Ниссо - Павел Лукницкий

- Зарубки на столбе делать!

Первыми явились два низкорослых ущельца, которых Ниссо не знала. Они ничего с собой не принесли - ни зерна, ни мешков. Шо-Пир, прикрывая лицо от мучной пыли, велел Мариам выдать им по два пуда.

- А почему? - сказала Ниссо. - Где их зерно?

- Вот ты какая строгая! У них нет его и не может быть, они не сеяли ничего, работали на канале, только теперь получили участок на пустыре. Дай им! - И Шо-Пир обернулся к ущельцам: - А мешки принесете.

Весы еще не были готовы, и Шо-Пир, определив на глаз вес двух опорожненных на треть мешков, взвалил их на спину ущельцам. Они ушли сияющие, преображенные.

Шо-Пир, торопясь доделать весы, оставил девушек одних.

Третьей в помещение робко вошла Зуайда, и за нею просунулась морда осла. Осел повел ушами, ему не понравилась пыль, он круто повернулся и лягнул порог двери.

Все рассмеялись. Похлопав по крупу осла, Зуайда сбросила с него два тяжелых мешка, сама втащила их в помещение.

- Сюда ставь! - сказала Ниссо. - Зерно здесь будем складывать.

И, помогая Зуайде перетащить зерно в угол, добавила:

- Видишь, Зуайда, не напрасно ты руку за меня поднимала, богатство сейчас тебе дам!

Кивнув Мариам, - не мешай, мол, сама справлюсь, - определила на глаз вес мешка, приподняла его, стукнула об пол и, объятая облаками мучной пыли, сказала:

- Бери!

В мешке было не меньше трех пудов. Ниссо это знала. Зуайда смутилась, но Ниссо повелительно повторила: "Бери!" - и они вдвоем поволокли мешок к двери. Пока Зуайда, навьючив на спину осла мешок, прикручивала его веревкой, Ниссо торопливо прошла в глубину помещения, где были сложены рис и сахар, и, схватив приготовленный кулек, искоса глянув на стоящую спиной к ней Мариам, вышла наружу.

- Это тебе, Зуайда, еще, - тихо проговорила Ниссо. - Сердце хорошее утебя. Никому не говори: рассердится Шо-Пир. Приходи ко мне, когда дела не будет, просто так приходи, всегда моя гостья ты!

Зуайда поцеловала Ниссо, толкнула осла кулаком и пошла за ним следом.

Ниссо вернулась в помещение и деловито сделала три зарубки.

После этого долго не приходил никто. Мариам и Ниссо удивлялись отсутствию ущельцев.

Шо-Пир, сделав весы, выбирал камни, которые должны были заменить гири. За оградой он неожиданно увидел Кендыри. "Зачем он здесь?" - подумал Шо-Пир, а Кендыри, поймав его взгляд, перелез через ограду и спокойным шагом приблизился к нему. Осмотревшись, как бы желая убедиться, что никто, кроме Шо-Пира. Не видит его, он почтительно поклонился, приложил одновременно одну ладонь к груди, а другую ко лбу - так, как здороваются повсюду на Востоке, но только не в Сиатанге.

- Да будет с тобою здоровье, почтенный Шо-Пир.

- Здравствуй! - продолжая выбирать камни, ответил Шо-Пир. - Ко мне?

- К тебе, если позволишь, Шо-Пир, - сказал Кендыри. - Разговор к тебе есть. Без чужих ушей поговорить с тобой можно ли?

- Чужих ушей здесь нет. Говори, - Шо-Пир отложил камни, кинул взгляд на халат и на тюбетейку Кендыри, вгляделся в его неподвижное лицо. - Важный разговор, что ли?

- Для тебя - важный. - Кендыри постарался не заметить выглянувшую из дверей Ниссо. - Может, пойдем в дом?

- Пойдем, - согласился Шо-Пир, встал, потер ладонь о ладонь и направился вместе с Кендыри к дому.

Выходя из помещения, Ниссо увидела Рыбью Кость, сразу насупилась, презрительно повела губами. Рыбья Кость стояла у порога пристройки, что-то объясняла Мариам.

- Пришла? Что надо тебе? - с вызовом подступила Ниссо.

- Шо-Пир где?

Ниссо полна высокомерия и надменности.

- Нет Шо-Пира сейчас. Мариам, что она говорила тебе?

- Муку просит.

- Ты тоже хочешь муку получить? - язвительно спрашивает Ниссо.

Рыбья Кость бледнеет от злобы, но, овладев собой, коротко бросает:

- Давай!

- Не дам! Тебе нечего делать здесь!

Мариам с недоумением следит за их разговором. Обе, сжав кулаки, готовы кинуться одна на другую. Мариам встает.

- Погоди, Ниссо! Кто она?

Ниссо презрительно молчит. Мариам обращается к Рыбьей Кости.

- Ты кто?

- А ты сама кто? - выкрикивает Рыбья Кость.

- Я? Учительницей буду у вас, ты не волнуйся, скажи свое имя - в списке я посмотрю.

- Рыбья Кость ее имя! - выкрикивает Ниссо. - Разве ты, Мариам, не видишь? Какое еще может быть у нее имя?! Нет в списке ее, Шо-Пир утром читал, я помню. Не полагается ей.

- Ты дохлая кошка, с тобой не говорю! - кричит Рыбья Кость. - Дрянь она, смотри список, жена Карашира я!

- Обе вы бешеные, смотрю, - спокойно, берясь за список, замечает Даулетова. - Ниссо, перестань! А ты не ругайся. Не знаю, что между вами такое. Карашир в списке есть.

- Карашир есть, этой змеи нет. Где Карашир? Где его зерно? Они сеяли. Не принесла зерна - не давать!

Мариам растерянно поднимает глаза на жену Карашира.

- Если ты жена Карашира, то почему, в самом деле, не привезла зерна?

Рыбья Кость, поджав губы, молчит, в угрожающих глазах - гнев; лицо мучительно дергается, да, она знает - Бахтиор. Придя к ней в дом, сказал Караширу: "Возьми осла, отвези зерно, получишь муку". Карашир хотел было признаться во всем, но побоялся ее. Она велела ему остаться дома, пошла сюда одна, надеясь как-нибудь уладить это, выпросить у Шо-Пира муку. Но всем распоряжается эта. Кинуться бы на нее, выцарапать ей глаза! Но Рыбья Кость вспоминает о детях, купец обманул, от него ничего теперь не получишь, дома ни крупинки муки, ни зернышка, впереди зима... Нет, все что угодно, только бы получить муку! Рыбья Кость глядит через дверь: полно мешков, даже стены, даже пол весь в муке - в белой, добротной, пшеничной, - сколько горстей можно собрать с одного лишь пола! Вся злоба пропала, в глазах только жадность. Смирившись, она произносит очень тихо:

- У меня нет зерна... Дай муки... Хоть немного муки!

- Как нет? - неистовствует Ниссо. - Не верь ей, Мариам! Спрятала! Есть у нее, вон, смотри! - Ниссо резко оборачивается, показывает на распростертое внизу селение. - Смотри, Мариам, тот дом, тот посев, Не меньше других зерна собрала она. Ничего не дам, врет она! Когда мы собирали ослов, чтобы Бахтиор пошел в Волость, она нас прогнала.

В глазах Рыбьей Кости слезы.

- Дай! - чуть слышно произносит она.

- Не дам! - отрезает Ниссо.

- Погоди, Ниссо... Пусть Шо-Пир скажет сам. Подождем Шо-Пира.

- Нечего ждать Шо-Пира, скажет то же, что я. Уходи отсюда! Слышишь, или камнями тебя прогоню!

Рыбья Кость ничего не отвечает. С ненавистью, сквозь слезы взглянув на Ниссо, она поворачивается, минует пролом ограды, скрывается за камнями. Явное злорадство Ниссо удивляет Даулетову.

- Ты злая... И я не знаю, права ли ты. Надо было, чтоб она подождала Шо-Пира. С кем это он говорит так долго?

- Ничего, Мариам, ты не понимаешь! - выпаливает Ниссо.

Ей немножко стыдно: почему Рыбья Кость перестала кричать и заплакала? Конечно, хорошо, что она так унижена, но лучше было б, если бы не заплакала. "Нет, - отгоняет Ниссо внезапную жалость, - все врет она, так ей и надо!"

- Ты спрашиваешь, Мариам, с кем разговаривает Шо-Пир? Зовут его Кендыри, хороший человек, бороды бреет здесь... Помощник купца.

- Все-таки я спрошу у Шо-Пира об этой женщине.

- Спроси, спроси! Она хотела, чтоб меня отдали Азиз-хону...

- Ах, вот в чем дело! - Бросив взгляд на тропу, Даулетова замечает Рыбью Кость, присевшую на камнях. Ясно: решила дождаться Шо-Пира. Даулетова ничего не говорит Ниссо.

10

- Шо-Пир, ты знаешь... Я живу здесь год.

- Знаю, год.

- Я живу у купца. Ты тоже знаешь.

- Знаю.

- Ты ко мне не приходил - бреешься сам. Я к тебе не приходил, разговоров с тобой не вел. Скажи, почему?

- По-моему, это ты сам мне можешь сказать.

- Для этого я сейчас пришел.

- Видно, за год успел надумать, что сказать?

- Не смейся. Объясню, ты поймешь. Я много ходил по горам, людей видел. Разную видел власть. Бродячий брадобрей не привык разговаривать с властью; есть страны, где меня били; в других местах - гнали камнями, думали, что я вор. В Канджуте я два года лежал в тюрьме, знаешь, почему лежал?

- Откуда мне знать?

- Канджутцы не любят англичан. Любят русских.

- Допустим.

- Это правда. На площади Чальта я брил людей. Распространился слух, что я хороший мастер. Пришел солдат, сказал: идем к туму, будешь брить его бороду! Власть приказывает, я пошел, начал брить ему бороду. Он стал хвалить англичан. Я глупым был, не подумал, сказал: твой народ любит русских! Одна сторона бороды тума осталась невыбритой, а меня положили в тюрьму. Тюрьма была под землей, скорпионы, пауки змеи ползали по лежащим. Меня били палками, - вот след на щеке, вот еще - видишь? - на лбу, еще вот! - Кендыри распахнул ворот халата, показал красные рубцы на груди. - Другие умирали, я жив остался. Потом меня выгнали из тюрьмы. Я пришел в Яхбар, болел, во рту у меня был вкус смерти. Человек сказал мне: идем со мной, будешь брить бороду Азиз-хона, высокая честь. Я вспомнил Канджут, я знал, какая это высокая честь. Убежал. Прибежал сюда. Стал жить у купца Мирзо-Хура. Жил этот год у него, помощником ему стал, в сердце моем была благодарность. К тебе не шел и к Бахтиору не шел: вы власть. Я вспоминал Канджут и боялся власти. Но я целый год издали смотрел на тебя и теперь понимаю, что канджутцы, которые хвалили русских, правду мне говорили и что справедлива советская власть. Я не понимал, почему ты не любишь купца. Теперь мне ясно почему: он человек недостойный...