Комбриг - Андрей Готлибович Шопперт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Грохнуть надо. Стоять. Бояться. Думать надо. Много вреда принесёт его побег. А сколько пользы, даже и не сосчитать. Нужно думать.
— Пройдёмте со мной, разберёмся, что вы за гуси, и что здесь делаете.
— Ваня! — к ним подходил Штерн Григорий Михайлович — начальник штаба Отдельной Краснознамённой Дальневосточной армии. — А я смотрю, ты или не ты. Зрение садится. Ох, а иконостас, круче, чем у меня. Товарищ, капитан госбезопасности пропустите. Это самый лучший вояка во всём СССР. Такого в Испании натворил, там до сих пор немцы с франкистами при его имени икать начинают.
Событие семидесятое
Старая одесситка прибегает на вокзал:
— Она таки ушла?
— Кто она?
— Да поезд, поезд.
— Так поезд он, а не она!
— Я вас умоляю! Или я буду паровозу между колёс заглядывать?
Ну, вот, обнимашки. Брехт очутился в крепких объятьях маршала. Тот долго хлопал его по спине, думал, наверное, что Иван Яковлевич подавился. А когда начали расцепляться, то произошёл казус. Прямо из казусов казус. Не смогли. Слиплись. Как-то уж так получилось, что орденами зацепились, ну и не мудрено, у Блюхера точно кольчугой вся грудь покрытым эмалью серебром защищена. Вот ордена «Ленина» и сцепились между собой. Это ещё хорошо, что они сейчас на закрутках, а то бы отцепились и повалились на закиданный бычками перрон. Конфуз. А так с помощью Штерна расцепились и поржали.
— Шёл казак куда-то вдаль.
На груди была медаль:
«За отвагу», «За победу»,
«За приятную беседу», — продекламировал Брехт.
— Ты, брось это, Ванька, наши с тобой не за беседу, кровью пролитой заработаны. А чего не все надел? — Блюхер отстранился от Брехта и оглядел его с головы до ног. — Хорош. А гимнастёрка какая красивая. Жених прямо. И комбриг теперь. Это тебе теперь бригаду нужно отдельную создавать. Так ты ведь неугомонный, у тебя вместо бригады корпус получится, бронетанковый. И все танки с крыльями, чтобы летали. А чего грязный? Тут сейчас бооольшое начальство приезжает. А ты на бойца похож, что из окопа вылез после немецкого артобстрела.
— Так я уйду.
— Э, нет. Стой. Фриновский друг теперь твой, пусть увидит знакомую рожу. Примешь удар на себя. — Хохотнул маршал.
— Так и, правда, грязный. — Иван Яковлевич попытался отряхнуться, получилось только хуже, мелкие частички сажи размазались.
— Стой, пусть тебе стыдно будет. Ага, вон и паровоз.
Мать же ж, твою же ж!!! Это прямо как из какого-то фантастического фильма прямо выехал паровоз. Прямо рот сам собой у Брехта открылся и закрываться отказывался.
— Ого, смотрите, это новейший паровоз «Иосиф Сталин» в том году удостоен премии Гран-при на Всемирной выставке в Париже. Самый мощный паровоз в Европе. Конструкционная скорость 115 километров в час. Мощность — 3 200 лошадиных сил. Правда, красивый, товарищи! Правда!? — Брехт обернулся, чуть позади и правее стоял и махал фуражкой мужчина в железнодорожной форме новой — гимнастёрка армейского покроя, темно-синего цвета с отложным воротником с петлицами. В петлицах с малиновой окантовкой три звезды. Большое начальство. Главный, наверное, по тарелочкам, то есть, по железнодорожным делам в Приморье.
Слава богу, успокоил, а то Брехт опять стал подозревать, что в параллельную реальность попал, настолько вид у паровоза был футуристический.
Вагона было три. Обычный плацкартный, потом штабной и потом снова плацкартный. Когда паровоз, обдав встречающих паром, остановился чуть дальше, то из первого плацкартного вагона стали спрыгивать на перрон и рассредоточиваться десяток сотрудников ГБ. Все командиры. Кубари и шпалы в петлицах. С охраной и почётным караулом ездят главный чекист и главный политуправленец Красной Армии. Фриновский вышел вторым. Сначала степенно вышел незнакомый Брехту мужчина с седыми волосами и двумя ромбиками старшего майора ГБ. Огляделся, оценил обстановку, и только потом отошёл в сторону, пропуская начальство. Брехт стоял далековато, в третьем ряду встречающих, и, тем не менее, оглядывая людей выстроившихся на платформе Фриновский на секунду на его физиономии взгляд задержал и еле заметно кивнул. Прошёл к Блюхеру, здороваться. А за ним и гроза командного состава РККА товарищ Мехлис показался. Брехт его на награждении видел, но не общались, и на банкете его не было. Не досуг человеку водку пить, занят. Да, ещё, говорят, трезвенник.
Злобным и страшным Лев Захарович не выглядел. Открытое простое лицо политработника и еврея.
Что про него из будущего знает Брехт? Не много. Дорастёт до Заместителя Председателя Совета народных комиссаров СССР. В 1942 станет представителем Ставки Верховного Главнокомандования на Крымском фронте. И потерпят наши войска, в том числе и под его руководством, там грандиозную Керченскую катастрофу. Будет понижен в звании и … Хрен его знает, что дальше, ничего примечательного, воевать будет, но ни одной победы связанной с его именем Брехт не помнил. Потом после войны станет вновь министром Государственного контроля СССР. И сгорит на работе, умрёт от инсульта. Запомнились слова кого-то из руководства страны после войны: «Да разве Мехлиса можно назначать на созидательные дела? Вот что-нибудь разрушить, разгромить, уничтожить — для этого он подходит». И сюда приехал карать. Доделывать за Люшковым работу.
Ага! А где Люшков?!
Глава 25
Событие семьдесят первое
Юбилейный вечер ветеранов. Повестка дня:
1. Торжественная часть.
2. Расстрел предателей.
3. Концерт.
Пока все здоровались и представлялись, Брехт попытался слинять, но опять наткнулся на того самого капитана госбезопасности. Вездесущий. Как-то представился же? Что-то еврейское? На «Т». Тарнель, Тармель? Ага, Тарнегель. Прорываться Иван Яковлевич через оцепление тарнегелей не стал. Раз перрон оцеплен, то и не стоит лишний раз к себе внимание привлекать. Один чёрт, пока всё это не закончится, то разговаривать с кем либо, о том, чтобы сгрузить «Мерседес» и отправить состав из четырёх вагонов дальше, не стоит и мечтать. Всё оцепили сотрудники НКВД, а люди, способные принять решение, все здесь. Нужно расслабиться и получать удовольствие. И не попадаться при этом на глаза большому начальству.
На удивление быстренько церемонию встречи высоких гостей свернули, не было девушек в красивых украинских платьях, подносящих хлеб соль, не было парубков, гопака отплясывающих в широченных шароварах, не было длинных речей. Оркестр сыграл «Интернационал» и «масквичи» потянулись к зданию вокзала. Брехт попытался опять затеряться, и в третий раз за день столкнулся с товарищем Тарнегелем. Не к добру. Пришлось следовать за боссами. На привокзальной площади дивчин с рушниками и хлебом опять не было, было десяток легковых машин всех возможных марок, но Эмки в основном, и несколько полуторок для сопровождающих сотрудников НКВД. Вот тут Ивану Яковлевичу удалось, наконец, отстать от толпы, и даже капитан госбезопасности исчез.