Ниссо - Павел Лукницкий

Не подняв головы, Рыбья Кость пошла к пролому в ограде.

Шо-Пир рассказал Мариам и Ниссо все, что знал теперь о последних проделках купца.

На тропе показался Бахтиор. Он подошел, запыхавшись, размахивая рукавами накинутого на плечи халата, взволнованный, возбужденный. Бахтиор начал рассказывать, что ущельцы идти за мукой боятся: у них нет зерна, и у многих из них нет ослов. Бахтиор, обойдя дома, убедился в этом и знает, куда все девалось.

- Все, Бахтиор, известно, - прервал его Шо-Пир. - И вот что я решил, Бахтиор. Мы сейчас пойдем с тобой в селение. Ущельцы волнуются, и это хорошо; мы поведем их в лавку купца, все отберем у него. Если мы пропустим такой момент, мы никогда себе этого не простим.

- Я тоже пойду! - воскликнула Ниссо.

- Хорошо. Только сначала навьючишь на нашего осла два пуда муки и отвезешь ее Рыбьей Кости. Ты понимаешь теперь, что напрасно ее ненавидела?

- Понимаю, Шо-Пир...

- Ну, так действуй! Пусть прежде, чем пойдем мы к купцу, Рыбья Кость убедится, что я ей не лгу и что мои обещания - не обещания купца. Ты еще и во двор к ней войти не успеешь, а уже все селение узнает, что ты привезла ей муку. И я нарочно именно тебя посылаю: хочу, чтоб Рыбья Кость помирилась с тобой... Мариам. Закройте здесь все. Больше никому ничего сегодня мы не будем давать. Идем, Бахтиор!

Таким, как сейчас, - быстрым в движениях, уверенным в каждом своем поступке, в каждом слове - Шо-Пир бывал прежде, когда его отряд готовился к боевой схватке, когда все зависело от четкости, стремительности, спокойствия каждого красноармейца. Шо-Пир ощущал в себе ту давно не испытанную легкость, ту спокойную приподнятость духа, какие всегда отличали его в дни боев с басмачами... Это настроение преобразило даже его лицо: сжатые губы, прямой и строгий взгляд поблескивающих серо-голубых глаз, чуть-чуть нахмуренный лоб...

Ниссо уже гнала по тропе навьюченного мукою осла. Даулетова запирала на деревянный замок тяжелую дверь пристройки.

- Я тоже пойду! - крикнула она прошедшему мимо Шо-Пиру.

- Отчего же! Идите! - по-русски ответил Шо-Пир.

12

Шо-Пир правильно рассчитал. Войдя в селение, он увидел группы возбужденных ущельцев. То, что прежде каждый скрывал от других, теперь обсуждалось всеми: власть знает о том, что произошло. Тайное стало явным. И, уже не думая о последствиях, факиры делились своими сомнениями и высказывали надежды на то, что власть, может быть, все-таки даст им муку. Только сейчас для всех становилась ясной система хитрых вымогательств купца. Все понимали теперь, что наущения Мирзо-Хура о караване неких советских купцов, будто бы скупивших зерно, оказались ложью.

Приверженцы Установленного расхаживали по селению и, минуя шумные группы факиров, делали вид, что не слышал язвительных замечаний. Пошепчутся - успокоятся, думали они. Такие, мол, взрывы гнева факиров бывали и прежде, с тех пор как появилась новая власть, а шана, сеиды и миры выронили из рук узду, управлявшую народом. Но гнев факиров подобен внезапному ветру: дай дорогу ему, он пронесется, как сквозь ущелье, и тишина возникнет сама собой.

Однако, когда в селении появились Шо-Пир и Бахтиор, приверженцы Установленного сразу сообразили, что на этот раз тишина не возникнет сама собой и лучше закрыть глаза на все, что может произойти. Скорее добраться до своих домов и не выходить из них.

Те, к кому подошел Шо-Пир, почувствовали, что им уже не встать тихонько и не уйти, бежит всегда виноватый, лучше переждать, может, гнев власти минует их?

Но Шо-Пир, не обращая на них внимания, подсел к факирам, заговорил просто, приветливо, так, как разговаривают с друзьями. Языки факиров развязались: размахивая руками, тыча себя в обозначенные худобой ребра, показывая лохмотья ветхих одежд, факиры изливали душу в жалобах на купца.

- Что будем делать, Шо-Пир?

- Совсем мы нищими стали, голодать будем?

- Зачем купец нас обманывал?..

А из переулочков, из-за оград все подходили люди. Они издали следили за разговором, сначала с опаской, потом с надеждой. Большой начинается разговор, надо послушать его!

И толпа растет вокруг Шо-Пира и Бахтиора...

А Шо-Пир отлично все понимает: ему не нужно ни горьких причитаний, ни гневных выкриков, - он видит нарастающее возмущение; короткими насмешливыми, язвительными словами он разжигает его. И замечает, что в толпу протискиваются женщины и слушают жадно и никто их не гонит.

"Пора!" - говорит себе Шо-Пир и легким скачком взбирается на ограду. Придерживаясь рукой за голую ветку тутовника, обращается к внезапно умолкшей толпе:

- Боялись вы до сих пор! Чего боялись? Посмотрите, какая мы сила! Кто помешает вам добиться справедливости? Почему, как рыба на крючок, попались вы на лживые обещания купца? Год за годом купец вытягивал из вас все: урожаи хлеба, ягод и яблок, скот, одежду... половину жизни убиваете вы, чтоб отдать ему долги, а он живет среди вас, руки на животе греет. Он мошенник, вор! Почему все ваше зерно у него? Почему вы ему отдали последних ослов? Чего боитесь? Ваши ребра торчат, дети умирают от голода! К черту пустые разговоры! К черту пустой страх! Никаких нет за вами долгов, ничего вы купцу не должны! Зерно, украденное им, ваше! Ослы, украденные им, ваши! Шерсть от ваших овец, шкуры лисиц, пойманных вами в капканы, - все у купца, у вора... Идемте к нему, возьмем обратно и разделим каждому его добро. Идемте за мною!

Шо-Пир спрыгивает с ограды и, кивнув Бахтиору, решительным шагом направляется к лавке купца. Толпа, как бурный поток, движется за ними.

Купец, увидев приближающуюся толпу, торопливо выходит из лавки. Он хочет незаметно обогнуть стену дома. Шо-Пир резко кричит ему: "Подожди!"

Сложив руки на груди, Мирзо-Хур стоит, наклонив голову, как разъяренный, но испуганный, не решающийся броситься вперед бык. Впрочем, он только кажется таким: сердце его бьется все глуше и совсем замирает от страха, приковавшего его к месту. Подойдя к нему вплотную, Шо-Пир видит, что губы Мирзо-Хура дрожат и что он боится поднять опущенные глаза.

А на плоской крыше лавки появляется Кендыри. Он глядит на толпу. Шо-Пир успевает заметить: Кендыри усмехнулся одним краешком губ. Скрестив ноги, он усаживается на крыше в той спокойной и непринужденной позе, в какой пребывают, предавшись молитве, все мусульмане.

- Ну что ж! - неспешно произносит Шо-Пир. Пришло время, Мирзо-Хур, рассчитаться с долгами. Открывай свою лавку, мы не тронем тебя, если та отдашь народу все, что взял у него. Где зерно?

И толпа, растекаясь, кольцом окружает лавку.

Купец неверным шагом входит в нее, распахивает настежь створки дверей. И первой, промелькнув мимо Шо-Пира, в раскрытые двери вбегает Ниссо.

- Куда ты, Ниссо?

А Ниссо уже юркнула в темную глубину лавки, и через минуту вся толпа слышит ее звонкий голос:

- Здесь зерно, Шо-Пир, до самого потолка! И мука!.. Муки сколько!..

13

Половина дома, в которой живет Гюльриз, озарена полыхающим красным отсветом. В огне очага медленно потрескивает хворост. Тьма висит по углам; в ней тонут полочки с глиняной посудой, козьи шкуры и одеяла, сложенные в глубине каменных нар. Четыре закопченных столба, подпирающих потолок, обозначают квадрат пола внизу и квадрат дымового отверстия наверху. Дым течет в это отверстие, и когда клубы его на мгновение слабеют, видны звезды. На каменных нарах вокруг очага сидят и полулежат Бахтиор, Шо-Пир, Мариам, Ниссо, Зуайда, Худодод, Карашир и Рыбья Кость. У огня на корточках, залитая красным светом, хлопочет Гюльриз. Вареный рис уже съеден. В большом котле кипит вода. Гюльриз понемногу вливает в нее из кувшина вечернее молоко, размешивает его большой деревянной ложкой. Рыбья Кость в новой грубоватой рубахе необычно опрятна, даже черные, с проседью, волосы ее заплетены в две жидкие косы. Она любовно смотри на личико спящего на ее коленях ребенка. Когда Карашир в новом халате верхом на осле торжественно въехал в сад Бахтиора, а Рыбья Кость, шедшая за ним, внесла в дом ребенка, Мариам испугалась: лицо ребенка было черным. Рыбья Кость объяснила, что незадолго перед тем ребенок споткнулся, раскровенив лицо об острый камень, и тогда она обмазала его смесью сажи и бараньего сала, выпрошенного у одной из соседок. С трудом добившись у Рыбьей Кости согласия, Мариам целый час осторожно снимала ватой и вазелином эту "лечебную" мазь. Теперь ребенок мирно спит на коленях матери, и только три багровые ссадины видны на его безмятежном лице.

Гости пребывают в том приятном состоянии, когда спорить уже никому не хочется, разговоры возникают и обрываются, и всем доставляет удовольствие переменный жар очага, нежно обвевающий лица, а тьма, скрывающая углы, создает особый, суровый уют. Бахтиор, свесив ноги с нар, снова и снова наигрывает на тихой двуструнке и чуть слышно поет:

Страсть к тебе в печени...

Горный козленок устремился в твою сторону.

Я схватился за голову от страданий!

Вода - по каналу, вода - по каналу!