По библейским местам - Генри Мортон

Мне жаль, что никто до сих пор не исследовал своды этих зданий и не нашел объяснение их сходству со сводами ранних церквей Ирландии. В каждом из монастырей Вади Натрун я вновь и вновь вспоминал о кельтских церквях. Я спросил у настоятеля, слышал ли он о стране под названием Ирландия, но он сокрушенно покачал головой, явно огорченный тем, что вынужден разочаровать меня. Не имело смысла рассказывать ему, что в Национальной библиотеке в Париже хранится древняя путевая книга, которой пользовались ирландские паломники, приходившие в монастыри пустыни Скетис; возможно, кто-то из его предшественников, управлявших монастырем в IV–V веках, предоставлял убежище ирландцам. Меня увлекает мысль о том, что ирландские паломники совершали регулярные путешествия с другими набожными людьми в те дни, когда в этой долине жили знаменитые анахореты, когда возникали первые в мире монастыри, и я уверен, что они приносили суровый дух пустыни Скетис и всей Фиваиды в горы Уиклоу.

Настоятель с энтузиазмом показывал мне наиболее ценное достояние своего монастыря: реликвии основателя Аввы Бишоя, а также его товарища, Павла из Тамваха. Он снял покров, которым накрыли деревянный ящик, и извлек оттуда традиционный длинный кожаный реликварий. Он объяснил, что Бишой и Павел жили вместе в пустыне, предаваясь созерцанию и молитвам, и Господь открыл им: даже в смерти они не расстанутся.

После смерти святых епископ Антинои стремился получить мощи Бишоя и увезти их в город, а потому велел положить мощи в лодку. Но та и с места не сдвинулась и стояла на Ниле, пока не выступил вперед престарелый отшельник, который сказал епископу, что мощи не удастся вывезти, если не взять на борт и останки Павла из Тамваха. Так и сделали, священный груз доставили в храм Антинои, и прошли века, прежде чем мощи двух святых снова привезли в пустыню Скетис, где они остаются поныне.

Я вспомнил: когда французский инженер Соннини проезжал через этот монастырь в 1778 году, он отметил в своих записках, что монахи Бишоя вышли ему навстречу и пригласили в обитель, чтобы увидеть святого, «свежего и розового, словно живой»; но Соннини, которого ограбили бедуины и у которого незадолго до этого случился конфликт с монахами Барама, был не в настроении, резко отказался от приглашения и проехал дальше. Я поинтересовался у настоятеля, о каком святом могла идти речь. Он удивился, что я слышал об этом, а потом в восторге похлопал по кожаному мешку с мощами Аввы Бишоя и заявил, что у этого святого не только свежий вид, но даже морщин нет. Он так заинтересовался, откуда я узнал о сохранности тела Аввы Бишоя, что мне пришлось рассказать о записках Соннини, поскольку я очень плохо умею принимать таинственный вид и не желаю намекать на свое «всезнайство». Этого делать не следовало. Я почувствовал, что утратил уважение настоятеля.

Мы побродили по монастырю, посетили комнаты, разрушавшиеся от времени, и другие, находившиеся на грани полной катастрофы. Я попрощался с настоятелем и двинулся через пески в сторону натриевых озер. Было уже слишком поздно посещать Дейр Макарий, я планировал вернуться туда через день или два.

Мы мчались по отличной дороге в сторону Каира, и я думал, что мог бы смириться с нищетой и грязью, в которых живут монахи, если бы только их алтари, литургические сосуды и столы были чисты. Грязного монаха можно оправдать тем, что он пренебрегает телом во имя спасения души, но нет оправдания тому, что алтарь закапан свечным жиром, алтарные покровы пропылились, а церкви пребывают в небрежении. Впрочем, каковы бы ни были их прегрешения, эти монахи сумели сохранить христианство в пустыне на протяжении шестнадцати столетий, они век за веком умирали за веру, а при необходимости готовы повторить сей подвиг и сейчас.

Они невежественны. Они грязны. Они живут совсем не так, как мы. Но невозможно оспорить, что из их среды вышло столько мучеников! Это ли не повод отказаться от критики? Грязный, но искренний святой может быть более желанным небесам, чем тщательно умытый, но верующий формально христианин.

Святой Макарий, которому посвящен четвертый монастырь долины Вади Натрун, был основателем монашеских поселений Скетиса. Он родился около 300 года, а умер незадолго до того, как Палладий около 391 года прибыл в пустыню, чтобы посетить самых знаменитых отшельников и описать жизнь отцов-пустынников.

Как и многие другие монахи и отшельники, Макарий по происхождению был крестьянином; в частности, он служил погонщиком верблюдов и попал в Вади Натрун, когда приехал с караваном за грузом соли. Он женился по просьбе родителей, но, как многие ранние христиане, договорился с женой, что их союз будет исключительно номинальным. После ее смерти Макарий принял решение посвятить себя жизни с Богом, но в те времена лишь малочисленные аскеты, такие как Антоний, уходили в пустыню, а потому новоявленный отшельник построил себе хижину неподалеку от деревни. В этом селении нашлась девушка, обвинившая святого в соблазнении, и разгневанные жители вытащили Макария из хижины, повесили ему на шею горшки и сковороды, выбранили и избили. Святой смиренно вернулся в свою келью и взялся плести корзины, чтобы заработать деньги для обеспечения девушки, однако Божественное вмешательство заставило ее признаться в том, что она выдвинула против святого мужа ложные и злонамеренные обвинения. После такого неприятного вторжения в его созерцательную жизнь Макарий удалился в пустыню Скетис и стал первым отшельником в долине Вади Натрун.

Он сделался настолько знаменит, ему докучало столько посетителей, что зачастую приходилось тайком сбегать из кельи и искать убежище в пещере, находившейся в полумиле от его приюта. Вероятно, преследование стало таким утомительным, что святой прорыл туннель от кельи к пещере и, если не хотел, чтобы его заметили, уходил под землей от своих назойливых почитателей. «Переходя из кельи в пещеру, он обычно повторял двадцать четыре антифона, а возвращаясь, еще двадцать четыре».

Легко посочувствовать отшельнику, если представить себе, что среди его посетителей встречались весьма необычные персонажи. Однажды к Макарию пришел человек, который вел под уздцы оседланную кобылу, которую называл своей женой. Он объяснял, что другой человек влюблен в нее и, отчаявшись заслужить симпатию дамы, обратился к чародею с просьбой, чтобы женщина потеряла привлекательность в глазах мужа. Чародей, вероятно, воспользовался способом, известным Лукиану[10], и так хорошо исполнил свою работу, что, вернувшись домой, муж изумился, увидев на кровати пораженную горем кобылу.

«Тогда он возвысил голос в горестном плаче, омылся слезами и тяжко вздыхал; и говорил с нею, но она не давала ответа, так как не могла вымолвить ни слова».

Несчастный супруг обратился к шейху деревни, его жену пытались накормить сухой травой и хлебом, но она печально отвергла оба подношения, и тогда все решили, что помочь в этом деле сможет только аскет. Мужчина оседлал кобылу и повел ее в пустыню. Макарий обрызгал кобылу святой водой, накормил хлебом, приготовленным для евхаристии, и отправил мужа и исцеленную жену домой, указав, что они впредь должны регулярно посещать церковь.

Повествование Палладия позволяет предположить, что отшельников осаждали больные и увечные, так что через некоторое время пустыня превратилась в диковинное подобие Харли-стрит[11]. Чем громче была слава святого, тем больше к нему являлось посетителей; несомненно, чем труднее его было найти, тем крепче становилась решимость страждущих.

Палладий интересовался только чудесами отцов-пустынников, но если внимательно читать его рассказы, напрашивается вывод, что среди посетителей было много таких, которые и сегодня заполняют приемные покои врачей.

Молва о святости Макария разнеслась столь широко, что пустыня Скетис, дотоле действительно пустынная, вскоре оказалась усыпанной скитами других отшельников, в пещерах поселились многочисленные анахореты; во всяком случае, такова была картина на момент смерти Макария в возрасте 90 лет. Слава его перевалила дельту Нила. Набожные и любопытные путешественники прибывали в Египет специально, чтобы посетить страну отшельников и увидеть своими глазами новый образ жизни, утвердившийся в этом краю. И все приезжавшие слышали про Макария, немало людей посещали возведенную в его честь церковь, постепенно превратившуюся в монастырь Дейр Макарий.

Монастырь Макария Великого расположен на южной оконечности натриевых озер. Сияние его белых стен ослепляло — ведь мы подъезжали к нему рано утром.

На звон колокольчика отозвался старый монах, который провел нас в дом для гостей по пыльной тропинке между белыми зданиями. Я сел на диван у окна, из которого открывался вид на скопление плоских, грибообразных куполов, на увядшую зелень самого злосчастного из всех виденных мной монастырских садов — позднее мне сказали, что в этом месте в земле скопилось слишком много соли, — и на группу монахов, стоявших на солнцепеке подобно черным воронам и пристально глядевшим на окна дома для гостей. Тишину нарушил внезапный рокот электромотора, качавшего воду. Этот звук поражал, словно биение современного мира ворвалось в тишину уединенного места. Я припомнил, что заметил электрические лампочки и в других монастырях, но ни разу не слышал, как работает движок, и не видел свет включенным. Возможно, из всех установленных генераторов работал только тот, что в монастыре Св. Макария.