, но ссориться-то зачем, это ведь по большей части до добра не доводит.

Люди, приходящие с воли, приносят много ложных новостей, наше радио, наоборот, до сих пор еще ни разу не соврало. У Яна, Мип, Клеймана, Беп и Кюглера в смысле политики настроение все время меняется от оптимизма к пессимизму и обратно. Ян подвержен пессимизму меньше всех.

Здесь же, в Убежище, у каждого взгляды на политику неизменны. Когда без конца обсуждают высадку союзников, бомбежки, выступления разных политических деятелей и т. д. и т. п., так же без конца один повторяет: «Это невозможно!», другой: «О Господи, если они высадятся только теперь, что тогда будет!», третий: «Все идет наилучшим образом, отлично, блеск!»

Оптимисты, и пессимисты, и не в последнюю очередь реалисты не устают энергично твердить свое, и, как и во всем остальном, каждый считает себя единственным обладателем истины. Некую даму сердит безграничное доверие, которое ее высокочтимый супруг питает к англичанам, некий господин набрасывается на свою даму за ее пренебрежительные и издевательские замечания касательно его любимой нации.

И так с раннего утра до позднего вечера, а самое поразительное, что это им никогда не надоедает. Я сделала открытие, столь же блестящее, как то, что человек подпрыгнет, если уколоть его булавкой. Так же безотказно действует и мое изобретение. Я начинаю разговор о политике, и довольно одного вопроса, одного слова, одной фразы, чтобы все Убежище втянулось и увязло по уши!

Недавно появилась новая радиопередача «Обзор воздушной обстановки» – как будто мало нам немецких «Сообщений вермахта» и английской Би-би-си. Очень здорово, но обратная сторона медали в чем-то и разочаровывает. Англичане поставили свои военно-воздушные силы на поток, в точности как немцы – свои пропагандистские враки.

Итак, радио у нас включается в восемь утра (если не раньше) и новости слушаются каждый час до девяти, десяти, а часто до одиннадцати вечера. Вот лучшее доказательство терпения взрослых, а также того, с каким трудом до них все доходит (это, разумеется, касается лишь некоторых, я не хочу никого обижать). Нам, молодым, за глаза хватило бы одного выпуска, в крайнем случае двух. Но эти старые дураки и дуры, впрочем, ладно, об этом я уже говорила. «Arbeiter-Programm»[44], «Оранье», Франк Филипс или ее величество королева Вильгельмина, все подряд, все выслушивается безотказно, и если они не едят и не спят, то сидят у радиоприемника и разговаривают про еду, сон и политику. Ох и надоедает же это, и немало надо приложить усилий, чтобы самой не превратиться в занудную старушенцию! Ну а нашим взрослым уже нечего терять.

Чтобы показать все это на ярком примере, опишу тебе, как мы слушали речь нашего общего любимца Уинстона Черчилля.

Воскресенье, девять часов вечера. На столе – чайник под колпаком, собираются гости. Дюссел рядом с приемником слева, менеер Ван Даан прямо перед приемником, Петер рядом с приемником справа. Мама рядом с Ван Дааном, мефрау за ними. Мы с Марго в самом заднем ряду, а Пим за столом. Я вижу, что не совсем четко обрисовала, кто где сидит, но в конце концов наша рассадка не имеет значения. Господа попыхивают сигаретами, у Петера от напряженного вслушивания слипаются глаза, мама (в длинном темном платье) и мефрау Ван Даан дрожат, потому что в это время самолеты, не обращая внимания на речь, бодро летят бомбить Эссен. Папа прихлебывает чай, мы с Марго в истинно сестринском единении, потому что спящий Муши разлегся на коленях у нас обеих. У Марго волосы накручены на бигуди, я в ночном костюме, который мне мал – и узок, и короток. Атмосфера кажется задушевной, уютной, мирной, на этот раз так оно и есть на самом деле, но я со страхом жду, что будет после речи. Слушатели просто не могут дождаться, когда Черчилль договорит, бьют копытами от нетерпения; как бы вскоре не вспыхнула новая ссора! Кис-кис, как мыши чувствуют появление кошки в округе и спешат выбраться из своих норок, вот так и они действуют на нервы друг другу, вызывая на ссоры и перепалки.