Города - Пол Филиппо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В нашем возрасте в подкорке неизменно сидит мысль: кто следующий? И мне кажется, что в этот раз следующим может оказаться Джазза. Я почти что вижу, как он скорчился на полу. Так что я иду в душевую, а в груди у меня как будто сжимается кулак. Я включаю свет. Джаззы все-таки нет.
Только его браслет на полу душевой.
Проклятие! Я нажимаю на кнопку звонка. Мне кажется, что проходят годы. Их эксперименты показывают, что нам всегда кажется, будто каждая секунда продолжается дольше, чем на самом деле. Наш мозг все время что-то предвидит. Он начинает отсчет времени от мысли, а не от увиденного. Поэтому я припадаю к кнопке звонка, повторяя про себя: «Давай же, давай!»
Мне вспоминаются все случаи, когда я проверял аппарат Джаззы, прежде чем отправиться спать. Аппарат говорит: Джазза в порядке и в безопасности, он в своей постели или наслаждается душем.
А раньше он так поступал? Это же Альцгеймер, они уходят, они пытаются купить мороженое посреди ночи где-нибудь на городской окраине или берут с собой пару телефонных справочников и направляются в аэропорт. Они не ориентируются, они чувствуют себя загнанными в ловушку, порой теряются и прут напролом. Они исчезают, а вам оставляют тревогу, горе и надежду — все вместе.
— Не беспокойтесь, мистер Брюстер, — говорит Мальчишка. — Мы найдем его.
И вот я вижу их там, на газоне, с фонариками. Едва заметная тень мысли щекочет меня: артиллерия отключена. Свет пляшет среди деревьев. Кирпичи подсвечиваются снизу, как маски в Хэллоуин.
Ничего.
Я тащусь в кровать, калибраторы впиваются в мои колени, скребут кожу, а я стар и не могу спать. Здесь, в Счастливой ферме, у меня нет даже возможности следить за отблесками автомобильных фар на потолке. Есть только стены, да еще то, что ожидает впереди, ночью. То, что уже ближе.
Когда ты стар, у тебя в жизни остаются еще кое-какие вещи и, в частности, твои обещания. Ты можешь действовать в соответствии с ними настолько медленно, насколько пожелаешь, настолько быстро, насколько это в твоих силах, и в течение всего времени, пока не капитулируешь. Я дал Бесси обещание. Так что я включаю свою машину и приступаю к взлому.
Кто знает «Секьюр-Ай-Ти» так, как я? Ну да, прошло сколько-то лет. Я поработал еще над некоторыми штучками, но я все-таки забираюсь в файлы, посвященные кадровому составу. Вы же понимаете — кто не хочет забраться в данные о персонале? Все хотят.
И я просматриваю каждое имя, каждое лицо, каждую запись голоса. Я вижу лицо, оно мне знакомо, но лишь в некоторой мере. Я знаю эту девочку — в какой-то мере. Она пришла с патентом на новый полимер, после чего была принята в штат. Да, образованная, да, хорошенькая, да, ноги красивые. Черт, я вдруг соображаю, что сейчас ей лет сорок. Прошли годы и годы с тех пор, как она ушла оттуда. Как и я.
Я вижу одного старикашку вроде меня; обвислые щеки и очки. Совершенно не могу его опознать, вот только меня сосет неприятное чувство, словно я — путешественник во времени. Когда-то я каждый день говорил этому человеку «привет».
Один за другим, и еще, и еще. Кто эти люди, сменяющие друг друга?
Один знакомый мне парень, теперь он возглавляет отдел. Что? Он — ничто. Трудяга. И что же? Он из тех, кто становится во главе отделов.
Я смотрю на эти впалые, скуластые щеки и вдруг, черт, понимаю, что это же Томми. Томми был симпатичным молодым парнем, он самостоятельно освоил программу, у него был талант. Сейчас он смотрит на меня широко раскрытыми глазами, у него складки в уголках рта, как будто он чем-то удивлен. Как неудачник, движущийся в никуда. Мне вдруг хочется забраться внутрь и разузнать, и прокричать: ничего вы не поняли, у этого парня талант, используйте же его на что-нибудь!
Мне вдруг хочется снова приходить туда каждый день в восемь часов утра, отрабатывать свое пиво и приглашать ребят пропустить по стаканчику. Мне хочется снова делать так, чтобы что-то происходило, даже если это будет сводиться к мелочной работе, выполняемой в кабинете.
Я просматриваю одно лицо за другим, и Силуэта среди них нет. Ну просто нет Силуэта.
А затем я наталкиваюсь на мои собственные данные. У-у, возможно, этот тип и есть Силуэт.
Вначале я увидел фотографию, которую сделать не мог. Я подумал, что это не я, не тот самый Брюстер, да кто же этот старый, странноватый мужик с двойным подбородком? И вот я смотрю на снимок: у меня опять почти все волосы, они опять черные, и я думаю, как же молодо я выгляжу.
Я читаю свой файл, и передо мной открывается история менеджера среднего звена, пару раз получавшего повышение. Там ничего не сказано о том, что я предложил систему опознания петлеобразного повторения. Там не говорится о том, что я первым использовал квантовые компьютеры в интересах обеспечения безопасности. Там не говорится о том, что именно я проинформировал инженерные войска о международном стандарте 20 203, регистрация которого отдала в наши руки Сингапур, Корею, а в конечном счете и Китай.
А вот дата моей отставки там имеется. А внизу написано: «Без видимых угроз безопасности. Отличительных черт нет».
Нет отличительных черт, прах их побери! А чего я мог ожидать? Спасибо? Корпорации, которая старалась бы премировать своих служащих? Надо полагать, этого я и ожидал, если разработал для них несколько уникальных штук, крупных штук, и их появление мои коллеги встречали стоя, с овацией, и я почему-то думал, что эти штуки заслуживают какого-то отличия. Но им не нужно, чтобы кто-нибудь заслуживал отличия. Они хотят отличий для себя самих. Но и они отличий не получают.
Все мы проваливаемся в черноту.
И я чувствую, как во мне поднимается страх.
О, страх можно изгнать. Да отвернитесь от него и уйдите в сторону! Или же позвольте ему парализовать вас. Вот только невозможно определить, как поступить с новым страхом. Нельзя повернуться и двинуться ему навстречу. Он никуда не денется. Потому что речь идет о страхе перед тем, что остается только принять.
Отношение к смерти может быть только одно: принять ее, а если вы пойдете на это в таком возрасте, как наш, то это будет означать приближение к смерти. Ты принимаешь ее, и она приходит к тебе.
Но ты получаешь нечто злое. Ты ведешь себя так, как ведут себя в мышеловке. Ты корчишься.
Я не могу сидеть спокойно. Я подпрыгиваю и прихрамываю, как будто нахожусь одновременно в состоянии наркотического и алкогольного опьянения, потому что моя комната похожа на гроб, и темно в ней так, словно моим глазам уже никогда не суждено открыться. Подпрыгивающими, судорожными шагами я выхожу в коридор, словно какая-то дурацкая кукла, которая получает импульсы к движению извне. Я прикладываюсь ребрами к стене, и меня это не заботит.
А потом я замечаю свет под дверью Мэнди. На мне нет рубашки, но мне плевать. Я боюсь. И не могу позволить себе бояться и дальше. Я стучусь к Мэнди.
— Рановато для общения, — заявляет она и рассматривает мои дряблые грудные мышцы. — Приглашаешь меня поплавать?
Она еще не смыла косметику, у нее понимающий взгляд, она потрясающе выглядит, как будто сегодня яркий, праздничный, превосходный субботний день.
Что до меня, то все окружающее начинает возвращаться к норме.
— Я… Мне только нужно поговорить. Ты не против?
— Не особенно. Ночи меня тоже нервируют.
Она выходит из комнаты и оставляет дверь открытой.
В ее комнате пахнет духами. На кровати — штук восемь игрушек… Мягкие собаки, черепахи. На полочке — огромный лиловый плюшевый медведь в целлофановой упаковке, украшенный большим лиловым бантом.
Она говорит, стуча искусственными ногтями по экрану:
— У меня ничего нет.
На какой-то момент мне кажется, что она имеет в виду: нет ничего в жизни. Потом до меня доходит: она занималась взломом. На экране — восемь стариковских лиц и фото парня, который захватывал мою внучку.
Я пододвигаю стул и снова ощущаю себя сильным.
— У меня тоже, — говорю, выражая тем самым, что ничего не обнаружил в файлах «Секьюр-Ай-Ти». — Я… Ну… Как-то удивился, что ты этим занимаешься настолько открыто.
— Смеешься? Мы пытаемся внести вклад в поимку Силуэта. Мне нужен любой снимок, какой подвернется.
Этот телеэкран прямо обращен к системе наблюдения. Я вынужден улыбнуться.
— Ты изобретательна, — говорю.
— Да неужто, правда? Как будто я без тебя этого не знаю!
Она смотрит на меня как на патологического бездельника. Она мне нравится.
— Тебе кто-нибудь говорил в последнее время, что ты умница?
Она кивает. Она согласна.
— Большинству людей чихать на то, кто ты есть, до тех пор, пока ты в состоянии платить.
— У тебя есть родные? — Я наклоняюсь вперед, втягиваясь в разговор. Мне хочется услышать ответ.
— Нет, — отвечает она беззвучно, одними губами. Она делает выдох через нос. — Зато у меня есть собственность.